Продажа чинов

Продажа чинов — система комплектования офицерского корпуса армии, при которой офицерские чины продаются за деньги. Была распространена в большинстве европейских армий со средних веков и до конца XIX века.

История

В средние века глава государства обыкновенно назначал только командира полка, который уже сам назначал капитанов, а капитаны — своих поручиков. Эта система пала с учреждением постоянных армий. Сначала утверждение, а затем и назначение всех офицеров сделалось исключительным правом короля. Отсюда постепенно развилась система продажи чинов.

Во Франции

Особенно процветала система продажи чинов до революции во Франции. Чины продавались даже малолетним, в числе, значительно превышавшем потребность в офицерах. Так, в 1665 году во Франции было 94 генерал-лейтенанта на 46 пехотных полков. В конце XVIII века полковников было в 3 раза больше, чем полков, капитанов — в 10 раз больше, чем рот; из 36 тысяч офицеров фактически несли службу лишь 13 тысяч. Не продавались только чины майора (должность заведующего хозяйством) и подполковника (помощник командира полка).

В германских государствах

Продажа чинов в Саксонии была отменена после Семилетней войны.

В Австрии она существовала ещё в эпоху Наполеоновских войн. В 1803 году в Австрии было запрещено продавать офицерские патенты. Однако продолжал допускаться обмен патентами по соглашению между офицерами, а выплачиваемые за такой «обмен» деньги оставались частным делом офицеров. Требовалось только согласие полкового командира. В 1850 году чин лейтенанта пехоты стоил около 2000 крон.

В Англии

В Англии продажа чинов началась во время правления Карла II в 1683 году.

Она была результатом так называемых «прав собственности», которые получали офицеры королевской армии в прошлом. В обязанности офицеров входил набор необходимого количества рекрутов, обеспечение солдат довольствием, снаряжением, амуницией. На все это офицеру выдавались деньги; сумма эта зависела от количества завербованных солдат. Офицеры королевской армии, таким образом, получали значительную выгоду от дарованных им «прав собственности». В ХVIII веке система патентов продолжала существовать, хотя «права собственности» офицеров были во многом ограничены.

Производство офицеров как в первый, так и в последующие чины обусловливалось взносом известной суммы денег; за первый чин платили от 450 до 1200 фунтов стерлингов. Всего, чтобы достичь чина подполковника, надо было разновременно уплатить, смотря по роду оружия, от 4,5 до 8 тысяч фунтов стерлингов. При производстве в полковники все взносы возвращались; оставлявшие службу ранее, теряли их, но они имели право уходя в отставку продавать свой патент. При этой системе быть офицерами могли только очень богатые люди, и раз поступившие, невольно удерживались на службе.

Благодаря этой системе дети богатых дворян получали возможность занимать высокие посты в весьма юном возрасте. Так, Артур Уэсли, будущий герцог Веллингтон, победитель при Ватерлоо, в 24 года был уже подполковником 33-го пехотного полка.

Во время Крымской войны обнаружилась полная некомпетентность сформированного таким образом британского офицерского корпуса, что привело к движению за реформу системы. Тем не менее она сохранялась до 1871 года. Отмена продажи чинов встретила сильную оппозицию в палате лордов и состоялась по особому повелению королевы.

Преимущества и недостатки системы

Основным недостатком системы покупки чинов была малая компетентность офицеров, купивших чины за деньги и невозможность продвижения для тех, кто не располагал значительными средствами.

С другой стороны, система продажи чинов делала менее вероятным участие армии в революции или государственном перевороте, так как офицерами были люди из богатейших слоёв общества.

Отрывок, характеризующий Продажа чинов

– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.