Моисей

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пророк Моисей»)
Перейти к: навигация, поиск
Моисей (מֹשֶׁה — Моше)

скульптура Микеланджело

Ветхозаветный пророк и законодатель, сплотивший израильские колена в единый народ
Пол: мужской
Период жизни: XVI—XII вв. до н. э.
Толкование имени: «взятый (спасённый) из воды»
В иных культурах: Муса (ислам)
Местность: Египет, Аравийский п-ов, Синайский п-ов
Занятие: первый Судья Израиля, пророк, пастух
Происхождение: колено Левия

Упоминания:

Пятикнижие (Тора), Евангелие изменило Десять заповедей Моисея и почитание Субботы
Отец: Амрам
Мать: Иохаведа
Супруг(а): Сепфора, дочь Иофора
Дети: Гирсам и Елиезер
Место погребения: долина у горы Нево хребта Аварим
Связанные понятия: Неопалимая купина, Десять казней египетских, Исход, Золотой телец, Медный змий, манна небесная, Станы Исхода, Десять заповедей, гора Синай, песах, Шаббат, иудаизм, скиния, менора
Связанные события: Исход
Связанные персонажи: Аарон и Мириам (брат и сестра), Иисус Навин

Атрибуты: Скрижали Завета, посох, рожки (cornuta)
МоисейМоисей
Запрос «Моше» перенаправляется сюда, о других носителях имени см. Моисей (имя)

Моисе́й (ивр.מֹשֶׁה‏‎, Моше́, «взятый (спасённый) из воды»; араб. موسىٰМуса, др.-греч. Mωυσής, лат. Moyses) (XIII век до н. э.)[1], в Пятикнижии — еврейский пророк и законодатель, основоположник иудаизма, организовал Исход евреев из Древнего Египта, сплотил израильские колена в единый народ. Является самым важным пророком в иудаизме.

Согласно Книге Исхода, Моисей родился в то время, когда его народ увеличивался в численности и египетский фараон был обеспокоен тем, что израильтяне могут помочь врагам Египта. Когда фараон приказал убивать всех новорожденных мальчиков, мать Моисея, Иохаведа спрятала его в корзинке и пустила её по водам Нила. Корзинка вскоре была обнаружена дочерью фараона, которая решила усыновить ребёнка.

Когда Моисей вырос, он увидел притеснение своих соплеменников. Он убил египетского надсмотрщика, который жестоко наказывал израильтянина, и сбежал из Египта в землю мадианитян. Здесь из горящего, но несгорающего кустарника (Неопалимой купины), к нему обратился Бог, который повелел Моисею вернуться обратно в Египет и просить освобождения израильтян. После десяти казней Моисей вывел израильтян из Египта через Чермное море[2], после чего они остановились у горы Синай, где Моисей получил десять заповедей. После сорока лет скитаний по пустыне Моисей умер.

Существование Моисея, а также достоверность его жизнеописания в Библии является предметом споров среди библеистов и историков. Библеисты обычно датируют его жизнь XVI—XII вв. до н. э., в основном связывая с фараонами Нового царства.





Имя

Моисей
в иероглифах
<
F31S29S29
>

Согласно Библии, значение имени Моисей связано со спасением из вод Нила («вытянутый»). Это имя Моисею дала дочь фараона (Исх. 2:10). Здесь игра слов может также быть намеком на роль Моисея, который вывел израильтян из Египта. Античный историк Иосиф Флавий повторяет библейское толкование, утверждая, что имя Моисей состоит из двух слов: «спасенный» и египетского слова «Мои», означающего воду[3]. Семитологи выводят происхождение имени от египетского корня msy, означающего «сын» или «рождать»[4].

Жизнеописание

Библейский рассказ

Основной источник сведений о Моисее — библейское повествование на древнееврейском языке. Его жизни и деятельности посвящены четыре книги Пятикнижия (Исход, Левит, Числа, Второзаконие), составляющие эпопею Исхода евреев из Египта.

Книга Исход повествует о том, что родители Моисея принадлежали колену Левия (Исх. 2:1). Моисей родился в Египте (Исх. 2:2) в царствование фараона, который «не знал Иосифа» (Исх. 1:8), бывшего первым вельможей при одном из его предшественников. Правитель усомнился в верности Египту потомков Иосифа и его братьев и обратил евреев в рабов.

Но каторжный труд не сократил численности евреев, и фараон приказал топить в Ниле всех новорожденных еврейских младенцев мужского пола. В ту пору в семье Амрама родился сын (Исх. 2:2). Матери Моисея Иохаведе (Йохевед) удалось скрывать младенца у себя дома в течение трёх месяцев (Исх. 2:3). Не имея более возможности его прятать, она положила младенца в тростниковую корзину, обмазанную снаружи асфальтом и смолой, и оставила в зарослях тростника на берегу Нила, где его нашла дочь фараона, пришедшая туда на купание (Исх. 2:5). Поняв, что перед ней один «из еврейских детей» (Исх. 2:6), она, однако, сжалилась над плачущим младенцем и по совету сестры Моисея Мириам (Исх. 15:20), издали наблюдавшей за происходящим, согласилась позвать кормилицу-израильтянку. Мириам позвала Иохаведу, и Моисей был отдан своей матери, которая вскормила его (Исх. 2:7-9). Дочь фараона назвала ребёнка Моисей («вынутый из воды») «потому что, говорила она, я из воды вынула его» (Исх. 2:10). В Библии не упоминается, как долго Моисей жил у своего родного отца и матери. По мнению некоторых К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3372 дня], он оставался с ними два или три года, а может, и дольше — по меньшей мере пока не был отнят от груди. В книге Исход говорится, что «вырос младенец» у родителей, но какого возраста он достиг, неизвестно. «И вырос младенец, и она привела его к дочери фараона, и он был у неё вместо сына» (Исх. 2:10).

Согласно новозаветной книге «Деяния святых апостолов», когда Моисей был отдан дочери фараона, его стали обучать «всей мудрости египтян» (Деян. 7:22).

Моисей вырос как приёмный сын в семье фараона. Однажды Моисей пришел к евреям. Он был глубоко огорчён рабским положением своего народа. Увидев египтянина, бившего еврея, Моисей убил его, а позднее пытался помирить ссорящихся между собой евреев.[5] Фараон узнал об этом, и Моисей, опасаясь за свою жизнь, бежал из Египта в землю Мадиамскую.[6]

Семья

Моисей, бежав из Египта в землю Мадиамскую[6], остановился у священника Иофора[7] (Рагуила[8]). Жил у Иофора, пас его скот и женился на его дочери Сепфоре. Она родила ему сыновей Гирсама (Исх. 2:22; Исх. 18:3) и Елиезера[9]. (После исхода Моисей собрал многотысячную армию и истребил мадианитян, народ своей жены.[10])

Вероятно, имел ещё одну жену, после Исхода евреев из Египта. В книге Числа упоминается, что его упрекали сестра Мариам и брат Аарон, что его жена — эфиопка по национальности[11].

Откровение

Выпасая скот у горы Хорив (Синай), он из неопалимой купины получил призыв Бога, открывшего ему своё Имя (Яхве (ивр. יהוה), «Аз есмь сущий») к освобождению своего народа. Моисей спросил, что ему делать, если израильтяне ему не поверят. В ответ Бог дал Моисею возможность творить знамения: он превратил посох Моисея в змея, а змея — снова в посох; затем Моисей положил руку свою к себе в пазуху, и рука побелела от проказы как снег; по новому повелению снова положил руку в пазуху, вынул её, и рука была здорова.

Возвратившись на берега Нила, вместе с братом Аароном (которого Бог выбрал ему в помощники служить «его устами» (Исх. 4:16), так как Моисей ссылался на своё косноязычие), ходатайствовал перед фараоном об освобождении сынов Израилевых из Египта. Причём сначала Моисей и Аарон от имени Яхве просили фараона отпустить евреев в пустыню на три дня для принесения жертв.

Упорство фараона подвергло страну ужасам «Десяти казней египетских»: превращению вод Нила в кровь; нашествию жаб; нашествию мошек; нашествию пёсьих мух; мору скота; болезни на людях и скоте, выразившейся в воспалениях с нарывами; граду и огню между градом; нашествию саранчи; тьме; смерти первенцев в семьях египетских и всего первородного из скота. Наконец, фараон разрешил им отлучиться на три дня (Исх. 12:31), и евреи, взяв скот и останки Иакова и Иосифа Прекрасного, ушли из Египта в пустыню Сур.

Исход

Бог показывал беглецам путь: он шёл перед ними днём в столпе облачном, а ночью в столпе огненном, освещая путь (Исх. 13:21-22). Сыны Израиля перешли через Чермное море, которое расступилось перед ними, но потопило армию фараона, которая преследовала израильтян. На берегу моря Моисей и весь народ, в том числе его сестра Мириам, торжественно воспели благодарственную песнь Богу (Исх. 151-21).

Моисей повел свой народ в Землю Обетованную через Синайскую пустыню. Сначала три дня они шли пустыней Сур и не находили воды кроме горькой, но Бог усладил эту воду, повелев Моисею бросить в неё указанное им дерево (Исх. 1524-25). В пустыне Син Бог послал им множество перепелов, а затем (и в течение всех следующих сорока лет блужданий) ежедневно посылал им с неба манну.

В Рефидиме Моисей по повелению Бога извёл воду из скалы горы Хорива, ударив в неё своим жезлом. Здесь на евреев напали амаликитяне, но были побеждены при молитве Моисея, который во время битвы молился на горе, воздевая свои руки к Богу (Исх. 17:11-12).

В третий месяц по выходе из Египта израильтяне подошли к горе Синай, где Бог дал Моисею правила, как нужно жить Сынам Израиля, а потом Моисей получил от Бога каменные Скрижали Завета с Десятью заповедями, ставшими основой Моисеева законодательства (Торы). Так был заключен завет между Богом и избранным народом. Здесь же, на горе, получил указания о постройке Скинии и о законах богослужения. Моисей дважды всходил на гору Синай, оставаясь там по сорок дней. Во время его первого отсутствия народ согрешил, нарушив только что заключенный завет: сделал Золотого тельца, которому евреи начали поклоняться как Богу, выведшему их из Египта. Моисей в гневе разбил Скрижали и уничтожил тельца (Семнадцатое тамуза). После этого опять на сорок дней он вернулся на гору и молился Богу о прощении народа. Оттуда он вернулся с лицом, осиянным светом Божьим, и был вынужден прятать лицо под покрывалом, чтобы народ не ослеп. Через полгода была сооружена и освящена Скиния.

Несмотря на великие трудности, Моисей остался служителем Божиим, продолжал вести избранный Богом народ, учить его и наставлять. Он возвестил будущее колен Израилевых, но в землю обетованную не вошёл, как и Аарон, из-за греха, совершённого ими у вод Меривы в Кадесе — Бог дал указание сказать слова скале, но по маловерию они ударили в скалу два раза[12].

В конце странствования народ опять стал малодушествовать и роптать. В наказание Бог послал ядовитых змей, и когда евреи раскаялись, повелел Моисею воздвигнуть медного змия для их врачевания.

Смерть

Моисей умер, как указывают поздние иудейские богословы, 7-го адара 1488 года года по еврейскому календарю (1272 г. до н. э.)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3486 дней], перед самым входом в Землю Обетованную. Господь перед смертью призвал его на хребет Аварим[13]: «И взошёл Моисей с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему Господь всю землю Галаад до самого Дана» (Втор. 34:1). Там он и умер. «Погребен на долине в земле Моавитской против Беф-Фегора, и никто не знает [места] погребения его даже до сего дня» (Втор. 34:6).

Своим преемником по указанию Бога он назначил Иисуса Навина.[14]

Жил Моисей 120 лет.[15] Из которых сорок лет провёл в странствиях по Синайской пустыне.

Античная традиция

О Моисее упоминали греческие и латинские авторы.

По свидетельству римского историка Иосифа Флавия, египетский историк Манефон (IV—III вв. до н. э.) сообщал, что фараон приказал переселить в каменоломни всех прокажённых и больных другими болезнями. Прокажённые избрали своим предводителем гелиопольского жреца Осарсифа (имя в честь бога Осириса), который после изгнания сменил имя на Моисей. Осарсиф (Моисей) установил для сообщества изгнанных законы и повелел не вступать в общение ни с кем, кроме связанных с ними единой клятвой. Он также возглавил войну против фараона. Однако в войне переселенцы потерпели поражение, и армия фараона преследовала разбитых врагов до пределов Сирии[16]. Однако Иосиф Флавий называет сведения Манефона «вздорными и лживыми»[17]. По мнению Флавия, Моисей был сделан начальствующим над египетским войском против эфиоплян, вторгнувшихся в Египет до самого Мемфиса, и с успехом поразил их[18].

По Херемону, Моисея звали Тисифен, он был современником Иосифа, которого звали Петесеф[19]. Тацит называет его законодателем иудеев[20]. Источник, использованный Помпеем Трогом, называет Моисея сыном Иосифа и отцом Арруаса, царём иудеев[21].

Египетские источники

Древнеегипетские письменные источники и археологические находки не содержат никаких сведений о Моисее.

Моисей в авраамических религиях

В иудаизме

Моисей (ивр.מֹשֶׁה‏‎, «Моше») — главный пророк в иудаизме, получивший от Бога Тору на вершине горы Синай. Считается «отцом» (главным) всех последующих пророков, так как уровень его пророчества является наивысшим из возможных. Так в книге Второзаконие сказано: «И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу» (Втор. 34:10). Также о нём говорится: «Если и есть у вас пророк, то Я, Господь, в видении открываюсь ему, во сне говорю Я с ним. Не так с рабом Моим Моше, доверенный он во всём доме Моём. Устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не загадками, и лик Господа зрит он.» (Чис. 12:6-8). Однако в Книге Исход Моисею запрещено видеть лицо Бога: «И потом сказал Он: лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх. 33:20).

На основе повествования Книги Исход иудеи считают, что свод религиозных законов иудаизма (тора) был дан Моисею Богом на горе Синай. Однако, когда Моисей, спустившись с горы, увидел, как евреи поклоняются золотому тельцу, он в гневе разбил скрижали. После этого Моисей вернулся на вершину горы и написал заповеди своей рукой.

В каббале раскрывается соответствие Моисея (Моше) и сфиры нецах. [22] А также то, что Моисей — это кругооборот (гилгул) души Авеля[23].

Обычно иудеи упоминают Моисея как Моше Рабейну, то есть «наш учитель».

В христианстве

Моисей — великий пророк Израиля, по преданию, автор книг Библии (Пятикнижия Моисея в составе Ветхого Завета). На Синайской горе принял от Бога Десять заповедей.

В христианстве Моисей считается одним из важнейших прообразов Христа: как через Моисея явлен миру Ветхий Завет, так через Христа в Нагорной проповеди — Новый Завет.

Согласно синоптическим евангелиям, во время Преображения на горе Фавор, с Иисусом были пророки Моисей и Илия.

Икона Моисея входит в пророческий чин русского иконостаса.

Память пророка Моисея отмечается Русской православной церковью 17 сентября (нов. ст.).

Филон Александрийский и Григорий Нисский составили подробные аллегорические толкования жизнеописания пророка.

В исламе

В мусульманской традиции имя Моисей звучит как Муса́ (араб. موسى‎). Он — один из величайших пророков, собеседник Аллаха, которому был ниспослан Таурат (Тора).

Муса — пророк в исламе, один из потомков пророка Якуба. Он родился и некоторое время прожил в Египте. В то время там властвовал Фираун (Фараон), который был неверующим. Муса убежал от фараона к пророку Шуайбу, который в это время владел Мадьяном.

Историчность Моисея

Существование Моисея и его роль в ранней истории Израиля — предмет давних споров. Первые сомнения в историчности Моисея и достоверности его жизнеописания были высказаны ещё в Новое время. В современную эру ряд историков и библеистов приводит доводы в пользу того, чтобы считать Моисея легендарной фигурой. Они отмечают, что древневосточные (включая древнеегипетские) письменные источники и археологические памятники не содержат никаких сведений о Моисее или событиях исхода[24][25][26][27]. Их оппоненты указывают на дефицит исторических памятников и утверждают, что события исхода, связанные с Моисеем имеют минимальные шансы на отражение в памятниках бронзового и раннего железного веков.[28] Однако и те и другие признают, что записи сказаний о Моисее предшествовала длительная устная традиция, которая могла видоизменить, переиначить, исказить или дополнить первоначальные предания. Этим точкам зрения противостоят сторонники школы «библейского минимализма», которые полагают, что Ветхий Завет был написан иудейскими жрецами около IV—II веков до н. э. и подавляющее большинство событий и фигур этой части Библии являются вымышленными.

Сторонники документальной гипотезы рассматривают Пятикнижие как результат компиляции нескольких источников, четыре из которых (Яхвист, Элохист, Жреческий кодекс и Девторономист) составляют основной массив текста. Они отмечают, что фигура Моисея и его роль в каждом источнике отличается. Так в Яхвисте Моисей безоговорочный лидер исхода. Жреческий кодекс стремится преуменьшить роль Моисея и акцентирует внимание на роли брата Моисея Аарона, к которому возводили свою родословную иерусалимские священники. Элохист в противовес Аарону подчеркивает роль Иисуса Навина, который оказался верен слову Бога более Моисея. Наконец Девторономист подчеркивает роль Моисея как пророка и законодателя. Из этих наблюдений делается вывод, что предания о Моисее сложились постепенно и их версии в разных традициях отличались[29]. Эти выводы оспариваются критиками документальной гипотезы.

Библеисты также отмечают, что в текстах об исходе, которые считают более ранними, чем основной массив Пятикнижия (ранние пророки, псалмы, «песнь моря») Моисей не упоминается. На этом основании выдвигается предположение о том, что в ранних устных традициях Моисей или не был героем исхода или имел незначительную роль. И только позднее составители письменного предания построили весь рассказ вокруг фигуры Моисея, от которого они вели свою родословную[29]. Такие заключения также оспариваются на том основании, что предполагаемые упоминания об исходе являются краткими и Моисей в них мог быть не упомянут по желанию авторов.

Моисей и фараон: версии

Предпринималось множество попыток установить, к какому периоду истории Древнего Египта Библия относит события исхода евреев, и о каком фараоне в ней говорится. Существует несколько версий того, когда, предположительно, произошел исход евреев, и, следовательно, когда жил Моисей. Большинство версий связывают исход с фараонами Нового царства. Это подразумевает, что деятельность Моисея приходится на промежуток XVI—XII веков до н. э.

Библия не называет упоминаемого фараона по имени, хотя в ней именам часто уделяется много внимания[30]. Так, в Исходе упомянуты имена двух повитух, которых фараон призвал к себе, но не имя фараона (Исх. 1:15). Согласно Исходу, после бегства Моисея из Египта в Мадиамскую землю фараон умер («спустя долгое время, умер царь Египетский») (Исх. 2:23). Таким образом, в Исходе фигурируют не менее двух фараонов.

Различные библеисты пытались идентифицировать фараона Книги Исход со следующими фараонами:

Яхмос I (1550—1525 до н. э.)
Тутмос III (1479—1425 до н. э.)
Рамсес II (1279—1213 до н. э.)
Мернептах (1212—1202 до н. э.)
Сетнахт (1189—1186 до н. э.)

На Яхмоса I указывали те, кто полагали, что израильтяне покинули Египет после изгнания гиксосов. Яхмос I успешно воевал с гиксосами и захватил их столицу — Аварис. Те, кто пытались установить дату исхода на основе библейского летоисчисления, приходили к заключению, что исход приходится на правление Тутмоса III. В Рамсесе II, ведшего обширные строительные работы с привлечением большого числа людей, видели фараона-угнетателя. При Мернептахе, сыне Рамсеса II, Египет начал слабеть, поэтому правление Мернептаха считали более вероятным временем для исхода. Отсутствие мумии этого фараона также служило поводом для спекуляций до того времени, когда мумия была обнаружена.

Моисей и Эхнатон

В 1939 году в своей работе «Моисей и монотеизм» Зигмунд Фрейд связал учение Моисея с религией, которую в Египте насаждал во время своего правления фараон Эхнатон (правил приблизительно в 1351—1334 годах до н. э.). Эта религия предполагала поклонение только одному божеству — диску солнца Атону. В монотеизме (или генотеизме) Эхнатона Фрейд усматривал истоки единобожия иудаизма. Основываясь на сведениях Манефона, Фрейд высказывает догадку, что после провала этой религии в Египте один из учеников Эхнатона (Осарсиф) предпринял попытку объединить под её эгидой другой народ, совершив вместе с ним побег из Египта. Это относит дату Исхода сразу за датой кончины Эхнатона, то есть после 1358 г. до н. э.

На сегодняшний день догадка Фрейда представляет интерес лишь для историков психоанализа.[31]

В искусстве

изобразительное искусство:
литература:
  • Поэма И. Я. Франко «Моисей»
  • Зигмунд Фрейд написал книгу «Моисей и монотеизм» ([ulenspiegel.od.ua/?ID=3813 З.Фрейд: Этот человек Моисей]), посвященную психоаналитическому исследованию жизненного пути Моисея и его отношений с народом.
музыка:
кинематограф:

Иконопись

Иконописные подлинники дают такое описание внешности пророка Моисея: «Великий старец 120 лет, еврейского типа, благонравный, кроткий. Плешив, со средней величины бородой прядями, очень красив собою, телом мужествен и силен. Носил нижний хитон синего цвета, с разрезом спереди и подпоясанный (ср.: Исх. 39:12 и след.); сверху — ефод, то есть длинное полотно с прорезом посредине для головы; на голове — покрывало, на ногах — сапоги. В руках у него — жезл и две скрижали с 10 заповедями».

Кроме скрижалей изображали и свиток с надписью:

  • «Кто есмь аз, яко да пойду к фараону царю египетскому, и яко да изведу сыны израилевы от земли египетския» (Исх. 3:11).
  • Иногда приводится другой текст: «Помощник и покровитель бысть мне во спасение; Сей мой Бог и прославлю Его, Бог Отца моего и вознесу Его» (Исх. 15:1).

Существует также традиция изображать пророка ещё достаточно молодым («средовеком»): это иконы с изображением пророка при Купине неопалимой, изувающим сапоги от ног своих (Исх. 3:5), или получающим от Господа скрижали[32].

См. также

  • Авторство Библии
  • Операция «Моисей» — военная операция Израиля по спасению эфиопских евреев из Судана в Израиль, проведённая с осени 1984 по январь 1985 г.
  • Holy Moses — немецкая трэш-метал группа.
  • Этот человек Моисей — поздняя работа Зигмунда Фрейда, посвящённая психоанатилическому и историческому анализу формирования монотеизма у евреев.


Напишите отзыв о статье "Моисей"

Примечания

  1. По иудейским верованиям, родился в Египте 7-го адара 2368 года по еврейскому календарю (1392 г. до н. э.), а умер 7-го адара 2488 (1272 г. до н. э.).
  2. Чермное море // Библейская энциклопедия архимандрита Никифора. — М., 1891—1892.
    Из-за сходства названий Чермное море часто путают с Чёрным морем. Чермное море не является универсальным названием. Его использует синодальный перевод Библии. В септуагинте водоем отождествляется с Красным морем. В еврейском тексте используется название «Море камышей».
  3. Иосиф Флавий. О древности еврейского народа I 31 khazarzar.skeptik.net/books/flavius/02.html
  4. Mark S. Smith. Exodus. Volume 3 (The New Collegeville Bible Commentary); Collegeville, MN: The Liturgical Press, 2011.
  5. Исх. 2:11-14«Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим [сынам Израилевым] и увидел тяжкие работы их; и увидел, что Египтянин бьет одного Еврея из братьев его. Посмотрев туда и сюда и видя, что нет никого, он убил Египтянина и скрыл его в песке. И вышел он на другой день, и вот, два Еврея ссорятся; и сказал он обижающему: зачем ты бьешь ближнего твоего? А тот сказал: кто поставил тебя начальником и судьёю над нами? не думаешь ли убить меня, как убил Египтянина? Моисей испугался и сказал: верно, узнали об этом деле.»
  6. 1 2 Исх. 2:15«И услышал фараон об этом деле и хотел убить Моисея; но Моисей убежал от фараона и остановился в земле Мадиамской, и сел у колодезя.»
  7. Исх. 3:1«Моисей пас овец у Иофора, тестя своего, священника Мадиамского. Однажды провел он стадо далеко в пустыню и пришел к горе Божией, Хориву.»
  8. Исх. 2:17«И пришли пастухи и отогнали их. Тогда встал Моисей и защитил их, и напоил овец их.»
  9. Исх. 18:4«а другому имя Елиезер, потому что [говорил он] Бог отца моего был мне помощником и избавил меня от меча фараонова.»
  10. Чис. 31
  11. Чис. 12:1«И упрекали Мариам и Аарон Моисея за жену Ефиоплянку, которую он взял, — ибо он взял [за себя] Ефиоплянку»
  12. Чис. 14:22-23: «Все, которые видели славу Мою и знамения Мои, сделанные Мною в Египте и в пустыне, и искушали Меня уже десять раз, и не слушали гласа Моего, не увидят земли, которую Я с клятвою обещал отцам их; все, раздражавшие Меня, не увидят её;»
  13. Втор. 32:49, Чис. 27:12
  14. Втор. 34:9
  15. Втор. 34:7
  16. Иосиф Флавий. О древности еврейского народа I 26 khazarzar.skeptik.net/books/flavius/02.html
  17. Иосиф Флавий. О древности еврейского народа I 27 khazarzar.skeptik.net/books/flavius/02.html
  18. (Древ. кн. II, гл. 10)
  19. Иосиф Флавий. О древности еврейского народа I 32
  20. Тацит. История V 3-4
  21. Юстин. Эпитома Помпея Трога XXXVI 2, 11-16
  22. [www.havura.net/evrejjskaja_mudrost/vvedenie_v_kabalu/sfirot/des_sfirot/ «Введение в каббалу. Десять сфирот»]
  23. Книга Зоар. Пункт 285 «Эвель — Моше»
  24. Who Were the Early Israelites? by William G. Dever (William B. Eerdmans Publishing, Grand Rapids, MI, 2003)
  25. The Bible Unearthed by Neil Asher Silberman and Israel Finkelstein (Simon and Schuster, New York, 2001)
  26. [harpers.org/archive/2002/03/0079105 ''False Testament''by Daniel Lazare (Harper's Magazine, New York, May 2002)]. Harpers.org. Проверено 11 октября 2010.
  27. [www.religioustolerance.org/chr_arhs.htm Archaeology and the Hebrew Scriptures].
  28. Hoffmeier, James K. 'Moses and the Exodus.' In: Israel in Egypt: The Evidence for the Authenticity of the Exodus Tradition, New York: Oxford University Press, 1996.
  29. 1 2 Фридман Р. [dictionnaire.narod.ru/Friedman-2011-rus.djvu Как создавалась Библия] / Пер. с англ. Г.Ястребова. — М.: Эксмо, 2011. — 400 с. — ISBN 978-5-699-48351-8.
  30. Ранович А. Очерк истории древнееврейской религии. — М.: ОГИЗ., 1937.
  31. Harl Kenneth W. The Great Courses: Origins of Great Ancient Civilizations. THE TEACHING COMPANY, 2005
  32. [www.mepar.ru/library/vedomosti/58/1106/ Архимандрит Николай (Погребняк). Иконография пророческого служения]

Литература

Ссылки

  • [www.eleven.co.il/article/12813 Моисей] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  • [web.archive.org/web/20110815054441/guide21.ru/PDF-Documents/Derech%20Avot%20Map%20for%20Program.pdf Дороги праотцев] (недоступная ссылка с 14-05-2013 (3971 день) — история)
  • Леннарт Мёллер. [nbad.narod.ru/exodus_case/index.htm Дело об исходе] = Lennart Möller. The Exodus Case. — 2007. — 164 с.
  • Баренбойм П. Д. [philosophicalclub.ru/?an=Barenboim_-_Bibleiskoe_nachalo_filosofii_prava Библейское начало философии права] (HTML-версия статьи в журнале «Законодательство и экономика», № 2, 2012).
  • [ros-vos.net/christian-culture/bibliya-izo/vz/3/ Пророк Моисей и Исход в русской живописи. Репродукции картин]

Отрывок, характеризующий Моисей

– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.