Прожектор перестройки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Прожектор перестройки

Жанр

информационно-аналитическая

Автор(ы)

Марк Авербух

Ведущий(е)

Александр Крутов

Страна производства

СССР

Язык

Русский

Производство
Место съёмок

Останкино

Вещание
Телеканал(ы)

Первая программа ЦТ СССР

Формат звука

Моно

Период трансляции

с 1987 по июнь 1989

Повторные показы

телеканал «Ностальгия»

Хронология
Последующие передачи

«Русский дом»

Похожие передачи

«600 секунд»
«Взгляд»
«До и после полуночи»

«Проже́ктор перестро́йки» — информационно-аналитическая телепередача в СССР конца 1980-х годов.





История

Передача была создана в период гласности и предназначалась для освещения и критики проводимых в стране реформ, названных «перестройка». С конца 1987 по 1989 год на втором канале Центрального телевидения Гостелерадио СССР транслировалась с сурдопереводом.

Проект сравнивали с легендарной программой «Взгляд». Сергей Ломакин в газете «Музыкальная правда» вспоминал [1]:

Свобода слова просто обрушилась на нас в период «гласности», и какой-то там совсем свирепой цензуры не было. К тому же уже эфирились «Прожектор перестройки» и молчановская «До и после полуночи».

В качестве музыкального сопровождения заставки телепередачи использовалась композиция Where’s The Walrus группы Alan Parsons Project.

Газета «Известия» тех лет писала:[2]

Трудно припомнить какую-то другую передачу Центрального телевидения, которая вызывала бы столь большой интерес. Наша газета дважды публиковала отклики телезрителей на эту передачу, но письма продолжают поступать. Еще больше их получает отдел писем ЦТ: уже поступило более 20 тысяч.

Некоторые сюжеты

В ноябре 1988 года в одном из выпусков телепередачи было объявлено, что популярный певец и диск-жокей Сергей Минаев получает за концерт две тысячи рублей.

По словам самого певца, «сколько получают другие известные артисты, не уточнялось. Точнее, вырезалось из эфира по требованию тех же артистов. Их фамилии и положение в обществе позволяло им это сделать. Я же выступил «козлом отпущения».

А всё дело было в том, что Министерство культуры СССР, а также все филармонии бывшего Союза, контролирующие все концерты по стране «остались с носом». Открытые по всей стране концертные кооперативы с ними не считались и договаривались с артистами напрямую… Одной из таких акций и был «проплаченный» «Прожектор перестройки» на первом канале ТВ. Директора филармоний и чиновники Министерства, брызгая слюной, орали: «Отдайте наши бабки!»… Услышав такие цифры, страна вздрогнула". [3]

См. также

Напишите отзыв о статье "Прожектор перестройки"

Примечания

  1. [text.newlookmedia.ru/?p=7488#more-7488 Интервью газете «Музыкальная правда» (28 мая 2010)]
  2. [www.russdom.ru/node/27 О жизни, о себе]
  3. [www.sergeyminaev.ru/v5/istorii-s-pesniami/rassekrechennye-materialy.html Oфициальный сайт Сергея Минаева | Блог | Рассекреченные материалы]

Отрывок, характеризующий Прожектор перестройки

Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.