Проект А119

Проект A119, или «Изучение исследовательских лунных полётов» — секретный план с целью сброса атомной бомбы на поверхность Луны, разрабатывавшийся ВВС США в 1950-е годы.

Считается, что целью подобных действий было показать превосходство США над Советским Союзом и остальным миром во время холодной войны. О существовании проекта было заявлено в 2000 году бывшим руководителем Национального управления по космонавтике и исследованию космического пространства (НАСА), Леонардом Рейфелем, который руководил проектом в 1958 году. Частью команды, ответственной за прогнозирование последствий ядерного взрыва в условиях низкой гравитации, был молодой Карл Саган.

План не был приведен в исполнение, возможно потому, что высадка людей на Луну была более приемлемой для граждан США. Проектная документация оставалась засекреченной почти 45 лет, и, несмотря на откровения Рейфеля, правительство США никогда официально не признавало своего участия в проекте.

Основа проекта

В начале «холодной войны» Советский Союз победил в космической гонке, запустив 4 октября 1957 года орбитальный аппарат Спутник-1. Этот спутник был первым искусственным спутником на околоземной орбите, поэтому его неожиданный удачный запуск в сочетании с провалом американской программы «Авангард» подтолкнул старт новой космической гонки. Пытаясь взять реванш США внедряли ряд новых проектов и исследований, которые в конечном результате привели запуску спутника Эксплорер-1 и созданию передовых оборонных исследовательских проектов и институтов (DARPA и НАСА).

В 1950—1960-е годы СССР и Соединённые Штаты совершенствовали своё ядерное оружие и проводили ядерные испытания в разных средах. Обычным делом были и испытания в космосе, вплоть до заключения договора 1963 года. Именно в ключе этих испытаний в 1958 г. и США, и СССР планировали провести ядерные взрывы на Луне. Этим проектам не суждено было сбыться, но взрывы в верхних слоях атмосферы и в космосе проводились довольно часто.

Проект

В 1949 году организация Armour Research Foundation (АРФ) на базе Иллинойского технологического института начала изучать влияние ядерных взрывов на окружающую среду. Эти исследования продолжались до 1962 года. В мае 1958 года АРФ начала тайное исследование возможных последствий ядерного взрыва на Луне. Основная цель программы, проходившей под эгидой ВВС США, — осуществление ядерного взрыва на Луне, который будет виден с Земли. В АРФ считали, что такой эксперимент будет способствовать росту патриотизма американского народа.

Во время осуществления проекта газеты распространяли слухи, что СССР планировал взорвать термоядерную бомбу на Луне. В конце 1957 года американская пресса также сообщала, что СССР планировал отмечать годовщину Октябрьской революции, совпадавшую с лунным затмением 7 ноября 1957 года, ядерными взрывами на Луне.

Подобная идея была выдвинута Эдвардом Теллером, — «отцом» американской термоядерной бомбы, — который в феврале 1957 года предложил взорвать ядерное взрывное устройство и на Луне, и на некотором расстоянии от её поверхности, чтобы проанализировать последствия взрыва.

Исследования

Десять членов команды во главе с Леонардом Рейфелем были собраны в Иллинойском технологическом институте в Чикаго, чтобы изучить потенциальную видимость взрыва, его научное значение и влияние на лунную поверхность. Среди членов исследовательской группы были астрономы Джерард Койпер и его докторант Карл Саган, который отвечал за математическое моделирование расширения пылевого облака в пространстве вокруг Луны, что было важным фактором в определении видимости взрыва с Земли.

Для реализации проекта учёные сначала планировали использовать термоядерную бомбу, но ВВС США наложили вето на эту идею из-за веса такого устройства — в то время ещё не было ракет-носителей, способных выводит на околоземную орбиту и доставлять к Луне достаточный по тоннажу груз. Тогда было решено использовать боеголовку W25 — маленькую, лёгкую и с относительно малой мощностью (1,7 килотонны). Для сравнения: «Малыш», сброшенный на японский город Хиросима в 1945 году, имел мощность 13-18 килотонн. Запуск W25 предполагалось осуществить с помощью ракеты-носителя на неосвещённую сторону Луны вблизи линии терминатора, где она должна была взорваться при ударе. Пылевое облако, образованное взрывом, поднялось бы на значительную высоту и попало бы под лучи Солнца, благодаря чему его можно было бы увидеть с Земли. Как считал Леонард Рейфель, прогресс ВВС в развитии межконтинентальных баллистических ракет сделал такой запуск возможным уже в 1959 году.

Отмена проекта

Проект был отменён ВВС в январе 1959 года. Причины не были объявлены. Можно предположить, что, во-первых, инициаторы проекта и руководители США опасались негативной реакции общественности и, во-вторых, Проект А119 мог представлять опасность для населения в случае неудачного запуска. Ещё одним аргументом против проекта, приведённым руководителем проекта Леонардом Рейфелем, были возможные последствия радиоактивного заражения больших территорий на Луне, которые в будущем могли бы быть использованы при исследовании и колонизации Луны.

Позднейшие исследования показали, что соответствующий советский проект в действительности существовал, но он отличался от сценария, о котором сообщалось в прессе. Появившись в январе 1958 года, он был частью различных планов под кодовым названием «E». Проект E-1 предполагал достижение поверхности Луны, в то время как проекты Е-2 и E-3 имели целью отправку зонда на обратную сторону Луны для того, чтобы сделать серию фотографий её поверхности. Финальная стадия проекта — E-4, должна была нанести ядерный удар по Луне. Подобно американскому плану ряд проектов «E» были отменены ещё в стадии планирования из-за опасений относительно безопасности и надёжности ракеты-носителя. Впрочем, этот вопрос остаётся спорным, поскольку командир отдельной инженерно-испытательной части космодрома Байконур Геннадий Пономарёв отрицает, что проект Е-4 был проектом ядерного взрыва на Луне.

Последствия

Подписанные в 1963 году Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой и в 1967 году Договор о космосе запретили будущие проекты исследования влияния ядерных взрывов на Луну. Однако, ранее как США, так и СССР провели несколько высотных ядерных взрывов, в том числе операции Hardtack I, Argus, Dominic, а также The K Project.

В 1969 пальма лидерства в космической гонке временно перешла к США после успеха миссии Аполлон-11. В декабре того же года сотрудник программы «Аполлон» Гарри Латам предложил осуществить взрыв «небольшого» ядерного устройства на Луне для того, чтобы помочь научным геологическим исследованиям. Эта идея была отклонена, поскольку взрыв помешал бы измерению естественного радиационного фона Луны.

Существование проекта A119 оставалось в секрете до середины 1990-х годов, когда писатель Кей Дэвидсон обнаружил сведения о нём при исследовании документов, необходимом для написания биографии Карла Сагана. Участие Сагана в проекте прослеживалась исходя из его заявления на академическую стипендию от Института Миллера в Калифорнийском университете в Беркли в 1959 году. В заявлении Саган дал подробную информацию о научно-исследовательском проекте, который, по мнению Дэвидсона, был нарушением правил национальной безопасности. Саган раскрыл названия двух секретных документов по проекту A119: документа 1958 года Possible Contribution of Lunar Nuclear Weapons Detonations to the Solution of Some Problems in Planetary Astronomy, и документа 1959 года Radiological Contamination of the Moon by Nuclear Weapons Detonations', что было утечкой информации. Эти документы принадлежали восьми отчётам, созданным в рамках проекта. Все они были уничтожены в 1987 году.

Биография Карла Сагана «Carl Sagan: A Life» была опубликована в 1999 году. Вскоре после этого была опубликована рецензия в журнале Nature, в которой упоминалось о разоблачении утечки информации. Это привело к тому, что доктор Рейфель написал письмо в журнал, в котором подтверждал то, что такие действия Сагана в то время считались нарушением условий конфиденциальности проекта. Рейфель воспользовался возможностью, чтобы раскрыть подробности исследований, и его заявления позже широко освещались в средствах массовой информации.

В результате публикации данных был подан запрос относительно Проекта A119. И только через сорок лет после программы была издана книга «Изучение исследовательских полётов на Луну. Том Первый.» (англ. A Study of Lunar Research Flights — Volume I). Поиск другой документации по делу показал, что остальные отчёты были уничтожены в 1980 году в Иллинойском технологическом институте.

Доктор Дэвид Лоури, «ядерный» историк из Великобритании, назвал проект «неприличным», добавив, что «если бы проект был осуществлён, мы никогда не имели бы романтического образа Нила Армстронга, который совершил „гигантский прыжок для человечества“».

Интересные факты

• Современная техника компьютерного моделирования, анимации позволяет смоделировать возможный ход ядерного взрыва на Луне
• Вариант сценария ядерного взрыва на Луне экранизирован в фильме «Большая звезда» (Grand Star) в 2007—2008 гг.

См. также

• Проект Е-3
• Moon Rising (фильм, 2009)

Ссылки

• [topwar.ru/2476-kak-planirovali-yadernyj-vzryv-na-lune.html Как планировали ядерный взрыв на Луне. Военное обозрение. 29 ноября 2010]
• [observer.guardian.co.uk/international/story/0,6903,220679,00.html США планировали большой ядерный взрыв для человечества] (guardian.co.uk)
• [web.archive.org/web/20000816040306/www.space.com/news/spacehistory/nuke_moon_000514.html Воздушные силы США планировали ядерный удар по Луне] (space.com)
• Antony Barnett. [observer.guardian.co.uk/international/story/0,6903,220679,00.html US planned one big nuclear blast for mankind], The Observer (14 May 2000). Проверено 2 мая 2007.
• [www.space.com/news/spacehistory/nuke_moon_000514.html Air Force Had Plans to Nuke Moon], Space.com (14 May 2000). [web.archive.org/web/20000816040306/www.space.com/news/spacehistory/nuke_moon_000514.html Архивировано] из первоисточника 16 августа 2000. Проверено 2 мая 2007.
• [richlabonte.net/exonews/xtra4/bomb_on_moon.htm US Considered A Bomb on Moon]
• [www.imao.us/docs/NukeTheMoon.htm Satirical Essay on the topic] (imao.us)
• [richlabonte.net/exonews/xtra4/bomb_on_moon.htm Artículo: «US Considered A Bomb on Moon»]
• [www.imao.us/docs/NukeTheMoon.htm Artículo «Satirical Essay on the topic»]

Отрывок, характеризующий Проект А119

«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.