Прорыв линии Зигфрида

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Прорыв линии Зигфрида
Основной конфликт: Вторая мировая война

Карта линии Зигфрида
Дата

26 августа 1944 года25 марта 1945 года

Место

Франция, Бельгия, Нидерланды, Германия

Итог

Победа союзников

Противники
Британская империя:

США США
Сражающаяся Франция Сражающаяся Франция

Германия
Командующие
Д. Эйзенхауэр Г. фон Рундштедт
В. Модель
Силы сторон
4.5 млн. чел. (91 дивизия)[1] ~1,5 млн. чел.
Потери
США:

240,082 жертв (50,410 убитых, 172,450 раненых, 24,374 пропавших без вести)

(15 Сентября 1944 – 21 Марта 1945)

200,068 жертв (42,008 убитых, 143,708 раненых, 20,312 пропавших без вести)
 
Прорыв линии Зигфрида
МурбрюггеНанси«Астония»ГолландияХюртгенский лесОверлонАхенХаарбергШельда«Клиппер»«Куин»

Прорыв Линии Зигфрида (26 августа 1944 — 25 марта 1945) — наступательная операция войск союзников против немецкой армии с целью вторжения в западную Германию.





Предыстория

После освобождения Парижа 25 августа войсками «Сражающейся Франции» Союзники были вынуждены сделать паузу для перегруппировки войск и налаживания системы снабжения. Эта пауза позволила немцам укрепить оборонительные рубежи на западных границах Германии. 24 августа 1944 года Гитлер издал директиву о восстановлении и обновлении «Линии Зигфрида» — комплекса оборонительных сооружений на старой франко-германской границе. На эту работу было брошено 20.000 человек из Райхсарбайтсдинст, к ней привлекались и местные жители. Помимо восстановления старой линии укреплений, были также возведены оборонительные сооружения вдоль границ Рейха с оккупированными территориями на Западе.

Немецкие войска отступали на восток, не делая попыток закрепиться в восточной Франции или Бельгии, и стали оказывать серьёзное сопротивление лишь на границах Германии. Войска Союзников преследовали немцев, но из-за проблем в снабжении (в частности, из-за того, что тыловые службы не успевали доставлять горючее и боеприпасы в вырвавшиеся далеко вперёд передовые части) были неспособны вести серьёзные боевые действия. Поэтому, когда немецкие войска остановились и заняли оборону, то Союзники также были вынуждены остановиться и заняться налаживанием системы снабжения для ведения дальнейших операций.

К середине сентября 1944 года сформировалась сплошная линия фронта от Ла-Манша до швейцарской границы. Со стороны Союзников северный его участок заняла британская 21-я группа армий (командующий — фельдмаршал Монтгомери), центральный участок — американская 12-я группа армий (командующий — генерал Брэдли), южный — высадившаяся на юге Франции в ходе операции «Драгун» американо-французская группа армий (командующий — генерал-лейтенант Диверс). Общее командование осуществлял генерал Эйзенхауэр и его Главное командование союзных сил.

Проблемы со снабжением

С захватом Парижа Союзники вышли на рубежи, которые предусматривалось занять к исходу трёх-четырёх месяцев боёв после высадки на французском побережье, то есть опередили график продвижения на несколько недель. Дороги, железнодорожные линии, склады, ремонтные мастерские и базовые сооружения, необходимые для обеспечения непрерывного продвижения войск вперёд, остались в тылах далеко от линии фронта. Для обеспечения передовых частей была задействована транспортная авиация, однако она могла доставлять на передний край лишь около 2 тысяч тонн грузов ежедневно, что составляло только небольшой процент от общего объёма требуемых войскам грузов. Кроме того, немецкие гарнизоны продолжали удерживать порты на западном побережье Франции, так что всё снабжение Союзников шло через единственную гавань в районе полуострова Контантен. 28 августа в результате высадки на юге Франции был захвачен Марсель, однако прежде, чем использовать его для снабжения, нужно было восстановить порт, а железнодорожные линии, идущие от Марселя вверх по долине Роны, нуждались в серьёзном ремонте.

4 сентября 1944 года войска Монтгомери вошли в Антверпен. Переключение снабжения на этот порт позволило бы резко приблизить базы к линии фронта, однако Антверпен был связан с морем огромным эстуарием Шельды, на островах которого находились немецкие гарнизоны. Без очищения устья Шельды пользоваться портом Антверпена было невозможно.

Живая сила

Германским войскам уже практически неоткуда было брать пополнения. Чтобы восполнить потери, понесённые в Нормандии и во время отступления из Франции, в сухопутные войска было переброшено 20 тысяч человек из персонала Люфтваффе. Широкое распространение получила практика использования фольксштурма.

Великобритания к концу пятого года войны также испытывала нехватку живой силы. Для восполнения потерь приходилось расформировывать некоторые части, чтобы пополнять ими другие.

Американцы получали пополнения из США, однако это были зелёные новички, которым поначалу нельзя было доверять серьёзных заданий. Из-за ошибок планирования образовался искусственный перекос в пользу других родов войск по сравнению с пехотой: если прочие рода войск получали достаточно пополнений, то нёсшая наибольшие потери пехота испытывала острую нехватку людей. На ситуации с живой силой в войсках США также отрицательно сказывались расовые предрассудки: считалось, что негры неспособны нормально воевать, и потому их можно использовать только в тыловых службах. Эта тенденция была переломлена лишь к концу 1944 года.

Когда исход войны стал ясен, среди солдат Союзников было всё меньше желания рисковать своими жизнями. Никто не хотел стать последним солдатом, убитым на войне.

Северная группа армий

На севере перед Союзниками стояло три задачи. Во-первых, нужно было продвинуться на восток на достаточное расстояние, чтобы обеспечить надёжное прикрытие Антверпена и автомобильных и железных дорог, ведущих от этого города к фронту. Во-вторых, нужно было подавить оборону немцев между Антверпеном и морем. В-третьих, Эйзенхауэр надеялся, что передовые соединения Союзников выдвинутся как можно дальше для овладения, если представится такая возможность, плацдармом на противоположном берегу Рейна, чтобы затем угрожать Руру и облегчить организацию последующих наступательных операций.

Монтгомери, основываясь на быстром продвижении своих войск в течение предыдущих недель, был убеждён в полной деморализации противника, и выступил с неожиданным предложением: он заявил, что если его 21-й группе армий будет оказана поддержка всеми наличными средствами снабжения, то он сумеет ворваться прямо в Берлин и закончить войну. Чтобы объяснить Монтгомери реальное состояние дел, Эйзенхауэр 10 сентября 1944 года специально встретился с ним в Брюсселе, и объяснил, что без железнодорожных мостов через Рейн и без достаточных запасов предметов боевого обеспечения под рукой поддерживать в Германии группировку сил, способную достичь её столицы, невозможно. Однако Монтгомери очень хотелось захватить плацдарм, поэтому на совещании 10 сентября ему было разрешено отложить операции по уничтожению сил противника на подступах к Антверпену и попытаться овладеть нужным Союзникам плацдармом на восточном берегу Рейна.

17 сентября Союзники начали операцию «Маркет-Гарден», однако она завершилась лишь частичным успехом: плацдарм на восточном берегу Рейна обеспечить не удалось, однако войска выдвинулись далеко вперёд, обеспечив возможность обороны Антверпена. В октябре 1944 года всё внимание 21-й группы армий сосредоточилось на очищении от противника нижнего течения Шельды. В начале ноября начались бои за остров Валхерен, образовывавший последний барьер на пути судов Союзников к Антверпену.
3 ноября Эйзенхауэр сообщил Объединённому штабу, что подходы к Антверпену очищены.
28 ноября первый конвой союзных судов вошёл в Антверпенский порт.

Центральная группа армий

Пока 21-я группа армий при помощи 1-й союзной воздушно-десантной армии и частей 1-й американской армии проводила наступление на Арнем и операции вокруг Антверпена, 12-я (без 1-й) и 6-я группы армий прощупали слабые места немцев и задумали преодолеть их сопротивление на фронте между Бельгией и швейцарской границей. Расчёт строился на предположении, что гитлеровские силы всё ещё раздроблены, и что при удачном нажиме у противника найдётся слабое место, что позволит Союзникам выйти к Рейну до наступления зимы.

29 сентября командование 1-й американской армии приказало своим войскам провести операцию с ограниченной целью из района Дёрн, севернее Маастрихта, чтобы прикрыть правый фланг 21-й группы армий и начать примерно 1 октября согласованное наступление с задачей взять Дюрен и Кёльн. Два северных корпуса получили задачу окружить и занять Ахен, а затем продвигаться к Рейну. 2 октября они начали наступление, но встретили ожесточённое сопротивление немецких войск, усиленных частями из района Арнема и других участков Западного фронта и подталкиваемое приказами Гитлера драться до последней капли крови. С 11 по 13 октября 9-я воздушная армия (9th TAF) Союзников ударами с воздуха ослабила сопротивление немцев, и 14-го октября американские войска начали вести уличные бои внутри Ахена. Через два дня город был окружён, а попытка оказать ему помощь была сорвана. Непрерывные удары союзной артиллерии и действия американской пехоты по методическому очищению разных частей города от противника вынудили гарнизон 21 октября капитулировать.

К югу от войск генерала Ходжеса 3-я армия 2 октября предприняла наступление на укрепления Меца. После ожесточённых боёв часть форта Дриан была занята, но крайне упорное сопротивление противника вынудило американские войска 12 октября отступить. Сократившийся подвоз боеприпасов на это направление вынудил отложить новое наступление до ноября.

18 октября 1944 года Эйзенхауэр, Монтгомери и Брэдли встретились в Брюсселе, чтобы обсудить программу действий на ноябрь и декабрь 1944 года. В связи с тем, что английские и канадские войска должны были продолжать очищение устья Шельды, задача выхода к Рейну была возложена на 1-ю и 9-ю американские армии. Генерал Ходжес должен был попытаться создать плацдарм южнее Кёльна, а войска генерала Симпсона прикрывать его левый фланг между Ситтардом и Ахеном. Правее 1-й армии войска генерала Паттона должны были наступать в северо-восточном направлении, поддерживая главный удар. Тем временем французские и американские войска генерала Деверса должны были попытаться форсировать Рейн в своей полосе.

28 октября Эйзенхауэр подтвердил свои решения, принятые в Брюсселе, и потребовал, чтобы 9-я и 1-я американские армии форсировали подготовку. Главному ноябрьскому наступлению предшествовали два вспомогательных удара. Первый был нанесён 5-м корпусом 1-й армии 2 ноября с целью захвата района Шмидт непосредственно севернее важных плотин на реках Урфт и Рур. Американцы захватили город Шмидт, но сильное противодействие противника и трудности снабжения вынудили их отойти и прекратить наступление. 12 ноября 2-я английская армия двинулась на восток с целью форсировать Маас в своей полосе, и к 22 ноября англичане успешно очистили западный берег Мааса напротив Рурмонда.

9-я и 1-я армии начали основное наступление 16 ноября. В результате воздушной бомбардировки был разрушен центр Дюрена и почти стёрты с лица земли такие близлежащие города, как Эшвайлер и Юлих. Однако немецкие войска эффективно использовали укрепления Линии Зигфрида, и американские части не смогли добиться особых успехов. К концу месяца 9-я армия в большинстве мест её полосы наступления вышла к реке Рур, а 1-я армия достигла линии Инде и начала продвигаться к Руру в районе Хюртгена. Действия английских войск по более надёжному обеспечению левого фланга войск Брэдли продолжались в течение ноября и завершились захватом позиций противника у Венло и ударами в первую неделю декабря к востоку от Гайленкирхена.

В полосе 3-й армии генерал Паттон сосредоточил своё внимание на продвижении к Саару и проведении сражения за Мец. 18 ноября его войска окружили Мец, а на следующий день вступили в город. Спустя четыре дня противник прекратил всякое сопротивление в городе, хотя бои за внешние форты продолжались. Тем временем другие части 3-й армии, наступавшие правее, оттеснили противника на Линию Зигфрида от Неннига до Саарлаутерна и вышли на Саар у Нильбрингена.

Французские войска выполняли вспомогательные функции. 23 ноября 2-я французская бронетанковая дивизия взяла Страсбург и вышла к Кёльнскому мосту на Рейне. 1-я французская армия в двухнедельном сражении очистила от противника Эльзас.

Немецкое зимнее контрнаступление

Когда во второй половине сентября стало очевидным, что наступательный порыв Союзников иссякает, Гитлер стал усиленно заниматься планом контрнаступления. В конце октября о разработанном ОКВ плане было сообщено Рундштедту и Моделю. Начало операции было запланировано на 25 ноября. Немецкие армии немедленно приступили к осуществлению подготовки наступления, однако уже предварительный расчёт времени показал, что выдержать намеченный срок начала операции невозможно. Ближайшей датой было признано 10 декабря. После нескольких переносов сроков, окончательной датой начала наступления было установлено 16 декабря.

Ранним утром 16 декабря немцы нанесли удар на фронте 1-й армии, отбросив в Арденнах 5 американских дивизий. Неожиданность удара и отсутствие связи вызвали повсюду такое замешательство у Союзников, что в течение нескольких часов в высших штабах не знали о размахе действий противника. Упорные оборонительные бои англо-американских частей замедлили продвижение немцев, в результате чего они не смогли достичь намеченных целей. Одновременно, прекратив активные боевые действия на прочих участках фронта, Союзники подтянули силы для нанесения контрударов по флангам наступающей немецкой группировки. 10 января 1945 года Монтгомери и Брэдли отдали приказы на согласованное наступление в Арденнах с 13 января. Однако ещё 3 января Рундштедт поставил в известность своих командующих, что удар в Арденнах не имеет таких перспектив на успех, как это планировалось. 8 января Гитлер разрешил частичный отвод войск из этого района, а через пять дней было одобрено решение об общем отходе на рубеж восточнее Уффализа. К 28 января Союзники вернули всю территорию, захваченную немцами в ходе зимнего контрнаступления.

Бои в Германии к западу от Рейна

18 января Эйзенхауэр отдал директиву командующему 12-й группой армий продолжать наступление, «чтобы воспользоваться теперешним неблагоприятным положением противника в Арденнах, нанести ему максимальные потери, воспользоваться всякой возможностью прорвать Линию Зигфрида и, если наступление будет удачным, продвигаться на северо-восток в направлении Прюм, Эйскирхен». В конце января войска Брэдли отбросили в своей полосе противника на Линию Зигфрида. Брэдли стремился продолжать наступать через район Эйфель к Рейну, но его войска начали задерживаться, поэтому командование Союзников отдало приоритет операциям, подготавливаемым Монтгомери.

План Монтгомери состоял в том, чтобы подчинённой ему 9-й американской армией нанести удар севернее Дюрена через реку Рур, ограничиться обороной на фронте 2-й армии между Рурмондом и Геннепом, а 1-й канадской армией, усиленной армейским корпусом, осуществить прорыв в юго-восточном направлении, предприняв наступление на узком участке между Маасом и Рейном южнее Неймегена. Обе фланговые армии должны были встретиться в районе между Крефельдом и Гельдерном, разгромить зажатые между Маасом и Рейном силы 15-й и 1-й парашютно-десантной немецких армий, и овладеть левым берегом Рейна от устья реки Эрфт до Эммериха. Все наступательные действия должны были начаться 8 февраля.

Ещё осенью стало ясно, что основным препятствием для наступления Центральной группы Союзников являются плотины на реках Урфт и Рур. Пока немцы удерживали Шваменауэльские плотины, они могли в любой момент открыть шлюзы и затопить долину Рура. Попытки разрушить плотины ударами с воздуха зимой 1944 года оказались безуспешными. 13 декабря было предпринято наступление с целью захвата плотин, однако его пришлось прекратить после удара немцев 16 декабря в Арденнах. Поэтому, перенося в конце января главный удар с фронта 1-й армии на север, Эйзенхауэр приказал Брэдли использовать группировку в 2-3 дивизии для захвата плотин.

Плотины

4 февраля 1-я армия приступила к выполнению задачи по захвату Шваменауэльских плотин. Через пять дней, когда наступающие с севера американские части приблизились к плотинам, немцы открыли шлюзы. Потребовалось две недели, пока разлившаяся река Рур снова вошла в свои берега, однако после этого уже не надо было опасаться, что противник откроет шлюзы в ходе наступления.

Англо-канадский удар

Пока 1-я армия занималась плотинами Рура, Монтгомери подготовил удар на севере. 1-я канадская армия (командующий — генерал Крирар) начала наступление рано утром 8 февраля. Наводнение задерживало наступление, вынуждая войска использовать в некоторых районах амфибийные машины. До 13 февраля они не смогли очистить Рейхсвальд. Второй этап наступления — захват позиций противника к югу от Рейхсвальда около Гоха — был проведён между 18 и 21 февраля.

До того, как генерал Крирар начал третий этап своего наступления, в сражение вступила 9-я армия (командующий — генерал-лейтенант Симпсон), операция которой была отложена на две недели до спада воды в долине Рура. В 2 часа 45 минут ночи 23 февраля её передовые части форсировали Рур, и к исходу дня на противоположном берегу реки был создан плацдарм. Закрепившись на плацдарме, Симпсон начал продвигаться на восток и северо-восток, одновременно накапливая силы для крупномасштабного прорыва. В конце месяца он ввёл в сражение танковые части. Чтобы избежать флангового удара 9-й армии, немцы начали отходить из района Рурмонд-Венло.

26 февраля войска Крирара приступили к осуществлению третьего этапа наступления на Ксантен, но встретили ожесточённое сопротивление немцев. Тем временем соединения 1-й канадской армии, действовавшие юго-западнее, соединились с войсками 9-й армии у Гельдерна и продолжили параллельное наступление к Рейну, ликвидируя всякое организованное сопротивление в своей полосе между Маасом и Рейном.

Действия Центральной группы войск

В соответствии с приказом Эйзенхауэра прикрывать правый фланг 9-й армии, 1-я армия одновременно с ней форсировала Рур утром 23 февраля. Танковые части переправились через реку на следующий день и быстро продвинулись на восток, к реке Эрфт, где задержались до 28 февраля. 2 марта войска Симпсона вышли на Рейн в окрестностях Нейсе. 5 марта 9-я армия завершила свою основную задачу, выйдя на Рейн на участке от Дюссельдорфа до Мерса.

Далее к югу войска генерала Паттона проводили ограниченное наступление вдоль Мозеля, преодолевая ряд разлившихся, упорно обороняемых водных преград. К концу февраля армия продвинулась вверх по долине реки Прюм к Рейну, ликвидировала выступ фронта, именуемый «Вианденским проходом», очистила треугольник местности между Сааром и Мозелем, и преодолела большую часть оборонительных сооружений Линии Зигфрида в своей полосе, выйдя к Триру.

Ремагенский плацдарм

1 марта войска Брэдли начали новое наступление. Правее 9-й армии войска генерала Ходжеса форсировали Эрфт в новом месте, захватили и быстро расширили плацдармы. Они разгромили правое крыло 15-й немецкой армии и отрезали её от Кёльна и Дюссельдорфа. 4 марта войска Ходжеса вступили в Эйскирхен, 5 марта американские танковые части вклинились в оборону Кёльна, и на следующий день донесли о полном очищении города.

Южнее Кёльна войска Ходжеса продвигались к Рейну, чтобы затем, повернув на юг, форсировать реку Ар и войти в соприкосновение с частями 3-й армии, которые в это время продвигались на север. Вскоре после полудня 7 марта американские танковые части ворвались в город Ремаген и обнаружили, что расположенный поблизости Людендорфский мост через Рейн остался неразрушенным. Они доложили об этом своему командиру бригадному генералу Ходжу, который немедленно приказал своим людям занять мост. Проскочив мост под огнём противника, американцы закрепились на восточном берегу Рейна. Узнав об этом, Брэдли приказал Ходжесу немедленно бросить через Рейн всё, что у него имелось с целью расширения плацдарма. 8 марта мероприятия Брэдли получили одобрение Эйзенхауэра. К 12 марта 1-я армия удерживала на восточном берегу Рейна плацдарм шириной 23 км, и использовала на нём три пехотные и часть танковой дивизии.

Действия войск Паттона и Деверса

В конце февраля Брэдли поставил Паттону задачи:

  1. захватить плацдармы на реке Киль и сосредоточить войска для дальнейшего наступления на восток,
  2. подготовить удар с целью захвата района Майнц, Кобленц и, если позволит обстановка, захватить плацдарм на Мозеле юго-восточнее,
  3. очистить от противника район между реками Мозель и Ар и соединиться с правым флангом 1-й армии.

В начале марта Паттон направил свои танковые части из района Эйфель к Рейну. К 11 марта союзные войска вышли на Рейн на фронте от Эмериха до Кобленца.

8 марта Эйзенхауэр приказал 6-й группе армий быть готовой к переходу в наступление как только 12-я группа армий завершит свои операции на севере. 7-я армия генерала Петча с приданным ей французским корпусом должна была нанести удар в общем направлении долины реки Блис, Хомбург, Кайзерслаутерн, Вормс с целью прорыва Линии Зигфрида, разгрома противника в своей полосе и захвата плацдарма на восточном берегу Рейна в районе Вормс. 15 марта войска Петча начали наступление из Северного Эльзаса. Правый фланг встречал лишь разрозненное и слабое сопротивление, однако центр и левый фланг, ведя бои на укреплениях Линии Зигфрида, имели меньший успех. В это время танковые части Паттона прошли по тылам противника в треугольнике Пфальца. Некоторые из этих частей захватили Кобленц, а другие прошли через Бад-Крейцнах на Майнц. К 18 марта 3-я армия создала угрозу Францфуртскому коридору между Майнцем и Вормсом. В результате 7-я армия 19 марта вступила в Саарбрюккен. 20 марта войска Петча прорвались через позиции Линии Зигфрида, и на следующий день соединились с частями 3-й армии. К 25 марта саарско-пфальцский треугольник был пройден, Линия Зигфрида осталась позади на всём её протяжении.

Напишите отзыв о статье "Прорыв линии Зигфрида"

Литература

  • Типпельскирх К. «История Второй мировой войны» — «Полигон» (СПБ), «АСТ» (Москва), 1998. ISBN 5-89173-022-7
  • Эйзенхауэр Д. «Крестовый поход в Европу» — Смоленск: «Русич», 2000. ISBN 5-8138-0108-1
  • Погью Ф. С. «Верховное командование» — Москва, Военное издательство Министерства обороны Союза ССР, 1959.

Примечания

  1. MacDonald, C (2005), The Last Offensive: The European Theater of Operations. University Press of the Pacific, p.322


 
Западноевропейский театр военных действий Второй мировой войны
Саар «Странная война» Дания-Норвегия Франция Британия Сен-Назер Дьепп Нормандия Южная Франция Линия Зигфрида Арденны Эльзас-Лотарингия Колмар Маас-Рейн Центральная Европа

Отрывок, характеризующий Прорыв линии Зигфрида

– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.