Проскурин, Пётр Лукич

Пётр Лукич Проскурин
Дата рождения:	22 января 1928(1928-01-22)
Место рождения:	посёлок Косицы, Севский уезд, Брянская губерния, РСФСР, СССР
Дата смерти:	26 октября 2001(2001-10-26) (73 года)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Гражданство:	СССР СССР Россия Россия
Род деятельности:	прозаик
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	роман, повесть
Язык произведений:	русский
Премии:
Награды:

Пётр Луки́ч Проску́рин (22 января 1928, с Косицы, Севского р-на, Брянской области—26 октября 2001, Москва) — советский русский писатель. Герой Социалистического Труда (1988). Лауреат Государственной премии СССР (1979). Член КПСС с 1971 года.

Биография

П. Л. Проскурин родился 22 января 1928 года в посёлке Косицы (ныне Севского района Брянской области) в крестьянской семье. В подростковом возрасте пережил оккупацию. До 1950 года работал в колхозе. После службы в СА (1950—1953) он остался на Дальнем Востоке, ра­ботал — среди прочего — на лесоповале и лесосплаве, там начал и литературную деятельность. Печатается с 1958 года. В 1957—1962 годах жил в Хабаровске, в 1962—1964 годах — в Москве, в 1964—1968 годах — в Орле, затем окончательно посе­лился в Москве. Окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А.М.Горького (1964). В 1980-х годах был членом редакционной коллегии журнала «Роман-газета».

В 1990 году подписал «Письмо 74-х».

П.Л. Проскурин умер 26 октября 2001 года в Москве. Похоронен в Брянске.

Некоторые семейные тайны писатель впервые приоткрыл лишь во второй книге своего автобиографического романа «Порог любви», которая появилась в печати уже после его смерти.

Семья

Отец — Лука Захарович Проскурин в 1928 году выступил на своей родине, в посёлке Косицы, организатором колхоза имени Ильича. Потом взялся за раскулачивание соседей. Односельчане ему этого не простили. Поэтому он в какой-то момент предпочёл перебраться на юг, в Назрань. Там он стал главбухом мукомольного комбината и попал в номенклатуру. Но при первой же ревизии у бывшего брянского крестьянина обнаружили недостачу. Его арестовали. На малую родину он вернулся уже в конце 1930-х годов.

«Года за два до начала войны и случилось несчастье, перекосившее всю жизнь не только его самого, но и его семьи, и всех связанных с ним людей. У него случилось заражение правой руки, чуть ли не гангрена, был отнят указательный палец, и рука стала сохнуть — таких в народе зовут сухорукими. Ему выдали белый билет, призыву в армию он не подлежал, и когда Севск заняли немцы, он тотчас очутился в концлагере. Отец был черноволос и черноглаз, и его приняли за цыгана. Его же начальник, заведующий Севским гортопом — Ковалёв, как партийный, тоже оказался в концлагере под Глуховом, на Украине (километров семьдесят от Севска). Он был вдов, жил со старушкой-матерью и двумя сыновьями. Отец вышел из концлагеря уже сломленный, согласился сотрудничать с немцами». — Пётр Проскурин, Чёрные птицы. «Роман-газета», 2005, № 22.

Будучи старостой, отец проявил рвение, позже отступил с немцами. После освобождения Брянщины советские солдаты поторопились повести мать Проскурина вместе с детьми на расстрел. Спас их от гибели невзначай проезжавший мимо глава района.

Жена — Лилиана Рустамовна Проскурина (творческий псевдоним Анна Гвоздева; 1935—2011), советская и российская журналистка, мемуаристка. Дочь советского журналиста и писателя Рустама Агишева. Автор мемуаров «Вселенная летит со скоростью любви» (2011). Похоронена рядом с мужем на Центральном кладбище Брянска.

Дети:

• Сын Алексей — главный редактор «Экономической и философской газеты», член Союза журналистов России.
• Дочь Екатерина — журналистка.

Библиография

Собрания сочинений

• Собрание сочинений в 11 томах. М.: Голос; Русский архив., 1993-1994 (вышли тома 1-3)
• Собрание сочинений в пяти томах. М., Современник, 1981-1983.
• Избранные произведения в 2-х томах. М., Художественная литература, 1976. — 100 000 экз.

Повести и рассказы:

• «Цена хлеба», 1961;
• «Любовь человеческая», 1965,
• День смятения, М., 1971
• «Азъ воздам, Господи»

Романы:

• «Глубокие раны», Хабаровск, 1960; 1964
• «Горькие травы», М., Советский писатель, 1964;
• «Исход», 1966;
• «Корни обнажают­ся в бурю», М., Советский писатель, 1962
• «Камень сердолик», М., Молодая гвардия, 1968
• «Черта», 1972
• «Судьба», 1973
• «Имя твоё», 1978
• «Словом не убий». Главы из автобиографической книги // «Наш современник», 1982, № 6
• «Чёрные птицы», «Роман-газета», 1983
• «Полуден­ные сны», 1985
• «Порог любви». Повесть встреч и дорог, 1986
• «Отречение» // «Москва», 1987, № 9-12, 1990, № 7-9 (кн.2)
• «Число зверя»

Роман «Судьба» (1972), раскрывающий в судьбах своих героев судьбы народные, динамику исторических событий эпохи строительства социализма и Великой Отечественной войны 1941—1945, стал одним из заметных произведений 1970-х гг. Экранизирован («Любовь земная» и «Судьба»).

Романы Проскурина «Судьба» (1972) и «Имя твоё» (1977) представляют собой монументальное произведение необычайной широ­ты охвата, изображающее несколько десяти­летий советской истории (1 часть: 1929—1944, 2 часть: до наших дней), здесь и деревенская жизнь, и полёты в космос, и персонажи из всех слоёв населе­ния, и лично Сталин, и общественная крити­ка, и пропаганда русского великодержавия. В сво­ём творчестве Проскурин приспосабливает пережи­тое на личном опыте к некоей тогда не со­всем обычной картине советской истории, он подчёркивает ответственность руководителей, роль партии. Он пишет широкими мазками, не проявляя особого интереса к форме произведения.

Изданный в 1987 году роман «Отречение» является продолжением романов «Судьба» и «Имя твоё», образуя с ними трилогию. Публикация произошла во времена перестройки, и роман отличается резкой критикой позднесоветской действительности от предыдущих частей.

Награды и премии

• Герой Социалистического Труда (21.1.1988)
• орден Ленина (21.1.1988)
• орден Трудового Красного Знамени (23.1.1978)
• орден «Знак Почёта»
• медали
• Государственная премия СССР (1979) — за сценарии фильмов «Любовь земная» (1974) и «Судьба» (1977)
• Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1974) — за роман «Судьба» (1972)
• Международная премия имени М.А. Шолохова в области литературы и искусства
• Почётный гражданин города Орёл (2000)
• Почётный гражданин Брянской области

Литература

• В. В. Сорокин. [www.hrono.ru/libris/lib_s/obida09.html На кресте памяти и таланта] / Обида и боль.
• Мария Солнцева. [www.hrono.ru/libris/lib_s/slovoo03.html «Что делать?» и «Кто виноват?»]
• Алексей Проскурин. [www.eifgaz.ru/app-13-2008.htm Я рад, что я не дворянин, или 350 лет самоадекватности.]

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11103 Проскурин, Пётр Лукич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.litrossia.ru/archive/173/prose/4299.php Из дневника писателя]
• [www.litrossia.ru/article.php?article=1072 Биография Петра Проскурина]
• [bookz.ru/authors/petr-proskurin.html Книги П. Проскурина в электронном виде]
• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=4999 Биография на сайте Института Русской Цивилизации]

Отрывок, характеризующий Проскурин, Пётр Лукич

– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.