Происшествие с Boeing 737 над Кахулуи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс 243 Aloha Airlines

Фото рейса 243 после приземления
Общие сведения
Дата

28 апреля 1988 года

Время

13:48 HST (время декомпрессии)

Характер

Частичное разрушение конструкции фюзеляжа, взрывная декомпрессия

Причина

Коррозия и повреждения металла фюзеляжа, усталость заклёпок

Место

над Кахулуи, в 43 км на юго-юго-восток от аэропорта Гонолулу, Гавайиместо срыва части фюзеляжа

Координаты

20°53′55″ с. ш. 156°25′49″ з. д. / 20.89861° с. ш. 156.43028° з. д. / 20.89861; -156.43028 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=20.89861&mlon=-156.43028&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 20°53′55″ с. ш. 156°25′49″ з. д. / 20.89861° с. ш. 156.43028° з. д. / 20.89861; -156.43028 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=20.89861&mlon=-156.43028&zoom=14 (O)] (Я)место аварийной посадки

Погибшие

1 (тело не найдено)

Раненые

65

Воздушное судно


Boeing 737-200 авиакомпании Aloha Airlines, идентичный пострадавшему

Модель

Boeing 737-297

Имя самолёта

Queen Liliuokalani

Авиакомпания

Aloha Airlines

Пункт вылета

Международный аэропорт Хило, Гавайи

Пункт назначения

Гонолулу

Рейс

AQ 243

Бортовой номер

N73711

Дата выпуска

28 марта 1969 года (первый полёт)

Пассажиры

90

Экипаж

5

Выживших

94

Происшествие с Boeing 737 над Кахулуи — авиапроисшествие, произошедшее 28 апреля 1988 года. Авиалайнер Boeing 737-297 авиакомпании Aloha Airlines выполнял внутренний рейс AQ 243 из Хило в Гонолулу, а на его борту находились 6 членов экипажа и 89 пассажиров. Через 23 минуты после взлёта самолёт внезапно потерял значительную часть конструкции фюзеляжа, в результате чего пассажиры и стюардессы подверглись действию набегающего потока воздуха и кислородному голоданию, а одна из стюардесс погибла. Пилоты благополучно посадили самолёт в аэропорту Кахулуи острова Мауи. Выжило 94 человека, 65 получили ранения.





Самолёт

Boeing 737-297 (регистрационный номер N73711, заводской 20209, серийный 152) был выпущен в 1969 году (первый полёт совершил 28 марта). 9 апреля того же года был передан гавайской авиакомпании Aloha Airlines, в которой получил имя King Kalaniopuu. Сдавался в лизинг американским авиакомпаниям Air California (с 26 февраля по 6 апреля 1981 года) и AirCal (с 6 апреля 1981 года по 10 января 1982 года и с июня 1982 года по 6 ноября 1983 года), после чего вернулся в Aloha Airlines, а его имя сменилось на Queen Liliuokalani[1]. Оснащен двумя двигателями Pratt & Whitney JT8D-9A. Являлся одним из старейших самолётов авиакомпании. На день аварии совершил 89680 циклов «взлёт-посадка» (самолёт летал только по коротким маршрутам между аэропортами Гавайских островов) и налетал 35496 часов.

Экипаж

Самолётом управлял опытный экипаж, состав которого был таким:

  • Командир воздушного судна (КВС) — 44-летний Роберт Л. Шорнштаймер (англ. Robert L. Schornstheimer). Очень опытный пилот, проработал в авиакомпании Aloha Airlines 11 лет. В должности командира Boeing 737 — с 1 июня 1987 года[2]. Налетал свыше 8500 часов, свыше 6700 из них на Boeing 737.
  • Второй пилот — 36-летняя Мэделин Томпкинс (англ. Madeline Tompkins). Опытный пилот, проработала в авиакомпании Aloha Airlines 9 лет. В должности второго пилота Boeing 737 — с 30 июня 1979 года. Налетала свыше 8000 часов, свыше 3500 из них на Boeing 737.

В салоне самолёта работали три стюардессы:

  • Кларабелль Лэнсинг (англ. Clarabelle Lansing), 58 лет — старший бортпроводник. В Aloha Airlines с 1 августа 1951 года.
  • Мишель Хонда (англ. Michelle Honda), 35 лет. В Aloha Airlines с 1 июля 1974 года.
  • Джейн Сато-Томита (англ. Jane Sato-Tomita), 43 года. В Aloha Airlines с 1 декабря 1969 года.

На борту самолёта находился сопровождающий авиадиспетчер FAA, занимавший откидное кресло в кабине пилотов.

Хронология событий

Рейс AQ 243 вылетел из Международного аэропорта Хило в 13:25 HST и взял курс на Гонолулу. На предполётном досмотре не было замечено ничего необычного. Аэропорт на острове Мауи был, как обычно, выбран резервным. Полёт занимал всего 35 минут. Во время отрыва и подъёма всё проходило как обычно.

Примерно в 13:48 самолёт достиг полётной высоты в 7300 метров и в этот момент у самолёта внезапно сорвало 35м² фюзеляжа над первыми шестью рядами салона первого класса и дверь кабины пилотов. Пассажиры находились под открытым небом при скорости набегающего потока около 500 км/ч и температуре до −45 °C.

После обнаружения повреждения командир взял управление на себя и начал экстренное снижение на скорости около 530 км/ч и со снижением до 21 м/с в моменте. Около 13:54, по достижении рекомендуемой при разгерметизации высоты 3000 метров, самолет снизил скорость до 390 км/ч и начал плавный разворот на ВПП № 2 аэропорта Кахулуи на острове Мауи. Перед заходом на посадку КВС обнаружил ухудшение управляемости на скоростях ниже 315 км/ч и решил снижаться и садиться на этой скорости (рекомендуемые — около 290 и 250 км/ч, соответственно).

При заходе на посадку не сработал индикатор фиксации переднего шасси в рабочем положении и КВС принял решение не уходить на второй круг (на самом деле шасси зафиксировалось, индикация была неисправна). Тогда же отказал левый двигатель и КВС вывел самолет в режим посадки на одном правом двигателе. В 13:58:45 HST, примерно через 11 минут после срыва фюзеляжа, шасси рейса AQ 243 коснулись ВПП № 2 аэропорта Кахулуи и он штатно остановился с помощью тормозов и реверса работающего двигателя.

Выжило 94 человека из 95. Погибла одна из стюардесс, Кларабелль Лэнсинг — в момент срыва части фюзеляжа она находилась посередине самолёта, и потоком воздуха её выбросило наружу. 65 пассажиров получили ранения (перелом черепа — худшее).

Причины аварии

Расследованием причин аварии рейса AQ 243 занялся Национальный совет по безопасности на транспорте (NTSB).

Согласно окончательному отчёту, опубликованному 14 апреля 1989 года, причинами аварии были признаны:

  • коррозия металла,
  • плохая эпоксидная связка частей фюзеляжа,
  • усталость заклёпок,
  • повреждения металла фюзеляжа (из-за множества циклов «взлёт-посадка»; самолёт совершал только короткие рейсы).

Культурные аспекты

  • В 1990 году в США был снят художественный телефильм, основанный на этом происшествии — «Жёсткая посадка» (Miracle Landing)[3]. В фильме у самолёта были изменены ливрея (бело-голубая вместо бело-оранжевой) и название авиакомпании (Paradise Airlines).
  • Происшествие с рейсом 243 Aloha Airlines показано в 3 сезоне канадского документального телесериала Расследования авиакатастроф в серии На волосок от смерти.
  • Этот случай был описан в передаче «1000 способов умереть».

Напишите отзыв о статье "Происшествие с Boeing 737 над Кахулуи"

Примечания

  1. [www.planespotters.net/airframe/Boeing/737/20209/N73711-Aloha-Airlines N73711 Aloha Airlines Boeing 737-297 — cn 20209 / 152]
  2. [libraryonline.erau.edu/online-full-text/ntsb/aircraft-accident-reports/AAR89-03.pdf «He was upgrated to captain on June 1, 1987», стр. 11 доклада]
  3. Miracle Landing (англ.) на сайте Internet Movie Database

Ссылки

  • [aviation-safety.net/database/record.php?id=19880428-0 Описание происшествия на Aviation Safety Network]
  • [libraryonline.erau.edu/online-full-text/ntsb/aircraft-accident-reports/AAR89-03.pdf Aloha Airlines, Flight 243, Boeing 737—200, N73711, Bear Maui, Hawaii 28 April 1988] — Окончательный отчёт расследования NTSB
  • [www.safe-skies.com/sites/default/files/resourcefiles/04-28-88%20Aloha%20Airlines.pdf Копия отчёта NTSB на safe-skies.com]
  • [www.airliners.net/search/photo.search?cnsearch=20209/152&distinct_entry=true Фото борта N73711 до происшествия]
  • [rutube.ru/tracks/242537.html Расследования авиакатастроф: На волосок от гибели]

Отрывок, характеризующий Происшествие с Boeing 737 над Кахулуи

Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.