Произведения Ильи Ильфа и Евгения Петрова
Поделись знанием:
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Илья Ильф (настоящее имя — Илья Арнольдович Файнзильберг; 1897—1937) и Евгений Петров (настоящее имя — Евгений Петрович Катаев; 1902—1942) — советские писатели-сатирики, соавторы, совместная творческая деятельность которых началась в 1927 году и продолжалась в течение десяти лет, до смерти Ильфа. За время работы они написали два сатирических романа, повесть, циклы очерков и новелл, киносценарии, фельетоны. После кончины Ильи Арнольдовича Петров продолжил литературную и журналистскую деятельность, написав самостоятельно и с другим соавтором — Георгием Мунблитом — произведения для кино, а также ряд статей, очерков, рассказов[1].
Содержание
Романы, повесть, циклы новелл и очерков, пьесы, киносценарии
Автор | Название | Первая публикация (первое отдельное издание) | Время создания | Жанр | Комментарий |
И. Ильф, Е. Петров | Двенадцать стульев | Тридцать дней (1928, № 1—7) | 1927—1928 | Роман | Иллюстрации — М. Черемных[2] |
И. Ильф, Е. Петров | Золотой телёнок | Тридцать дней (1931, № 1—7, 9—12) | 1929—1930 | Роман[3] | |
И. Ильф, Е. Петров | Светлая личность | Огонёк (1928, № 28—39) | 1928 | Повесть | Иллюстрации — Б. Ефимов, М. Черемных[4] |
И. Ильф, Е. Петров | Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска | Чудак (1928, № 1, 1929, № 2—10, 45) | 1928—1929 | Цикл новелл | Опубликован под псевдонимом Ф. Толстоевский[5] |
И. Ильф, Е. Петров | Тысяча и один день, или Новая Шахерезада | Чудак (1929, № 12—22) | 1929 | Цикл новелл | Иллюстрации — К. Ротов[6] |
И. Ильф, Е. Петров | Барак | Искусство кино (1963, 7) | 1931 | Киносценарий | Фильм «Чёрный барак» вышел в прокат в 1933 году |
И. Ильф, Е. Петров | Однажды летом | Красная новь (1932, № 8) | 1932 | Киносценарий | Одноимённый фильм вышел в 1936 году[7] |
И. Ильф, Е. Петров | Сильное чувство | Тридцать дней (1933, № 5) | 1933 | Водевиль[8] | |
И. Ильф, Е. Петров | Сценарий звукового фильма | Искусство кино (1961, № 2) | 1933 | Киносценарий | Написан в Париже; фильм не снят[8] |
И. Ильф, Е. Петров, В. Катаев | Под куполом цирка | И. Ильф, Е. Петров. Собрание сочинений в пяти томах. Том 3. М., Художественная литература, 1961 | 1935 | Пьеса, киносценарий | Снят фильм Г. Александрова «Цирк»; в титрах имена сценаристов не указаны[9] |
И. Ильф, Е. Петров | Одноэтажная Америка | Знамя (1936, № 10—11) | 1936 | Путевые очерки | Соавторы написали отдельно по двадцать глав каждый; семь глав были написаны совместно[10] |
И. Ильф, Е. Петров, В. Катаев | Богатая невеста | Театр и драматургия (1936, № 1) | 1935 | Пьеса | Пьеса не ставилась[11] |
И. Ильф | Записные книжки | И. Ильф, Е. Петров. Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. М., Художественная литература, 1961 | Не датированы | Заметки[12] | |
Е. Петров, Г. Мунблит | Музыкальная история | 1939 | Киносценарий | В 1940 году снят одноимённый фильм[13] | |
Е. Петров, Г. Мунблит | Антон Иванович сердится | 1940 | Киносценарий | В 1941 году снят одноимённый фильм[13] | |
Е. Петров | Воздушный извозчик | Киносценарий | В 1943 году снят одноимённый фильм[14] | ||
Е. Петров | Остров мира | Новый мир (1947, № 6) | 1939—1940 | Пьеса-памфлет | Поставлена в 1947 году на сцене Ленинградского театра комедии[15] |
Е. Петров | Фронтовой дневник | М., Советский писатель, 1942 | 1941—1942 | Очерки[15] |
Рассказы, статьи и фельетоны
Автор | Название | Первая публикация (первое отдельное издание) | Время создания | Жанр | Комментарий |
И. Ильф | Москва, Страстной бульвар, 7 ноября | Гудок (1923, № 1045) | 1923 | Рассказ | Подпись: Иф[16] |
И. Ильф | Рыболов стеклянного батальона | Гудок (1923, № 1064) | 1923 | Рассказ[17] | |
И. Ильф | Беспризорные | Железнодорожник (1924, № 3) | 1924 | Очерк | Подпись: И.[17] |
Е. Петров | Идейный Никудыкин | Красный перец (1924, № 21) | 1924 | Рассказ[18] | |
Е. Петров | Гусь и украденные доски | Сборник «Без доклада», М., 1927 | 1924 | Рассказ[18] | |
И. Ильф | Неразборчивый клинок | Кино (1925, № 37) | 1925 | Фельетон | Подпись: И. Фальберг[17] |
И. Ильф | Перегон Москва — Азия | Гудок (1925, № 154) | 1925 | Очерк[17] | |
И. Ильф | Банкир-бузотёр | Смехач (1927, № 30) | 1927 | Фельетон | Подпись: И. А. Пселдонимов[19] |
Е. Петров | Семейное счастье | Сборник «Случай с обезьяной», М.—Л., ЗИМ, 1927 | 1927 | Рассказ[18] | |
И. Ильф | Пешеход | Смехач (1928, № 43) | 1927 | Фельетон[19] | |
И. Ильф, Е. Петров | Призрак-любитель | Чудак (1929, № 42) | 1929 | Рассказ | Опубликован под псевдонимом Ф. Толстоевский[20] |
И. Ильф, Е. Петров | Праведники и мученики | Чудак (1929, № 45) | 1929 | Фельетон | Опубликован под псевдонимом Дон Бузильо[21] |
И. Ильф | Источник веселья | Чудак (1929, № 27) | 1929 | Фельетон[22] | |
И. Ильф, Е. Петров | Пташечка из Медрабпомфильма | Чудак (1929, № 14) | 1929 | Фельетон | Опубликован под псевдонимом Дон Бузильо[23] |
И. Ильф | Диспуты украшают жизнь | Тридцать дней (1929, № 3) | 1929 | Фельетон[19] | |
И. Ильф, Е. Петров | Мы Робинзоны | Огонёк (1930, № 16) | 1930 | Очерк[24] | Опубликован под псевдонимом Ф. Толстоевский[24] |
И. Ильф, Е. Петров | Любителям футбола | Огонёк (1931, № 30) | 1931 | Фельетон | Опубликован под псевдонимом Ф. Толстоевский[25] |
И. Ильф, Е. Петров | Здесь нагружают корабль | Крокодил (1932, № 11) | 1932 | Рассказ | Опубликован под псевдонимом Ф. Толстоевский[26] |
И. Ильф, Е. Петров | В золотом переплёте | Советское искусство (1932, № 4) | 1932 | Фельетон | Опубликован под псевдонимом Ф. Толстоевский[27] |
И. Ильф, Е. Петров | Отдайте ему курсив | Литературная газета (1932, № 24) | 1932 | Статья | Опубликована под псевдонимом Холодный философ[28] |
Е. Петров | Загадочная натура | Крокодил (1932, № 22) | 1932 | Рассказ | Опубликован под псевдонимом Иностранец Фёдоров[29] |
Е. Петров | Реплика писателя | Литературная газета (1938, № 44) | 1938 | Статья[30] | |
Е. Петров | Из воспоминаний о Ильфе. К пятилетию со дня смерти | Литература и искусство (1942, № 16) | 1942 | Заметки[15] |
Напишите отзыв о статье "Произведения Ильи Ильфа и Евгения Петрова"
Примечания
- ↑ Мунблит Г. Н. Краткая литературная энциклопедия / Главный редактор А. А. Сурков. — М.: Советская энциклопедия, 1966. — Т. 3. — С. 102—105.
- ↑ Вулис, 1961, с. 551.
- ↑ Галанов, 1961, с. 533.
- ↑ Вулис, 1961, с. 560.
- ↑ Долинский, 1989, с. 433.
- ↑ Вулис, 1961, с. 561.
- ↑ Долинский, 1989, с. 482.
- ↑ 1 2 Ершов, 1961, с. 538.
- ↑ Ершов, 1961, с. 530.
- ↑ Галанов2, 1961, с. 570.
- ↑ Долинский, 1989, с. 479.
- ↑ Яновская, 1961, с. 718.
- ↑ 1 2 Раскин, 1963, с. 239—241.
- ↑ Яновская2, 1969, с. 210.
- ↑ 1 2 3 Яновская, 1961, с. 730.
- ↑ Яновская, 1961, с. 714.
- ↑ 1 2 3 4 Яновская, 1961, с. 715.
- ↑ 1 2 3 Яновская, 1961, с. 724.
- ↑ 1 2 3 Яновская, 1961, с. 716.
- ↑ Галанов, 1961, с. 550.
- ↑ Галанов, 1961, с. 554.
- ↑ Яновская, 1961, с. 7176.
- ↑ Галанов, 1961, с. 552.
- ↑ 1 2 Галанов, 1961, с. 551.
- ↑ Галанов, 1961, с. 556.
- ↑ Ершов, 1961, с. 521.
- ↑ Ершов, 1961, с. 525.
- ↑ Ершов, 1961, с. 528.
- ↑ Яновская, 1961, с. 728.
- ↑ Яновская, 1961, с. 729.
Литература
- Вулис А. З., Галанов Б. Е. Примечания // Илья Ильф, Евгений Петров. Собрание сочинений в пяти томах. — М.: Художественная литература, 1961. — Т. 1. — С. 551—562. — 562 с.
- Вулис А. З., Галанов Б. Е. Примечания // Илья Ильф, Евгений Петров. Собрание сочинений в пяти томах. — М.: Художественная литература, 1961. — Т. 2. — С. 533—557. — 557 с.
- Галанов Б. Е., Ершов Л. Ф. Примечания // Илья Ильф, Евгений Петров. Собрание сочинений в пяти томах. — М.: Художественная литература, 1961. — Т. 3. — С. 515—540. — 540 с.
- Галанов Б. Е. Примечания // Илья Ильф, Евгений Петров. Собрание сочинений в пяти томах. — М.: Художественная литература, 1961. — Т. 4. — С. 579—594. — 594 с.
- Яновская Л. М. Примечания // Илья Ильф, Евгений Петров. Собрание сочинений в пяти томах. — М.: Художественная литература, 1961. — Т. 5. — С. 705—734. — 740 с.
- Долинский М. Комментарии и дополнения // Ильф И. А., Петров Е. П. Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска. — М.: Книжная палата, 1989. — С. 430—491. — 496 с.
- Сборник воспоминаний об И. Ильфе и Е. Петрове / Составители Г. Н. Мунблит, А. Б. Раскин. — М.: Советский писатель, 1963. — 336 с.
- Яновская Л. М. Почему вы пишете смешно? Об И. Ильфе и Е. Петрове, их жизни и их юморе. — М.: Наука, 1969. — 216 с.
Отрывок, характеризующий Произведения Ильи Ильфа и Евгения Петрова
– Ты как здесь? – спросил он.– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.