Прогрессивный блок

См. также: Прогрессивная партия

Прогресси́вный блок — объединение депутатских фракций IV Государственной думы и Госсовета Российской империи в годы Первой мировой войны 1914—1918 гг. Образован в августе 1915, когда патриотический подъём первых месяцев войны сменился тревогой, вызванной весенне-летним отступлением русских войск. Состоял преимущественно из представителей парламентских партий прогрессистов, кадетов, октябристов и «прогрессивных русских националистов». После Февральской революции лидеры объединения вошли во Временное правительство России — так называемое «правительство народного доверия».

Обстоятельства создания

Весенне-летние поражения русских войск от германской армии в 1915 нарушили «единение» царя с IV Государственной думой.

19 июля 1915 открылась 4-я думская сессия. Крайние правые полностью поддержали правительственную декларацию. Но другие фракции — от националистов до кадетов — выступили с критикой правительства И. Л. Горемыкина, требуя создания кабинета, пользующегося «доверием страны». Вокруг этого лозунга объединились большинство фракций Думы и часть фракций Госсовета.

9-22 августа 1915 в Думе и Госсовете по инициативе лидера кадетов П. Н. Милюкова между депутатами были проведены переговоры, которые привели к подписанию 22 августа 1915 г. формального соглашения, получившего название Прогрессивный блок (По др. источникам Блок создан 25 августа). Фактический лидер Прогрессивного блока Милюков строил планы оказывать силами депутатов коалиции давление на правительство, понуждать последнее к реформам.

В Блок вошли представители 6 фракций Государственной думы: кадеты (59 депутатов), «прогрессисты» (48), левые октябристы из фракции «Союз 17 октября», часть депутатов из фракций правых октябристов-земцев, группы Центра и правых националистов-прогрессистов во главе с В. В. Шульгиным (в начале 1915 последний основал фракцию «прогрессивных русских националистов» в Думе). Всего 236 думцев из 442 членов Государственной думы. Также в объединение вошли 3 фракции Госсовета (центр, академическая группа и внепартийные). Всего же в Блок вошло более 300 человек. Вне его пределов остались думские фракции крайне-правых монархистов и националистов, безоговорочно поддерживавшие правительство, а также социал-демократы-меньшевики и трудовики (2 последних фракции левых радикалов, хотя и называли этот парламентский союз «желтым блоком»,, фактически солидаризировались с его политикой).

Состав

Ведущее место в Прогрессивном блоке занимали кадеты. С момента создания Блока в нем выделились 3 крыла: правое (центристы, земцы-октябристы, националисты-прогрессисты), левое (кадеты и левые октябристы) и крайне левое (прогрессисты).

Для ведения практической работы Прогрессивного блока было избрано Бюро из 25 человек (председатель — член Госсовета октябрист В. В. Меллер-Закомельский; с 4 сентября 1915 — руководитель депутатской группы «Союз 17 октября» левый октябрист С. И. Шидловский), в которое вошли кадеты П. Н. Милюков, А. И. Шингарёв, прогрессисты И. Н. Ефремов, А. И. Коновалов, левый октябрист А. И. Звегинцев, октябристы-земцы М. С. Акалелов, М. М. Алексеенко (председатель бюджетной комиссии Думы), И. И. Дмитрюков, граф Д. П. Капнист 2-й и Н. А. Ростовцев, председатель фракции Центра В. Н. Львов и его заместитель П. Н. Крупенский 1-й (секретарь думской части Блока), «прогрессивные» националисты В. В. Шульгин, А. И. Савенко, граф В. А. Бобринский 2-й и др.

В Прогрессивный блок также входили центристы Б. И. Кринский, Н. Д. Крупенский 2-й, А. Н. Лихачев, С. А. Рыблов, Д. Н. Сверчков, прогрессисты-националисты А. Г. Альбицкий, И. Ф. Половцов 2-й, И. А. Рындовский, октябристы-земцы А. И. Алехин, Н. И. Антонов, М. И. Арефьев, А. А. Лодыженский, Л. Г. Люц, М. В. Родзянко 1-й (председатель Государственной думы), С. Н. Родзянко 2-й, Н. В. Савич, П. А. Хохлов, левые октябристы М. Г. Аристаров, Н. А. Хомяков, кадеты В. И. Алмазов, А. Г. Афанасьев, Н. В. Некрасов, Ф. И. Родичев, А. С. Салазкин, московский городской голова М. В. Челноков, прогрессисты А. А. Барышников, Н. И. Родзевич, независимые М. А. Караулов, Е. Д. Логвинов, беспартийный Н. Н. Рычков и др.

Программа

Программа (Декларация) Прогрессивного блока сводилась к требованиям создания «правительства доверия», проведения политики, направленной на «сохранение внутреннего мира», частичной амнистии осуждённых по политическим и религиозным делам, отмены некоторых ограничений в правах крестьян («уравнение крестьян в правах») и национальных меньшинств («вступление на путь отмены ограничительных в отношении евреев законов», «автономия Польши», прекращение репрессий против «малороссийской печати»), предоставления больших возможностей для местного самоуправления («пересмотр земского положения», «волостное земство»), восстановления деятельности профсоюзов. Содержание программы определялось стремлением найти почву для соглашения с правительством на основе минимума либеральных реформ и доведения войны до «победного конца». Это была последняя попытка конструктивных сил общества заставить монарха допустить минимум либеральных реформ, чтобы избегнуть широкого недовольства и отторжения от верховной власти даже столичной элиты, — тем самым, предотвратить возможную революцию-катастрофу в условиях мировой войны. По максимуму депутаты Прогрессивного блока готовы были предложить новый состав правительства. При этом подразумевалась незыблемость Основных Законов Российской империи, по которым новое правительство было бы подотчетно по-прежнему не Думе, а Царю.

Но и эта программа оказалась неприемлемой для монарха: как бы в ответ Николай II снимает великого князя Николая Николаевича с поста верховного главнокомандующего и 23 августа 1915 г. принимает на себя обязанности по командованию всеми российскими вооруженными силами.

3 сентября 1915 Дума была распущена на каникулы.

Участие в политическом процессе 1915—1917 гг

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Попытка главноуправляющего землеустройством и земледелием А. В. Кривошеина образовать «правительство общественного доверия» была отвергнута Николаем II и привела к отставке Кривошеина (октябрь 1915).

Думская оппозиция в лице Прогрессивного блока заняла выжидательную позицию, рассчитывая на компромисс со Двором. Члены Государственной думы активно сотрудничали с правительством, принимая участие в работе особых совещаний.

9 февраля 1916 возобновились занятия Думы. Думцам было предложено работать с новым председателем Совета министров Б. В. Штюрмером.

Крайнее обострение политического положения в столицах осенью 1916 провоцировало депутатов Прогрессивного блока взять более решительный тон. Вместе с тем, депутатам-прогрессистам это казалось уже недостаточным и в знак протеста против отсутствия в декларации Блока требований ответственного министерства и создания следственной комиссии для расследования действий правительства, 31 октября 1916 фракция прогрессистов вышла из Прогрессивного блока.

Открывшаяся 1 ноября 1916 5-я сессия Думы приступила к обсуждению общего положения в стране. Прогрессивный блок потребовал отставки главы правительства Б. В. Штюрмера, а также создания «ответственного министерства». Вынужденный пойти на отставку Штюрмера (10 ноября), Николай II и его ближайшее окружение, тем не менее, продолжали прежнюю политику, что привело к дальнейшему обострению положения.

6(18) ноября 1916 товарищами (заместителями) председателя Государственной думы были избраны представители Прогрессивного блока — левый кадет Н. В. Некрасов и националист-прогрессист В. А. Бобринский 2-й.

Дума, в лице Прогрессивного блока, продолжила конфронтацию с царем.

Новый глава правительства А. Ф. Трепов предложил Думе несколько частных законопроектов. В ответ Дума во главе с Прогрессивным блоком выразила недоверие правительству. К ней присоединился Госсовет. Это свидетельствовало о полной изоляции монарха и правительства.

16 декабря 1916 Дума была опять распущена на каникулы (17 декабря был убит Г. Е. Распутин).

27 декабря 1916 получил отставку А. Ф. Трепов и в тот же день главой правительства безо всяких консультаций с думскими лидерами Николай II назначил Н. Д. Голицына.

В день возобновления заседаний Думы, 14 февраля 1917, представители парламентских партий пытались организовать демонстрацию к Таврическому дворцу под лозунгом доверия Государственной думе в лице Прогрессивного блока.

Февральская революция 1917 прервала деятельность Прогрессивного блока. Многие из его руководителей вошли в состав Временного комитета Государственной думы, а затем — Временного правительства.

Следует отметить, что сразу же после захвата власти деятели Временного правительства отбросили выдвигавшийся ими ранее лозунг «ответственного перед Думой правительства», де-факто, а затем и де-юре распустив Государственную Думу.

См. также

• Прогрессивная партия («прогрессисты»)
• Конституционно-демократическая партия («кадеты»)
• Союз 17 октября («октябристы»)

Литература

• Алексеева И. В. Последнее десятилетие Российской Империи: Дума, царизм и союзники России по Антанте 1907—1917 годы. — СПб., 2009;
• Буржуазия накануне Февральской революции, М.- Л., 1927;
• Государственная Дума. Стенографические отчёты. Созыв 1 — 4, СПБ, 1906 — 17;
• Государственная дума в России. Сб. документов и материалов, сост. ф. И. Калинычев, М., 1957;
• Грунт А. Я., «Прогрессивный блок», «Вопросы истории», 1945, № 3 — 4;
• Дякин B. C., Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны (1914—1917), Л., 1967;
• Кадеты в дни галицийского разгрома, 1915, «Красный архив», 1933, т. 4;
• Ленин В. И., Поражение России и революционный кризис, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 27;
• Прогрессивный блок в 1915—1917, «Красный архив», 1933, т. 1;

Отрывок, характеризующий Прогрессивный блок

Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.