Прокуратура

Прокурату́ра — система органов, осуществляющих от имени государства надзор за соблюдением законодательства, прав, свобод человека и гражданина, а также выполнение иных функций, определённых национальным законодательством.

Особенности

В англо-саксонской правовой системе функции института прокуратуры существенно отличаются от его функций в романо-германской правовой системе: в первой он — необходимая часть состязательной системы судопроизводства, а во второй — ещё и часть надзорно-следственного аппарата.

Например, прокуратура в Российской Федерации не только поддерживает государственное обвинение в суде, но и осуществляет прокурорский надзор за соблюдением и исполнением законов другими правоохранительными органами: осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, предварительное расследование (дознание и предварительное следствие) и исполнение судебных решений (судебными приставами).

История

Одним из первых государственных институтов, осуществлявшим функции надзора за исполнением поручений верховного органа государственного управления, можно считать сайонат. В V веке сайоны, являясь посланцами короля, осуществляли надзорные функции по исполнению поручений на территории королевства остготов. Им поручались самые разные дела, в основном по контролю за местными управителями и чиновниками, без присвоения функций последних.

Впервые прокуратура была создана во Франции в 1302 году именно как орган, представляющий интересы монарха. Прокурор был «глазами» короля, при помощи которых он мог контролировать функционирование всего механизма государства.

В России Прокуратура была учреждена тремя указами Петра Первого:

1. «Быть при Сенате Генерал-прокурору и обер-прокурору, также во всякой коллегии по прокурору, которые должны будут рапортовать Генерал-прокурору» от 12 января 1722 года — этой дате посвящена мемориальная доска в холле главного входа в Прокуратуру города Санкт-Петербурга, и день 12 января отмечается, как день Прокуратуры России — профессиональный праздник;
2. «Об установлении должности прокуроров в надворных судах и в пределах компетенции надворных судов в делах по доносам фискальных и прочих людей» от 18 января 1722 года;
3. «О должности Генерал-прокурора» от 27 апреля 1722 года.

Прокурор не пользовался решающим голосом ни по одному административному вопросу — это являлось признаком, отличающим надзор от всех иных видов государственной деятельности.

«Органы управления производят и решают дела, а прокуроры наблюдают за этим производством и решением, охраняют их закономерность, но не принимают другого ближайшего участия в самом существе дела, в их возбуждении, постановлении и направлении».

Таким образом, деятельность прокурора носила надзорный характер. Генерал-прокурор надзирал за тем, чтобы Сенат выполнял все, относящиеся к его компетенции дела, и действовал строго в рамках Регламента и указов императора.

Прокурорский надзор

Прокурорский надзор — форма деятельности органов прокуратуры по обеспечению законности, выявлению, устранению и предупреждению нарушений закона. Прокурорский надзор, по сути, является проявлением власти органа, который в большинстве стран, ни к одной из трех ветвей власти не относится. Смысл данной деятельности во вневедомственном надзоре за исполнением норм закона в государстве и принятии соответствующих мер к нарушителям закона.

Прокурорская проверка

Это истребование необходимой документации, получение объяснений от граждан и должностных лиц в рамках рассмотрения сообщения о нарушении законодательства. Сотрудники прокуратуры проверяют решения и действия должностных лиц на признак соответствия их закону, в случае наличия нарушений применяет меры прокурорского реагирования (представление, протест, постановление о возбуждении дела об административном правонарушении, постановление о наличии признаков преступлений в материалах дела, предостережение, заявление в суд).

См. также

• Прокуратура Российской Федерации
• Военная прокуратура России
• Сериал Прокурорская проверка

Ссылки

• Прокуратура // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Прокуратура

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.