Происхождение названия города Ташкент

См. также: Ташкентская топонимика

Первоначальное название города, существовавшего на месте современного Ташкента, и окружавшей его местности — Шаш-тепа или Чач-тепа. На языках иранской языковой группы, к которой относится и диалект согдийского языка, на котором говорило древнее население города, шаш-тепа означает шесть холмов. До завоевания в VIII веке Средней Азии арабами зароастрийский «Ташкент» был уже довольно крупным поселением и назывался Чач, он находился почти в центре современного города недалеко от современного железнодорожного вокзала на месте древнего городища Мингурюк. Город возник в этом месте около двух тысяч лет назад в плодородной долине Чирчика. Название Чирчи́к река стала носить с XVI века, до этого в исторических документах она упоминалась как Парак или Фарак, также она называлась Чач. По мнению некоторых историков, город Чач входил в союз нескольких городов-государств, расположенных в этой плодородной долине. Город вне всякого сомнения испытывал заметное влияние такого государства как Согдиана и соседней с ним Бактрии, в которых был распространён зороастризм, позднее он входил в сферу влияния Тюркского каганата и средневекового Китая.

Исторические источники сообщают, что после того, как арабский военачальник Кутейба-ибн-Муслим завоевал Самарканд, он предпринял поход по завоеванию Ферганы в 713 году. Сам он во главе основного войска отправился из Самарканда через Ходжент, а меньшую часть, во главе со своим братом, отправил на завоевания Чача, то есть современной Ташкентской области. Оба войска, согласно историческим источникам (ат-Табари, Белазури), успешно провели поход и соединились в Фергане.

После завоевания в VIII веке территории Средней Азии арабами Чач как и некоторые другие города-государства долины Чирчика был полностью разрушен. Арабы исказили это слово в «аш-Шаш». После разрушения на своем прежнем месте город восстановлен не был. Новый город, позднее получивший название Ташкент был основан в IX веке в нескольких километрах западнее прежнего места расположения крепости Чач.

По существующей легенде в 819 году молодой эмир Яхья ибн Асад, только что получивший от арабского наместника восточной части Арабского халифата жалованную грамоту на управление всеми землями нынешней Ташкентской области, остановил своего коня у возвышенности, которая и сейчас довольно ясно просматривается между тремя городскими площадями — Чорсу, Ходра и Иски-Джува. «Здесь мы построим нашу столицу, — сказал Яхъя свите, — пусть на этом холме встанет Мадина аш-Шаш — северный форпост Мавераннахра!» В его свите были гвардейцы-тюрки, и они дружно подхватили слова командира: «Да, да, именно здесь поднимется город Шаша!» На языке тюрков «Мадина аш-Шаш» звучит как «Шашкент». А на самой высокой точке выбранного холма Яхъя ибн Асад приказал заложить фундамент первой в Ташкенте соборной пятничной мечети.

Ташкент — один из древнейших городов Средней Азии. Об его возникновении существует много легенд. Одни связывают его основание с мифическим батырем по имени Таш. Другие, с легендарным турко-монгольским предводителем Огуз-Ханом. Наконец, третьи с героями Фирдоуси, «Шах-Наме»,— Афросиябом и Кайкавусом. При этом указывают, что «Арк» или «Шахнишин-Тепе» («Холм — жилище Шаха») — это именно тот холм, на котором стоял дворец Афросияба. Впоследствии холм исчез, но такое название долго существовало в бывшем старом городе. Далее, указывают, что покоритель Турана, Кайкавус, прорыл в городе магистральный арык, существующий до сих пор под названием «Калькауз».
Споры о времени возникновения города, а также о древнем наименовании его до сих пор не разрешены окончательно. Полагают, что он существует свыше двух тысяч лет, на протяжении которых он носил разные названия. Он называло согдийским «Чач», арабским «Шаш», персидским «Бинкент», «Таджикент» и пр. Название «Ташкент» впервые упоминается у арабского историка, Аль-Буруни в XI веке.

— Ташкент в прошлом и настоящем (Краткий исторический очерк) // Путеводитель по городу, Ташкент, 1937, с. 6

Ссылки

• [uzairways.com/news.aspx?pid=399&ctl=Article&dId=341&cls=1 Борис Голендер. ДЖУМА-МЕЧЕТЬ ХОДЖА АХРАР ВАЛИ]
• [sted-ats-02.livejournal.com/455335.html#cutid1 Путеводитель по городу. Ташкент, 1937 год. Ташкент в прошлом и настоящем], с. 6 - 19.

Отрывок, характеризующий Происхождение названия города Ташкент

– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.