Научно-исследовательский институт

Для термина «институт» см. также другие значения.

Нау́чно-иссле́довательский институ́т (НИИ) — самостоятельное учреждение, специально созданное для организации научных исследований и проведения опытно-конструкторских разработок.

Предыстория

Если исходить только из критерия «коллективно организованного труда специалистов», то исторически первыми прообразами НИИ были Дома знаний древнего Вавилона и Египта. Храмы, в которых располагались крупнейшие из хранилищ табличек, папирусов, содержимое которых не только преподавалось, но изучалось и дополнялось учёными людьми, становились «храмами науки» в прямом смысле слова. Астрономия и медицина были (и оставались, вплоть до эпохи арабской гегемонии в научных исследованиях) крупнейшими, но не единственными областями организованных научных исследований. Продуктом научного труда этих центров были достаточно обширные энциклопедии, в которых систематизировались знания и наблюдения в других областях естествознания.

Если применительно к древнему Египту и Вавилону у учёных нет однозначного мнения относительно технической оснащённости астрономических наблюдений, то применительно к арабскому миру новой эры имеется достаточно много артефактов. Наиболее ранним из этих учреждений является Багдадская обсерватория IX века, построенная в период правления халифа Аль-Мамуна. Известны также Марагинская обсерватория XIII века, обсерватория Улугбека в Самарканде XV века, Стамбульская обсерватория Таки аль-Дина XVI века и др.

Заметным событием в истории европейской науки Нового времени стала постройка «Ураниборга» (заложен в 1576 году), а потом и Стьёрнеборга (заложен ок. 1581, когда Ураниборг оказался непригоден) — обсерваторий, построенных для Тихо Браге королём Кристианом IV на принадлежавшем тогда Дании острове Вен. Это был ещё и самый дорогостоящий научный проект эпохи: по оценкам, на строительство замка-обсерватории тратилось до 1% госбюджета страны. В «штате» у Браге предусматривалось несколько помощников (студентов). Однако к 1597 году финансы короля иссякли, Тихо Браге покинул остров — так и не создав устойчивой, преемственно развивающейся научной школы, которая предполагается в основе любого современного научно-исследовательского института. Ураниборг был разрушен вскоре после смерти великого астронома.

Лондонское королевское общество, созданное в 1660 году и Французская академия наук, созданная в 1666 году стали важными организационными предпосылками, которые обеспечили, в известной степени, поддержку наиболее гениальных своих представителей. Однако и Ньютон, и Лавуазье работали, прежде всего, в одиночку, и их лаборатории не продолжили своё существование в качестве самостоятельных институтов.

В России указ Петра I от 28 января (8 февраля) 1724 года об учреждении Петербургская академия наук (открылась уже после его смерти, 27 декабря 1725 года) открывал перспективу смелому проекту, в котором обучение наукам должно было происходить в рамках академии, лучшие из студентов которой могли бы продолжать в ней свои исследования уже как самостоятельные учёные. Однако проект этот несколько опередил эпоху; найти деньги для привлечения в Россию лучших европейских умов уровня Леонарда Эйлера оказалось проще, нежели изыскать русских студентов, способных к пониманию преподаваемого. Для заполнения аудиторий пришлось приглашать из-за рубежа и студентов. После 1730 года, когда на престол вступила Анна Иоанновна, интерес к академии упал, стали разъезжаться и учёные…

Петровская Академия была отнюдь не первым в Европе учреждением, где академическая структура дополнялась обучением и научными исследованиями. Ещё в 1700 году Лейбниц создал Берлинскую академию наук, в структуру которой влились обсерватория (1709), анатомический театр (1717), ботанический сад (1718). В дальнейшем организация лабораторий при университетских кафедрах стала одним из направлений развития сферы НИОКР в Европе.

Основанная в 1925 году Bell Labs — не первый, но один из типичных для США примеров создания исследовательского центра на частнопредпринимательской основе.

История

Прецедент применения слова «институт» фр. l’institute, — изначально: установление (в лексике до начала XX века), учреждение — к организации, занимающейся научными исследованиями, был впервые создан во Франции: «Институт Франции» (фр. Institut de France), открытый 25 октября 1795 года, объединил несколько академий, упразднённых Национальным конвентом в 1793 году.

К концу XIX века, по мере дифференциации и интеграции науки, на повестку дня выдвигаются проблемы, решение которых оказывается не по силам учёным-одиночкам, лаборатории и мастерские которых испокон лежали в основе инноваций в мировой науке и технике.

Решение этих новых проблем потребовало организации коллективного труда учёных разных специальностей. Собираемые под эгидой института, они берут на себя всестороннюю разработку, каждый в рамках своей узкой специальности, конкретных фундаментальных идей, изначально выдвигаемых крупным учёным соответствующей области знания. Первые прообразы современных НИИ, разрабатывающих фундаментальные проблемы, появились в области естествознания — это, например, французский Институт Пастера (основан 4 июня 1887 года).

Для государства научно-исследовательские и опытно-конструкторские институты и лаборатории стали удобной организационной формой для оказания финансовой поддержки. Например, в 1911 году в Германии с этой целью было создано Общество кайзера Вильгельма, объединявшее научно-исследовательские учреждения страны, лаборатории, поверочно-метрологические станции и т. п.

В России одним из первых «НИИ» в современном смысле стал Опытовый бассейн, созданный в 1900 году и возглавляемый академиком А. Н. Крыловым, который дал не только мощный импульс постановке научно-исследовательских работ в русском кораблестроении, но и образец НИИ военно-промышленного комплекса (ЦНИИ им. академика Крылова и поныне работает в Санкт-Петербурге). Со своей стороны, основанный в конце 1905 года в Петербурге Пушкинский Дом стал одним из первых образцов научно-исследовательского института гуманитарного направления.

Наше время

К середине XX века НИИ стали основной формой организации коллективной научной деятельности в большинстве стран. Необходимость решения сложных междисциплинарных научных задач привела к созданию комплексов НИИ и научных центров. Наиболее сложно и противоречиво, ввиду факторов научной и коммерческой тайны, шло развитие международных НИИ. В 1950—1980-е годы международное научно-техническое сотрудничество на межгосударственной основе наиболее интенсивно развивалось между СССР и другими странами-членами СЭВ. На частнопредпринимательской же основе это сотрудничество развивалось внутри транснациональных корпораций, где «фактор границ» преодолевался «фактором единого собственника» результатов научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок (НИОКР). Крупнейшим международным проектом, выполняемым при совместной государственной поддержке нескольких стран, стал в 1960—1970-е годы «Конкорд».

В СССР научно-исследовательские институты, создаваемые при министерствах, академических, а также при крупнейших учебных заведениях, являлись основной организационной формой обеспечения научного прогресса. Распределение выпускников технических специальностей в НИИ открывало для желающих возможности более быстрой, нежели в ВУЗах, карьеры. Более ощутимым это преимущество было в научно-производственных объединениях (особенно, военно-промышленного комплекса), где облегчалась возможность перехода из «чистой науки» на производство и обратно. Вместе с тем, многие выпускники (в основном, получавшие высшее образование не ради занятия наукой, а из соображений престижа), составляли кадровый балласт, который многим НИИ приходилось держать на протяжении, как минимум, 3 лет — срока, в течение которого распределённый молодой специалист не мог быть уволен.

Аббревиатура «НИИ», с которой начинаются сокращённые названия научно-исследовательских институтов, совпадает по звучанию с частицей «ни», что является основой для множества шуток, основанных на таком созвучии. НИИЧАВО, или научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства — классика жанра братьев Стругацких, в чьих произведениях начала 1960-х годов нашла отражение и созидательная атмосфера советских НИИ эпохи «физиков и лириков», и типичные для этих институтов «издержки», а также знаменитый на весь Советский Союз (но в действительности никогда не существовавший под таким названием [www.niuif.ru/o-kompanii/istoriya-niuif/]) Научно-исследовательский институт химических удобрений и ядохимикатов [www.sokr.ru/card/31780sac560d2c/ Словарь сокращений русского языка SOKR.RU]. В Новосибирском Академгородке существует Арт-Клуб НИИКуДА — Научно-исследовательский институт культурного досуга Академгородка.

См. также

• Прикладные исследования
• НИР
• НИОКР
• Ценообразование на НИОКР

Отрывок, характеризующий Научно-исследовательский институт

Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.