Происшествие с Boeing 747 над Минамидайто

Рейс 434 Philippine Airlines
Последствия теракта
Общие сведения
Дата	11 декабря 1994 года
Время	11:43—12:45 PHT
Характер	Внутренние разрушения самолёта, аварийная посадка
Причина	Террористический акт
Место	над островом Минамидайто (Япония) — место взрыва бомбы, аэропорт Наха, Окинава (Япония) — аварийная посадка
Координаты	25°50′45″ с. ш. 131°14′30″ в. д.25.84583° с. ш. 131.24167° в. д. / 25.84583; 131.24167
Погибшие	1
Раненые	10
Воздушное судно
Пострадавший самолёт за 6 лет до происшествия
Модель	Boeing 747-283BM
Авиакомпания	Philippine Airlines
Пункт вылета	Международный аэропорт имени Ниноя Акино, Манила (Филиппины)
Остановки в пути	Международный аэропорт Мактан-Себу, Себу (Филиппины)
Пункт назначения	Международный аэропорт Нарита, Токио (Япония)
Рейс	PAL434
Бортовой номер	EI-BWF
Дата выпуска	17 февраля 1979 года (первый полет)
Пассажиры	273
Экипаж	20
Выживших	292

Происшествие с Boeing 747 над Минамидайто — авиапроисшествие, произошедшее в воскресенье 11 декабря 1994 года. Авиалайнер Boeing 747-283BM авиакомпании Philippine Airlines совершал межконтинентальный рейс PAL434 по маршруту Манила—Себу—Токио, но через 55 минут после вылета из Себу в салоне самолёта взорвалась бомба, убив одного и ранив 10 пассажиров. Экипаж благополучно посадил самолёт в аэропорту Наха в Окинаве (Япония). Все находившиеся на борту самолёта 292 человека (20 членов экипажа и 272 пассажира — без учёта одного погибшего) выжили.

Расследованием было установлено, что теракт на борту рейса 434 совершил известный пакистанский террорист Рамзи Юзеф (англ. Ramzi Yousef).

Самолёт

Boeing 747-283BM (регистрационный номер EI-BWF, заводской 21575, серийный 358) был выпущен в 1979 году (первый полёт совершил 17 февраля). 2 марта того же года был куплен авиакомпанией Scandinavian Airlines System (SAS), в которой получил бортовой номер SE-DFZ и имя Knut Viking. От неё периодически сдавался в лизинг авиакомпаниям:

• Nigeria Airways — с 3 июня 1983 года по 3 июня 1984 года, с 24 июля 1986 года по 28 января 1987 года и с 28 марта 1987 года по 1 января 1988 года,
• Malaysia Airlines — с 1 января по 6 апреля 1988 года,
• GPA — с 6 апреля по 1 июля 1988 года.

1 июля 1988 года был передан авиакомпании Lion Air (борт LX-OCV), но 7 сентября того же года был куплен авиакомпанией Philippine Airlines, в которой получил б/н EI-BWF. От неё с 9 декабря 1991 года по 1 апреля 1992 года сдавался в лизинг авиакомпании Aerolíneas Argentinas. Оснащён четырьмя двухконтурными турбовентиляторными двигателями Pratt & Whitney JT9D-70A.

Экипаж и пассажиры

Состав экипажа рейса PAL434 был таким:

• Командир воздушного судна (КВС) — 57-летний Эдуардо «Эд» Рейес (англ. Eduardo «Ed» Reyes).
• Второй пилот — Джейми Геррера (англ. Jamie Herrera).
• Бортинженер — Декстер Комендадор (англ. Dexter Comendador).

В салоне самолёта работали 17 бортпроводников:

• Исидро Мангахас-младший (англ. Isidro Mangahas, Jr.) — старший бортпроводник,
• Фернандо Байот (англ. Fernando Bayot),
• Агустин Азурин (англ. Agustin Azurin),
• Ронни Макапагал (англ. Ronnie Macapagal),
• Е. Рейес (англ. E. Reyes),
• Р. Сантиаго (англ. R. Santiago),
• М. Альвар (англ. M. Alvar),
• Альфа Николасин (англ. Alpha Nicolasin),
• Синтия Тенгонкианг (англ. Cynthia Tengonciang),
• Андре Палма (англ. Andre Palma),
• Сокорро Мендоза (англ. Socorro Mendoza),
• Е. Ко (англ. E. Co),
• Л. Гарсия (англ. L. Garcia),
• Н. дела Круз (англ. N. dela Cruz),
• Адора Альтарейос (англ. Adora Altarejos),
• Л. Абелла (англ. L. Abella).

Хронология событий

Установка бомбы

11 декабря 1994 года террорист Рамзи Юзеф сел на борт рейса PAL434 Манила—Себу—Токио, который выполнял самолёт Boeing 747-283BM борт EI-BWF. При регистрации на рейс он предъявил фальшивый паспорт на имя гражданина Италии Армандо Форлани (итал. Armando Forlani). Билет Юзефа был только на первую часть рейса (Манила—Себу). В самолёте Юзеф занял место 26K в правом ряду (оно находилось рядом с топливным баком). Кроме него, на борту самолёта в момент вылета из Манилы находились ещё 25 пассажиров и 20 членов экипажа.

Во время полёта Юзеф пошёл в туалет со своим мыльным набором, который он носил с собой. В туалете он собрал бомбу (детонатор был спрятан под каблуком туфли). Таймер на бомбе он поставил так, чтобы она взорвалась через 4 часа (в это время, по его расчётам, самолёт будет пролетать над водой, следуя в Токио). Затем спрятал её обратно в футляр мыльного набора, вышел из туалета, сел на своё место, вынул бомбу из мыльного набора и спрятал её в карман спасательного жилета под сиденьем.

Стюардесса Мария дела Крус (англ. Maria dela Cruz) предложила Юзефу другое место, получше, и он пересел на кресло 19K. В 08:50 рейс PAL434 приземлился в Себу, Юзеф и остальные 25 пассажиров сошли с самолёта. Постепенно на борт лайнера поднялись 256 пассажиров и новая бригада бортпроводников (17 человек), кабинный экипаж остался без изменений — Рейес, Геррера и Комендадор.

Взрыв

С 38-минутной задержкой (в 10:48) рейс PAL434 вылетел из Себу и взял курс на Токио. Всего на его борту находились 293 человека — 273 пассажира и 20 членов экипажа.

Место 26K с бомбой под ним занял 24-летний японский бизнесмен Харуки Икегами (англ. Haruki Ikegami, яп. 春樹池上), он возвращался в Токио из деловой поездки в Себу.

Через 4 часа после сборки и установки таймера (в 11:43) бомба под креслом 26K сдетонировала, смертельно ранив Икегами и ещё 10 пассажиров, сидевших в соседних креслах спереди и сзади. Взрыв разорвал пол салона в диаметре 0,2м², разворотил кресло и оборвал несколько кабелей управления в пололке салона (управление элеронами и кабели, подключенные к рулевому управлению самолётом со сторон КВС и второго пилота).

Траектории взрывных волн развернулись вертикально и продольно и, по сути, Икегами принял весь удар взрыва на себя и спас самолёт от разгерметизации и разрушения. Нижняя часть его тела провалилась в дыру в полу, образовавшуюся от взрыва. Два раненых пассажира хотели пересесть подальше, но бортпроводник Фернандо Байот заставил их сесть на свои места. После этого бортпроводники начали переносить в безопасное место серьёзно раненых пассажиров. Затем два стюарда вытащили из дыры Харуки Икегами — у него были серьёзные повреждения внутренних органов, через 2 минуты после взрыва он умер. Но чтобы не напугать пассажиров, стюарды накрыли его одеялом и надели ему на лицо кислородную маску.

Стоит отметить, что место 26K, под которое была заложена бомба, из-за переделанной конфигурации салона (когда самолёт ещё принадлежал авиакомпании SAS) было передвинуто на два ряда вперёд от центра топливного бака, и это обстоятельство тоже спасло самолёт от катастрофы.

Посадка

Сразу после взрыва лайнер резко накренился вправо, но автопилот быстро его выпрямил. Командир попросил бортинженера осмотреть повреждения салона, а сам связался с диспетчером аэропорта Нарита и сообщил, что самолёт садится в Окинаве. Японский диспетчер не понял запрос, но с рейсом 434 связался американский диспетчер с базы ВВС США в Окинаве и предложил сесть у них. Но в этот момент автопилот вышел из строя и лайнер пролетел мимо Окинавы.

Второй пилот принял управление самолётом, КВС отключил неисправный автопилот. Самолёт не потерял управление после отключения автопилота, но не работали элероны (кабели были повреждены взрывом). Но пилоты боролись за использование элеронов, которые не позволили самолёту крениться, но они по-прежнему были не в состоянии изменить направление лайнера. Наконец пилоты отключили автоматическое регулирование и прибегли к рулевому управлению дроссельной заслонкой. Это им удалось и самолёт полетел к Окинавскому аэропорту Наха.

С помощью дросселей (снижая самолёт), снижения скорости (контролируя радиус поворотов и позволяя лайнеру снижаться) и сброса топлива (уменьшая нагрузку на шасси) в 12:45 повреждённый рейс PAL434 благополучно приземлился в аэропорту Наха. Все 272 пассажиров и 20 членов экипажа на его борту выжили.

Взрывное устройство

Взрывное устройство, сконструированное, собранное и подложенное Юзефом, состояло из детонатора, таймера и жидкостной бомбы. Жидкостная бомба состояла из смеси нитроглицерина, селитры, серной кислоты, малейшей концентрации нитробензола, азида серебра и ацетона. Эта адская смесь находилась в бутылочке из-под жидкости для контактных линз, которая беспрепятственно прошла через контроль безопасности аэропорта.

Таймер на бомбе был из простых наручных часов «Casio Databank», которые Юзеф носил на руке. Детонатор был спрятан под каблуком левой туфли (тогда в аэропортах ещё не просвечивали обувь).

Последствия

Арест Рамзи Юзефа

7 февраля 1995 года Рамзи Юзеф был арестован у себя дома в Пакистане. Его арестовали во время подготовки целой серии терактов на авиалайнерах.

Следствием было установлено, что теракт на борту рейса PAL434 был частью террористического плана «Bojinka», который был таким:

• теракт в торговом центре в Себу (погибших и раненых нет);
• теракт в кинотеатре в Маниле (никто не погиб, несколько раненых);
• теракт на борту рейса Philippine Airlines-434 (1 погибший, 10 раненых);
• покушение на Папу Римского Иоанна Павла II (оно должно было стать «отвлекающим манёвром»);
• серия терактов на 12 американских авиалайнерах авиакомпаний Delta Air Lines, Northwest Airlines и United Airlines (во время подготовки к ней Юзефа и арестовали).

Дальнейшая судьба самолёта

Boeing 747-283BM борт EI-BWF был отремонтирован и продолжил эксплуатироваться авиакомпанией Philippine Airlines. 17 августа 1996 года с б/н N9727N был куплен грузовой авиакомпанией GE Capital Corporation (GECC) и переделан из пассажирского в грузовой (Boeing 747-283BSF). После эксплуатировался грузовыми авиакомпаниями Polar Air Cargo (с 3 марта 1997 года по 6 апреля 2006 года, борт N921FT) и Sky Express (с 6 апреля 2006 года по 30 июня 2008 года, борт SX-FIN).

30 июня 2008 года был поставлен на хранение в аэропорту Шатору-Центр «Марсель Дассо», где он хранится по сей день.

Культурные аспекты

Теракт на борту рейса 434 Philippine Airlines был показан в 3 сезоне канадского документального сериала Расследования авиакатастроф в эпизоде Бомба на борту.

См. также

• Попытка взрыва Boeing 767 над Атлантикой
• Рейс 253 Northwest Airlines
• Происшествие с A321 над Могадишо

Ссылки

• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19941211-5 Описание теракта на Aviation Safety Network]

Отрывок, характеризующий Происшествие с Boeing 747 над Минамидайто

– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.