Пронский, Юрий Иванович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Пронский и Шемякин

Юрий Иванович Пронский-Шемякин (умер 1554) — князь из рода Рюриковичей, стольник и воевода, российский военный и государственный деятель на службе у великого князя и царя московского Ивана Грозного. Старший сын воеводы князя Ивана Васильевича Пронского-Шемяки. У него были братья Иван и Никита Ивановичи Пронские.

Служба

В 1547 году князь Юрий Иванович Пронский присутствовал на свадьбе великого князя московского Ивана Васильевича на Анастасии Романовне Захарьиной. Он держал колпак и спал у постели, а на другой день свадьбы мылся в мыльне с великим князем. В 1549 году Юрий Пронский был назначен кравчим, в 1549 — 1550 годах — рында (телохранитель) царя Ивана Васильевича во время первого казанского похода. В 1550 году Юрий Иванович Пронский был назначен стольником.

В мае 1551 года князь Юрий Иванович Пронский-Шемякин присутствовал на первой свадьбе удельного князя Владимира Андреевича Старицкого (двоюродного брата Ивана Грозного) с Евдокией Александровной Нагой, где нёс вино в церковь.

В 1551 году князь Юрий Иванович Пронский был полковым воеводой в Нижнем Новгороде и Михайлове. В 1552 году был одним из командиром ертоульного полка в русском войске во время второго похода Ивана Васильевича Грозного на Казанское ханство. Князь Андрей Михайлович Курбский, участвовавший во многих военных походах Ивана Грозного, писал о князя Пронском: «княжато Пронский Юрий, юноша зело храбрый». 15 июля ертоульный полк выступил из Мурома, в середине августа вся русское войско переправилась под Свияжском на левый берег Волги. 23 августа русские полки двинулись по стены Казани. Ертоул (7-тысячный отряд пехоты и конницы) под командованием князей Юрия Ивановича Пронского и Фёдора Ивановича Троекурова перправился через реку Булак и стал подниматься на Арское поле под Казанью. В это время 6-тысячный казанский гарнизон предпринял вылазку из города и внезапно напал на ертоульный полк. Им на помощь прибыли князья Ю. И. Пронский и Ф. И. Троекуров с другой частью ертоула, состоящей из детей боярских и стрельцов, заставив казанцев отступить в город. 25 августа по царскому указу ертоульный полк двинулся с Арского поля на правый берег р. Казанки, чтобы здесь соединиться с полком правой руки под командованием князей Петра Михайловича Щенятева и Андрея Михайловича Курбского. В это время казанцы предприняли новую вылазку и атаковали ертоул. Ему на помощь прибыл передовой полк под командованием князя Дмитрия Ивановича Хилкова, который заставил казанцев отступить. В этом бою был легко ранен князь Юрий Иванович Пронский-Шемякин. 30 августа Юрий Иванович Пронский участвовал в боях под стенами Казани. 2 октября 1552 года во время штурма и взятия Казани Юрий Пронский командовал частью ертоула и ворвался в город через Збойливые ворота.

Весной 1554 года царь Иван Васильевич Грозный организовал боярский совет, на котором было принято решение предпринять карательный поход против астраханского хана Ямгурчи (1550—1554), который нарушил мирный договор с Москвой, ограбил русское посольство и напал на ногайские улусы.

«И царь великий посла Дербыш царя на Асторохань, а с ним послал воевод своих князя Юрья Ивановича Пронского-Шемякина с товарищи, а велел ему итти на три полка: в большом полку князь Юрья Иванович Пронской да Михайло Петрович Головин, а в передовом полку постельничей Игнатей Михайлович Вишняков да Ширяй Кобяков, в сторожевом полку Стефан Григорьев сын Сидоров да князь Андрей Булгак-Борятинской, а с ними дворяне царского двора и дети боярские из розных городов выбором, да стрельцов и казаков. Да со князем Юрьем же велел быти с вятчины князь Александру Ивановичу Вяземскому. А велел государь князю Юрью с товарищи итти, как лед вскороется»".

30-тысячное русское войско под предводительством князя Юрия Ивановича Пронского-Шемякина выступило по Волге в поход на Астрахань. 29 июня Юрий Пронский-Шемякин с войском, придя к Переволоку, между Доном и Волгой, отправил на разведку передовой отряд под командованием князя Александра Святыни Вяземского и Данилы Чулкова. Около Чёрного острова передовой отряд столкнулся с астраханским авангардом под командованием Сакмака. Русские наголову разгромили вражеский отряд, захватив много пленников, в том числе самого Сакмака. На допросе пленники сообщили о том, что астраханский хан Ямгурчи со своим войском находится ниже Астрахани, а большая часть населения покинула город и укрылась на речных островах. Юрий Пронский отправил передовой полк, усиленный отрядами воевод князя Давида Гундорова, Тимофея Кропоткина и Григория Желобова, в поход на «царский стан», а сам с главными силами двинулся на оставленную Ямгурчи-ханом столицу Астраханского ханства.

2 июля 1554 года русская рать под командованием князя Юрия Пронского-Шемякина подошла под Хаджи-Тархан (Астрахань), защищать который было некому, в городе оставались «люди немногые». Русские воины высадились выше и ниже крепости и полностью её блокировали. Астрахань сдалась без сопротивления, а её защитники обратились в бегство при первом появлении русских полков. Передовой полк под командованием князя Александра Вяземского также действовал успешно. Сам астраханский хан Ямгурчи, находившийся на острове в одном из рукавов дельты Волги, при приближении русских бежал в Азов, но его гарем был перехвачен. Через несколько дней московские воеводы догнали бежавших астраханцев, часть их была убита, другие взяты в плен. Было освобождено много русских невольников.

Русские воеводы изгнали Ямгурчи и посадили на вакантный ханский престол в Астрахани Дервиш-Али (1554—1556), вассала и ставленника царя Ивана Васильевича. Новый астраханский хан освободил всех находившихся в его ханстве русских пленников и обязался выплачивать московскому царю ежегодную дань: 40 тысяч алтын (1200 рублей серебром) и 3 тысячи волжских рыб («осетров в сажень»). Русские воеводы пробыли в Астрахани четыре недели.

29 июля 1554 года русские полки под предводительством князя Юрия Ивановича Пронского-Шемякина, оставив в городе гарнизон под командованием воеводы Петра Никитича Тургенева, ушли из Астрахани. Московские воеводы освободили всех астраханских пленников, взяв с собой только жен и детей Ямгурчи-хана и русских пленных. В октябре русские воеводы во главе с князем Юрием Пронским прибыли в Москву, где «государь их жаловал великим жалованьем».

В том же 1554 году князь Юрий Иванович Пронский-Шемякин должен был по росписи стоять в Калуге с передовым полком, но, вследствие сделанного изменения, был переведен в Рязань.

Князь Юрий Иванович Пронский-Шемякин был женат на дочери князя Ивана Семёновича Мезецкого, от брака с которой не имел детей.

Ссылки

• В. Корсакова. Пронский-Шемякин, Юрий Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Литература

• Волков В. «Войны и войска Московского государства», Москва, «Алгоритм», 2004 г. ISBN 5-699-05914-8, ст. 128, 129

• Татищев В. Н. «История Российская», том 6, Москва, Научно-издательский центр «Ладомир», 1996 г. ISBN 5-86218-204-7, ст. 231, 234, 235, 236, 237

Отрывок, характеризующий Пронский, Юрий Иванович

К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.