Прорицание вёльвы

Völuspá
Прорицание вёльвы
Автор(ы)	неизвестен
Дата написания	вероятно, XII век
Язык оригинала	древнеисландский
Собрание	Старшая и Младшая Эдды
Тема	вёльва
Жанр	поэма
Стиль	форнюрдислаг
Объём	66 восьмистиший
Тесно связано	Прорицание вёльвы вкратце
Оригинал	неизвестен
[norse.ulver.com/edda/voluspa.html Электронный текст произведения]

«Прорица́ние вёльвы» (др.-сканд. Völuspá) — одна из самых известных эпических песен «Старшей Эдды». В песне от имени вёльвы (колдуньи) рисуется картина от сотворения мира до его гибели, а затем последующего возрождения. «Прорицание» содержит богатейший материал по скандинавской мифологии. В классическом издании песнь состоит из 66 восьмистиший, написанных размером форнюрдислаг.

Большинство исследователей считает, что песнь возникла в Исландии на рубеже двух эпох — языческой и христианской, то есть во второй половине или в конце X в.

На русский язык «Прорицание вёльвы» переводилось четырежды — С. Свириденко, А. И. Корсуном, Е. М. Мелетинским и В. Г. Тихомировым.

Содержание

Песня описывает начало времен, когда ничего не было и лишь «бездна зияла». Тогда боги (сыны Бёра), находясь в поле Идавёлль, начали строить Мидгард. Затем они встретили трех великанш-ётунов. Из крови ётуна Бримира боги создали карликов. Затем трое богов-асов (Один, Хёнир, Лодур) на берегу моря увидели пару Аска и Эмблу, вылепленных карликами из глины, и оживили их. А три богини (Урд, Верданди, Скульд) нарезали на мистическом ясене Иггдрасиль руны, определяя судьбу людей.

Затем следует первая война между асами и ванами, в которой погиб Бальдр, сын Одина.

После описываются волшебные страны: Хвералунд (Hveralundr), где пребывает Сигюн; северная обитель карликов Нидавеллир (Niðavellir); дальше — загробный Берег мёртвых (Náströnd), где расположено жилище змей, в том числе Нидхёгга, который пожирает души грешников. В железном лесу рождается Фенрир, который сыграет важную роль в конце света, когда жилище богов будет залито кровью, а солнце померкнет. В Гнипахеллире (Gnipahellir) с цепи рвется Гарм. Тёмные силы (ётуны, огненные великаны) собираются с юго-востока и плывут на корабле Нагльфар. Ими предводительствуют Хрюм, Локи и Сурт.

Завершается песня обновлением мира. Из моря поднимается земля, асы возвращаются на поле Идавёлль, воскресает Бальдр.

Ссылки

• [norse.ulver.com/src/edda/voluspa/ru.html Прорицание вёльвы (перевод А. И. Корсуна)]
• [norse.ulver.com/src/edda/voluspa/rus.html Прорицание Провидицы (в переводе С. Свириденко)]
• [norse.ulver.com/src/edda/voluspa/rut.html Прорицание вёльвы (в переводе В. Г. Тихомирова)]
• [norse.ulver.com/src/edda/voluspa/ru2.html Прорицание вёльвы (в переводе Е. М. Мелетинского)]

См. также

• Прорицание вёльвы вкратце
• Вёльва

Отрывок, характеризующий Прорицание вёльвы

– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.