Прометей

Прометей (Προμηθεύς)
Прометей несёт людям огонь (Фюгер, 1817) защитник людей от произвола богов
Мифология:	древнегреческая
Толкование имени:	мыслящий прежде, предвидящий, провидец
Латинское написание:	Prometheus
Упоминания:	у Гомера отсутствует, Гесиод, Эсхил, Аполлодор
Отец:	Иапет Евримедонт (по Евфориону)
Мать:	Климена Асия (по Аполлодору) Фемида-Гея (по Эсхилу) Гера (по Евфориону)
Братья:	Атлант, Эпиметей, Менетий
Дети:	Девкалион
Место погребения:	Аргос Опунт
Иллюстрации на ВикискладеК:Википедия:Ссылка на категорию Викисклада отсутствует в Викиданных‎?

ПрометейПрометей

Промете́й (др.-греч. Προμηθεύς, букв. — провидец) — один из титанов в древнегреческой мифологии, защитник людей от произвола богов, царь скифов^{[когда?]}. Двоюродный брат Зевса. Сын титана Иапета и Климены (по Аполлодору — Асии, по Эсхилу — сын Фемиды-Геи). Брат Атланта, Менетия и Эпиметея. Супруг Гесионы, отец Девкалиона (по варианту — от Пандоры).

Имя Прометей означает «мыслящий прежде», «предвидящий» (в противоположность имени его брата Эпиметея — «думающего после», «крепкого задним умом»).

Мифология

Все искусства у людей от Прометея (Эсхил, «Прометей», 506)

Создание людей

Миф о создании Прометеем людей относится к поздней традиции (IV в. до н. э.). Согласно Гесиоду, Прометей вылепил людей из земли, а Афина наделила их дыханием; в более детализированной версии, изложенной Проперцием, — вылепил людей из глины, смешав землю с водой (у Гесиода этого нет); создал он их смотрящими в небо подобно богам. По другому мифу, Прометею и Эпиметею было поручено распределить способности между уже созданными богами людьми и животными; люди остались беззащитными, так как Эпиметей расходовал все способности к жизни на земле на животных. Выяснив это, Прометей похитил для людей огонь.

Обман Зевса в Меконе

Когда в Меконе встал вопрос о жертвоприношениях — какая часть животного должна доставаться богам, а какая — оставаться людям, разделанную тушу быка Прометей разделил, сложив в одну кучу съедобное мясо, которое скрыл шкурой и прикрыл дурнопахнущим желудком животного, а в другую — кости, прикрытые кусками жира, и затем предложил выбирать самому Зевсу, тот же обманулся, выбрав кости, из-за чего отнял у людей огонь. Именно тогда изменился порядок жертвоприношений богам: ранее животное сжигали целиком, теперь же — лишь кости. Прометею также приписывают первое убийство быка.

Похищение огня

По древнейшей версии мифа, Прометей похитил огонь у Гефеста, унёс с Олимпа и передал его людям. Он совершил это, скрыв искру в полом стебле тростника (нарфекс) и показал людям, как его сохранять, присыпая золой. В истолковании, он изобрёл «огневые палочки», от которых загорается огонь. В наказание Зевс направит людям первую женщину — Пандору. По версии мифа, заполучить огонь Прометею помогла Афина.

Наказание Прометея

За похищение огня Зевс приказал Гефесту (либо Гермесу) приковать Прометея к скале Кавказских гор (в Колхиде); или в Скифии. Он был наказан за ослушание Зевсу.

Прикованный Прометей был обречён на непрекращающиеся мучения — вновь и вновь прилетавший орёл выклёвывал его печень, которая у него, бессмертного, снова отрастала. Эти муки длились в течение всего героического века, по различным античным источникам от нескольких столетий до 30 тысяч лет (по Эсхилу), пока Геракл (для упрочения своей славы) не убил стрелой орла и не освободил Прометея. Произошло это незадолго до Троянской войны.

Прометей указал Гераклу дорогу к Гесперидам. В благодарность тот убил орла стрелой из лука и убедил Зевса унять гнев. Когда Зевс освободил Прометея, он оковал у него один палец камнем от скалы и железом, с тех пор люди носят кольца. С освобождением Прометея между ним и Зевсом происходит примирение, которое, по одному из мнений, означает торжество Прометея. Есть рассказ, как Прометей пытался подкупить Харона, но безуспешно.

Его жертвенник в афинской Академии. Культ Прометея в Колоне. Могилы Прометея показывали в Аргосе и Опунте (хотя в Аргосе изобретателем огня считали Форонея). По некоторым данным, он стал созвездием Коленопреклонённого. Люди установили сжигать на алтарях печень жертвенных животных, чтобы боги наслаждались их печенью вместо Прометеевой.

В литературе и искусстве

В трагедии Эсхила «Прометей прикованный» к мотиву похищения огня прибавилось изображение Прометея как первооткрывателя всех культурных благ, сделавших возможными достижения человеческой цивилизации: он научил людей строить жилища и добывать металлы, обрабатывать землю и плавать на кораблях, обучил их письму, счёту, наблюдению за звёздами и т. д. Казнимый за любовь к людям, Прометей Эсхила бросает смелый вызов Зевсу и готов, невзирая на страшные муки, отстаивать свою правоту.

Пример нам мощный завещал —
В отпоре стойком злобе дикой
И в твёрдости души великой,
Сломить которой не могли
Все грозы неба и земли.

Байрон, «Прометей»

Действующее лицо трагедий Эсхила «Прикованный Прометей», «Прометей освобождаемый» и «Прометей-огненосец», сатировской драмы «Прометей-огневозжигатель», пьесы неизвестного автора «Прометей», комедии Аристофана «Птицы», трагедии Акция «Прометей», комедии Антифана «Сотворение человека (Антропогония)». Упоминался в трагедии Софокла «Колхидянки» (фр. 340 Радт).

См. Платон. Протагор 321d (интерпретация мифа). С преодолением средневековья и наступлением Ренессанса прометеевский сюжет начинает пользоваться большой популярностью.

Гуманистические черты образа бунтаря-мученика Прометея получили развитие в поэзии (Дж. Байрон, П. Б. Шелли, Н. П. Огарёв (Прометей), Т. Шевченко, Готье (Прометей и другие), а также в музыке (Ф. Лист, А. Н. Скрябин и другие) и изобразительном искусстве (Тициан, Ф. Г. Гордеев и другие).

В произведениях Кальдерона (драма «Просвещение»), Гёте, Бетховена нашла отражение позднеантичная версия мифа о Прометее — создателе первых людей, вылепленных им из земли и наделённых сознанием.

Гордая непримиримость изображённого у Эсхила богоборца Прометея дала основание К. Марксу назвать его «самым благородным святым и мучеником в философском календаре».

Роберт Антон Уилсон создал образ Прометея Восставшего в одноимённой книге, как символ самого фундаментального и радикального освобождения.

Подробное рассмотрение образа Прометея в мировой литературе см. в книге: Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976. Гл. 7 (стр. 226—297).

В Рокфеллеровском центре в Нью-Йорке расположена статуя Прометея, выполненная из бронзы и покрытая позолотой (см. фото).

В Каменском статуя Прометея была установлена в 1923 году, впоследствии он стал символом города.

Генеалогия эллинов

Эпиметей   Пандора                                                                       Девкалион   Пирра                                                     Эллин                                                       Дор   Ксуф   Эол                                                               Ахей   Ион

Ссылки

• Обнорский Н. П.,. Прометей // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. [ancientrome.ru/religia/greece/person/prometheus.htm Т. 2. С. 337—340]
• Прометей // Реальный словарь классических древностей = Reallexikon des klassischen Altertums : Лейпциг: BG Teubner Verlag, 1855 : [пер. с нем.] / авт.-сост. Ф. Любкер.</span>

Отрывок, характеризующий Прометей

– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.