Проект «Альберта»

Проект «Альберта» (англ. Project Alberta, также известный как проект «А» (англ. Project A)) — подпроект Манхэттенского проекта, целью которого являлась организация доставки ядерного оружия для осуществления бомбардировок Хиросимы и Нагасаки во время второй мировой войны.

Проект «Альберта» был начат в марте 1945 года, в его реализации были задействованы военнослужащие 51-й армии и ВМС США и гражданский персонал, в том числе одного британского учёного. Задачи проекта включали разработку конструкции атомных бомб, которые можно было бы транспортировать по воздуху, изготовление и сборку таких бомб. Работы по проекту велись на базе ВВС США в Вендоувере, штат Юта, при помощи специального подразделения 216-й армии США (получившего название «Проект W-47»), с использованием модифицированного бомбардировщика B-29s (проект «Сильверплейт»). После завершения разработки ядерного оружия надлежащей конструкции, персонал проекта был присоединён к 509-му соединению ВВС США, базировавшемуся на Тиниане, Марианские острова, где была завершена подготовка к ядерной бомбардировке.

Предыстория

Реализация Манхэттенского проекта началась в июне 1941 года, первоначально проектные работы были ориентированы на производство делящихся материалов, но в начале 1943 года директор проекта Лесли Гровс создал Лос-Аламосскую лабораторию под руководством Роберта Оппенгеймера (также известную как «проект Y») с конкретной задачей создания атомных бомб. Наряду с Лос-Аламосской лабораторией было создано подразделение, ответственное за доставку атомных бомб к цели во главе с капитаном Уильямом Парсонсом, а также подразделение (группа Е-7), ответственное за координацию действий по разработке и доставке ядерного оружия. Группой Е-7 руководил физик Норман Рамзей, в её состав входили также Шелдон Дайк и Бернард Уолдмен.

Плутониевая бомба «Худыш», разработанная в Лос-Аламосе в 1943 году, имела 5,2 метра в длину. Бомбу такого размера могли нести на борту лишь два типа бомбардировщиков авиации антигитлеровской коалиции — британский Avro Lancaster и американский Boeing B-29 Superfortress, причём последний — только после существенной модификации. В августе 1943 года У.Парсонс провёл на полигоне ВМС США в Дальгрене, штат Вирджиния, первые испытания с макетом бомбы «Худыш» длиной 2,7 метра. Поскольку в распоряжении Парсонса не было ни B-29, ни Avro Lancaster, макет бомбы был сброшен с торпедоносца- бомбардировщика Grumman TBF Avenger. Результаты испытания оказались неутешительными — бомба при падении входила в штопор. Это продемонстрировало, что нужна длительная программа испытаний.

Последующие испытания были проведены на базе ВВС США «Мюрок» в Калифорнии в марте и июне 1944 года. Были задействованы самолёты Silverplate (модификация Boeing B-29 Superfortress) и макеты бомб «Худыш» и «Толстяк». С октября 1944 года испытания проводились на базе ВВС США в Вендоувере в штате Юта. График и содержание испытаний разрабатывала Лос-Аламосская лаборатория («проект Y»), а проведение испытаний осуществляло специальное подразделение 216-й армии ВВС США, получившее название «Проект W-47». До ноября 1944 года испытания шли наблюдением Н.Рамзея, после чего руководителем программы испытаний и непосредственным начальником У.Парсонса был назначен коммандер Фредерик Ашворт. Макеты бомб для испытаний изготавливались в специальных подразделениях 509-го соединения и 216-й армии ВВС США. Испытания продолжались до самого конца войны в августе 1945 года. Сначала в испытаниях были задействованы только специализированные подразделения, но по мере того как испытания становились более детальными и в них началось использование реальных взрывчатых веществ, в программу испытаний вовлекались все более широкие круги специалистов.

Организация. Выбор места базирования

Руководство Манхэттенского проекта и командование ВВС США в декабре 1944 года достигли договорённости, что проект по разработке средств доставки ядерного оружия будет развёрнут на Марианских островах, и в январе 1945 года Парсонс и Ашворт провели совещание с офицерами ВВС по вопросу создания базы для развёртывания инфраструктуры проекта. В феврале 1945 года Ашворт доставил на Гуам письмо адмиралу Ч.Нимицу с информацией о Манхэттенском проекте.

Первоначально предполагалось, что 509-е соединение ВВС США будет базироваться на Гуаме, но Ашворт, осмотрев остров, убедился в плохом состоянии инфраструктуры порта и столкнулся с нехваткой строительных материалов. После этого командование ВВС США предложило Ашворту в качестве альтернативы остров Тиниан, расположенный в 200 километрах к северу от Гуама, где имелось два хороших аэродрома. Командующий гарнизоном Тиниана, бригадный генерал Фредерик Кимбл, рекомендовал Ашворту использовать базу Норт-Филд, с чем Ашворт согласился.

В марте 1945 года деятельность подразделений, занятых разработкой атомного оружия и средств его доставки была реорганизована и сведена единый проект, получивший название «Альберта». Организационная структура проекта включала группу Н.Рамзея, занимавшуюся средствами доставки (получила наименование O-2), группу О-1 коммандера Френсиса Берча (вооружение), группу X-2 Кеннета Бейнбриджа (разработка, инжиниринг и испытания), группу O-3 Роберта Броуда (разработка предохранителя) и группу O-4 Джорджа Галлоуэя (инжиниринг).

Проект «Альберта» возглавил Парсонс, его заместителем по научно-техническим вопросам стал Рамзей, а Ашворт — заместителем по военным и оперативным вопросам. Группы по сборке атомных бомб возглавляли соответственно Норрис Брэдбери (сборка «Толстяка») и Фрэнсис Берч (сборка «Малыша»). Филип Моррисон возглавлял службу Пит-стоп, Бернар Вальдман и Луис Альварес возглавляли группу воздушного наблюдения (Aerial Observation Team), а Шелдон Дайк — группу авиационной артиллерии. Учёные-физики — американец Роберт Сербер и англичанин Уильям Пенни, а также медицинский эксперт, капитан армии США Джеймс Нолан, были специальными консультантами. Все сотрудники проекта «Альберта» участвовали в нём добровольно.

Персонал проекта «Альберта» состоял из военнослужащих 51-й армии, ВМС США и гражданского персонала. Из числа армейских военнослужащих в штат проекта входили капитан Нолан, первый лейтенант Джон Хоппер и 17 наёмных работников из специального инженерного подразделения Манхэттенского проекта. ВМС США представляли Парсонс, Ашворт, лейтенант Эдвард Стивенсон, лейтенант Виктор Миллер, и восемь энсинов, остальные 17 человек были гражданскими лицами. 1-м отрядом технической службы, к которому были приписаны в административном плане сотрудники проекта «Альберта», командовал подполковник Пир де Сильва, в ведении которого также была охрана объекта и жилищное хозяйство на Тиниане.

Кроме того, на Тиниане присутствовали три старших офицера, участвовавшие в реализации Манхэттенского проекта, но формально не входившие в число участников проекта «Альберта»: контр-адмирал Уильям Пёрнелл, представитель Комитета военной связи; бригадный генерал Томас Фаррелл, заместитель Л.Гровса по операциям, и заместитель Фаррелла полковник Элмер Киркпатрик, отвечавший за развитие базы. Пёрнел, Фаррел и Парсонс получили коллективное прозвище «Объединённый комитет начальников Тиниана» (по аналогии с Объединённым комитетом начальников штабов). Они имели право принимать решения по ядерным испытаниям.

Деятельность на Тиниане

После выбора места базирования началось строительство инфраструктуры проекта, для чего на Тиниан были направлены подразделения 6-й бригады военно-морского строительства (6th Naval Construction Brigade), а генерал Гровс отправил на остров полковника Киркпатрика лично контролировать ход строительства. Инфраструктура проекта включала четыре цеха сборки бомб стандартного типа, оснащённых кондиционерами, пять складов, магазин и административные здания. В это же время Н.Рамзей решал вопрос с транспортировкой оборудования и материалов проекта из порта Сан-Франциско. Администрация порта затребовала подробный список отправляемых грузов, но в список постоянно вносились изменения, вплоть до последней минуты, поэтому Рамзей обозначил все грузы как «монтажный комплект бомб». Начиная с мая, три комплекта для сборки бомб — «Малыша», «Толстяка» и один запасной — были отправлены на Тиниан, который получил кодовое обозначение «Destination O». Киркпатрик организовал логистику таким образом, чтобы грузы направлялись прямо на Тиниан, а не через Гуам, как обычно.

Для соблюдения графика проекта, командир 509-го соединения ВВС США полковник Пол Тиббетс, вывел своё подразделение из Вендоувера 25 апреля, и сам последовал за ним в мае. 1-е Специальное артиллерийское подразделение (1st Ordnance Squadron) тщательно упаковало «бомбы-тыквы» и сборочный комплект «Толстяка», полученные от проекта «Кэмел», которые представляли собой наборы компонентов бомб без ядерной «начинки» и импульсных нейтронных инициаторов. Для гражданского персонала проекта была изготовлена униформа, а медицинский эксперт капитан Нолан провёл иммунизацию персонала. Была создана передовая группа проекта «Альберта», состоявшая из Шелдона Дайка (ВВС), Теодора Перлмана («Малыш»), и Виктора Миллера и Харлоу Русса («Толстяк»). Остальная часть команды по сборке «Толстяка» подготовила так называемый «Gadget», бомбу размером чуть меньше «Толстяка», использованную для ядерного испытания «Тринити». Парсонс и Уорнер решили, что боевое применение «Малыша» произойдёт независимо от результатов испытаний «Тринити».

В июне передовая группа проекта «Альберта» начала подготовку к первому испытанию ядерного оружия — «Тринити». 17 июня эта группа выехала из Лос-Аламосской лаборатории на автобусе на базу ВВС США Киртленд, штат Нью-Мексико. Затем на военно-транспортном самолёте C-54 из 320-й эскадрильи 509-го соединения ВВС США члены группы были доставлены на базу ВВС Гамильтон Филд, штат Калифорния, а оттуда 23 июня переравлены на Тиниан. Шелдон Дайк сопровождал бомбардировщики 393-й эскадрильи бомбардировщиков (подразделение 509-го соединения ВВС США) при выполнении ими бомбометания по японским аэродромам на островах Трук, Маркус, Рота и Гугуан. Остальная часть передовой группы проекта «Альберта» осуществляла сборку бомбы «Малыш». 6 июля к ним присоединилась группа Эдварда Долла, которая готовила бомбардировку «бомбами-тыквами».

После успешного проведения испытания «Тринити», которое состоялось 16 июля в Нью-Мексико, на Тиниан прибыла остальная часть участников проекта «Альберта». В полном составе команда проекта собралась на Тиниане 25 июля, за исключением сотрудников, которые занимались доставкой компонентов атомных бомб. 26 июля на крейсере «Индианаполис» прибыли капитан Нолан, майор Роберт Фурман и капитан Чарльз О’Брайен из 1-го отряда технического обслуживания, которые доставили на Тиниан компоненты бомбы «Малыш» и расщепляющиеся материалы. Джесси Купферберг и Ремер Шрайбер прибыли на самолёте C-54 с остатками компонентов «Малыша» и плутониевой «начинкой» «Толстяка».

Завершение проекта

В рамках проекта были проведены ещё три сборки — F101, F102 и F103, но поврежденный блок F32 был неисправным, поэтому новые взрывные блоки пришлось завозить из Калифорнийского технологического института, где их изготавливали в рамках проекта «Кэмел». Также имел место дефицит некоторых компонентов, в частности детонаторов, поэтому их пришлось изготавливать непосредственно на Тиниане. 14 августа семь бомбардировщиков B-29 из 509-го соединения ВВС США вылетели для бомбардировки Японии бомбами-«тыквами». Известие о капитуляции Японии достигло Тиниана на следующий день.

После бомбардировок Хиросимы и Нагасаки Фаррел организовал комиссию по оценке ущерба, нанесённого этим городам, в состав которой вошли участники проекта «Альберта», технических служб отряда и 509-го соединения ВВС США. Остальная часть персонала проекта занялась демонтажем базы и оборудования. Неиспользованные модули F101, F102 и F103 были упакованы и отправлены морем обратно в Лос-Аламос. По соображениям безопасности, некоторые компоненты атомных бомб были затоплены в океане.

Научно-технический персонал проекта «Альберта» покинул Тиниан и отбыл в США 7 сентября. На острове некоторое время оставались только Киркпатрик и Ашворт, чтобы распорядиться оставшимся имуществом, задействованным в Манхэттенском проекте, на этом проект «Альберта» был завершён. Большая часть персонала проекта была переведена в «Подразделение Z», которое располагалось на базе «Сандия» в штате Нью-Мексико.

См. также

• Манхэттенский проект
• Бомбардировка Хиросимы и Нагасаки

Литература

• Alvarez Luis W. Discovering Alvarez: Selected Works of Luis W. Alvarez, with Commentary by his Students and Colleagues. — Chicago: University of Chicago Press, 1987. — ISBN 978-0-226-81304-2.
• Bowen, Lee. Vol. I, Project Silverplate 1943–1946. — Washington, D.C., 1959.
• Campbell, Richard H. The Silverplate Bombers: A History and Registry of the Enola Gay and Other B-29s Configured to Carry Atomic Bombs. — Jefferson, North Carolina: McFarland & Company, 2005. — ISBN 0-7864-2139-8.
• Christman, Albert B. Target Hiroshima: Deak Parsons and the Creation of the Atomic Bomb. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1998. — ISBN 1-55750-120-3.
• Coster-Mullen, John. Atom Bombs: The Top Secret Inside Story of Little Boy and Fat Man. — 2012.
• Dvorak, Darrell F. The other atomic bomb commander: Colonel Cliff Heflin and his "Special" 216th AAF Base Unit (англ.) // Air Power History : журнал. — 2012. — 22 декабрь (vol. 59, no. 4). — P. 14–27. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1044-016X&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1044-016X].
• Hawkins, David. Project Y: The Los Alamos Project Inception through August 1945. — Los Alamos, New Mexico: Los Alamos National Laboratory, 1946.
• Hoddeson, Lillian; Henriksen, Paul W.; Meade, Roger A.;Westfall, Catherine L. Critical Assembly: A Technical History of Los Alamos During the Oppenheimer Years, 1943–1945. — New York, New York: Cambridge University Press, 1993. — ISBN 0-521-44132-3.
• Krauss, Robert; Krauss,Amelia (edit.). The 509th Remembered: A History of the 509th Composite Group as Told by the Veterans Themselves, 509th Anniversary Reunion, Wichita, Kansas October 7–10, 2004. — Buchanan, Michigan: 509th Press, 2005. — ISBN 978-0-923568-66-5.
• Lewis, Robert A. (August 1957). «How We Dropped the A-Bomb»: 71–75, 209–210.
• Norman F. Ramsey History of Project A (англ.) // Atom Bombs: The Top Secret Inside Story of Little Boy and Fat Man. — 2012.
• Rhodes Richard. The Making of the Atomic Bomb. — New York: Simon & Schuster, 1986. — ISBN 0-684-81378-5.
• Russ, Harlow W. Project Alberta: The Preparation of Atomic Bombs For Use in World War II. — Los Alamos, New Mexico: Exceptional Books, 1990. — ISBN 978-0-944482-01-8.

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=Z9v5sW6t0zI Video footage of the bombing of Nagasaki (silent)] на YouTube
• [www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB162/10.pdf Instructions to CG XXI Bomber Command regarding 'Project A']. National Archives (9 May 1945). Проверено 8 марта 2014.

Отрывок, характеризующий Проект «Альберта»

Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.