Проскуровско-Черновицкая наступательная операция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Проскуровско-Черновицкая операция
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Дата

4 марта — 17 апреля 1944 года

Место

Западная Украина

Итог

Победа СССР
Освобождение значительной части Правобережной Украины. Выход к предгорьям Карпат.

Противники
СССР Германия
Командующие
Г. К. Жуков Э. Манштейн

В. Модель

Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Днепровско-Карпатская операция
Житомир-Бердичев • Кировоград • Корсунь-Шевченковский • Ровно-Луцк • Никополь-Кривой Рог • Проскуров-Черновцы • Умань-Ботошани • Березнеговатое-Снигирёвка • Ковель • Одесса

Проскуровско-Черновицкая наступательная операция (4 марта — 17 апреля 1944 года) — наступательная операция советских войск 1-го Украинского фронта, проведённая с целью разгрома во взаимодействии с войсками 2-го Украинского фронта основных сил немецкой группы армий «Юг». Часть наступления советских войск на Правобережной Украине 1944 года.





Предпосылки операции

В результате Ровно-Луцкой операции 1944 года войска 1-го Украинского фронта заняли выгодный рубеж для удара с севера во фланг и тыл немецко-фашистской 1-й танковой армии и создали условия для рассечения всей группы армий «Юг». Этому способствовала и обстановка: после поражения в предыдущих сражениях немецкое командование не успело создать надёжной обороны, и располагало всего 2 полосами обороны, недостаточно построенными. Преобладала система опорных пунктов и узлов сопротивления.

Силы сторон

СССР

Общая численность войск фронта составляла 800 000 человек, 11 900 орудий и миномётов, 1 400 танков и самоходных орудий, 480 самолётов.

Германия

Немецкие войска насчитывали 29 дивизий (в том числе 19 пехотных, 7 танковых, 1 моторизованная) и 1 моторизованную бригаду. В их состав входили 500 000 человек, 5 530 орудий и миномётов, 1 100 танков, 480 самолётов.

План операции

По замыслу советского командования 1-я гвардейская и 60-я общевойсковая армии, 3-я гвардейская танковая и 4-я танковая армии должны были нанести главный удар в стык 1-й и 4-й танковых армий противника в общем направлении на Чортков, левофланговые армии фронта — вспомогательные удары: 18-я армия — на Хмельник, 38-я армия — во фланг уманской группировки противника. 13-я армия должна была обеспечивать наступление ударной группировки фронта с севера. Действия войск фронта координировались с действиями 2-го Украинского фронта, который одновременно проводил Уманско-Ботошанскую наступательную операцию. Хотя в целом советские войска не имели подавляющего превосходства над противником, на направлении главного удара оно было создано значительное.

Первый этап операции

4 марта перешли в наступление войска главной группировки фронта, 5 и 11 марта — 18-я и 38-я армии. Главная группировка фронта к 10 марта передовыми частями советских танковых соединений вышла на рубеж Тернополь, Проскуров и перерезала железную дорогу Львов—Одесса — главную рокадную коммуникацию всего южного крыла немецко-фашистских войск. Продвижение составило до 70-80 километров. Командование группы армий «Юг» ввело в сражение крупные силы (9 танковых и 6 пехотных дивизий) и 11 марта предприняло ряд контрударов. В районе Тернополь - Волочиск - Проскуров разыгралось жестокое встречное сражение.

В сложившейся обстановке 12 марта командующий фронтом решил временно приостановить наступление войск на главном направлении, чтобы отразить контрудары противника, подтянуть силы и подготовить более мощный удар. 11 марта Ставка ВГК уточнила задачу 1-му Украинскому фронту: главными силами с ходу форсировать реку Днестр, овладеть городом Черновцы и выйти на государственную границу СССР, войсками левого крыла наступать на Каменец-Подольский, а правого крыла — на Броды, Львов. Тем самым, советские войска должны были отрезать 1-ю танковую армию от 4-й танковой армии, отрезать её пути отхода за Днестр и окружить в районе севернее Каменец-Подольского.

Пока на направлении главного удара советские войска отражали немецкие контрудары, на вспомогательном направлении к 21 марта 18-я и 38-я армии продвинулись далеко на запад, с ходу форсировали Южный Буг, освободили Хмельник, Винницу, Жмеринку и оттеснили разбитые части 1-й немецкой танковой армии к Каменец-Подольскому. Тем самым, контратакующая немецкая группировка оказалась глубоко охвачена с юго-востока и были созданы условия для её окружения. На северном крыле фронта 13-я армия 17 марта освободила город Дубно и вышла на подступы к городу Броды, где подверглась сильному контрудару и до середины апреля вела бои по его отражению.

Второй этап операции

21 марта войска главной группировки фронта, отразив контрудары противника, возобновили наступление на главном направлении, где были (впервые в войне) сосредоточены сразу три танковые армии (введена в бой 1-я танковая армия). В первый же день позиции немецких войск были прорваны и войска устремились в прорыв. 23 марта передовые части 1-й советской танковой армии освободили Чортков, 24 марта с ходу форсировали Днестр, 29 марта — Прут и освободили Черновцы. 4-я танковая армия, совершив обходный манёвр с запада, 26 марта овладела Каменец-Подольским и затем 8 суток вела в нём бой в полном окружении. 3-я гвардейская танковая армия выходила в район Каменец-Подольского с севера (28 марта выведена в резерв для укомплектования). 30 марта к Хотину вышли с юго-востока части 40-й армии 2-го Украинского фронта и на следующий день они встретились с наступавшей с севера 4-й советской танковой армией и частями 1-й гвардейской армии. В итоге 1-я немецкая танковая армия была отсечена от 4-й немецкой танковой армии, а с выходом правофланговых соединений 2-го Украинского фронта к городу Хотин оказалась окружённой в районе севернее Каменец-Подольского. В кольце окружения оказались 23 немецкие дивизии, в том числе 10 танковых. Внешний фронт окружения создали 60-я и 1-я советская танковая армии по линии Тернополь - Подгайцы - Станислав (расстояние между окруженной группировкой и главными силами немецких войск составляло до 100 километров). Перед немецким командованием возникла угроза нового Сталинграда.

Однако, недостаток сил, особенно танков, в 1-м Украинском фронте не позволил быстро создать устойчивый сплошной внутренний фронт окружения, быстро расчленить и уничтожить группировку противника. Понимая эту ситуацию, командующий 1-й немецкой танковой армией Хубе на свой риск принял меры к прорыву, несмотря на требования Гитлера упорно обороняться. 1 апреля 1944 года окруженная группировка нанесла удар в слабый стык между советскими 1-й и 4-й танковыми армиями, прорвала фронт окружения и стала продвигаться на Букач. Успеху прорыва способствовала трехдневная снежная вьюга, парализовавшая работу советской авиации. Недооценил немецкий прорыв и Г.К. Жуков, первоначально направивший на перехват прорвавшихся немецких войск только два стрелковых корпуса. 4 апреля был нанесен немецкий контрудар навстречу прорывавшимся и с внешнего кольца окружения (основу ударной группировки составил переброшенный из Франции 2-й танковый корпус СС). Ценой тяжёлых потерь вражеская группировка пробилась вдоль левого берега Днестра к городу Бучач, где 7 апреля соединилась с войсками, наносившими контрудар из района окружения. Попытка советских войск преследовать противника и разбить ослабленные прорывом войска не увенчалась успехом: враг сумел навязать тяжелое 10-дневное сражение в районе Бухача и остановить советское наступление. К тому времени гитлеровское командование перебросило на правобережную Украину войска (до 10 дивизий и ряд отдельных частей) из Франции, Германии, Румынии, Югославии. Из Венгрии была спешно переброшена вся 1-я венгерская армия.

Также в начале апреля немецкое командование нанесло сильный удар по частям советской 1-й танковой армии южнее Станислава и немного потеснило её. Туда была спешно переброшена 38-я армия, и после тяжелых боёв к 17 апреля положение было восстановлено.

Отразив контрудары противника, войска фронта 17 апреля по приказу Ставки ВГК перешли к обороне на рубеже западнее Торчина, Броды, восточнее Бучача, Станислава, Надворной, далее вдоль границы с Чехословакией и Румынией.

Также 17 апреля была полностью ликвидирована окруженная ещё в конце марта немецкая группировка в Тернополе, который Гитлер объявил крепостью (из гарнизона в 12 000 человек из окружения вырвались 55 человек)[1].

Результаты операции

Проскуровско-Черновицкая операция войск 1-го Украинского фронта стала одной из самых крупных фронтовых операций советских войск. Она проводилась в условиях сильной весенней распутицы, разлива рек и ненастной погоды. Продвижение советских войск в западном и южном направлениях составило от 80 до 350 километров, была освобождена значительная часть Правобережной Украины: полностью вся Хмельницкая область, подавляющая часть Винницкой, Тернопольской и Черновицкой областей, частично - Ровенская и Ивано-Франковская области, 57 городов и 11 важнейших железнодорожных узлов. Средние темпы наступления составили до 8 километров в сутки.

В ходе операции немецкому командованию удалось спасти от полного уничтожения свою 1-ю танковую армию, но было нанесено тяжёлое поражение 1-й и 4-й немецким танковым армиям (22 дивизии и 1 бригада противника потеряли свыше 50 % своего состава и большую часть боевой техники). Выйдя к предгорьям Карпат и перерезав основные рокадные коммуникации противника, советские войска рассекли его стратегический фронт на две части: севернее и южнее Карпат. Были созданы условия для разгрома всего южного фланга немецких войск, последовавшего летом 1944 года.

По советским данным только с 4 по 31 марта 1944 в этой операции было истреблено 183.310 вражеских солдат и 24.950 немецких солдат было пленено.[2]. За катастрофу своих войск в этой операции генерал-фельдмаршал Манштейн 1 апреля 1944 года был снят с должности Гитлером и до конца войны пребывал в резерве.

Потери советских войск оказались также высокими, особенно в людях (безвозвратные потери войск 1-го Украинского фронта составили около 45 000 человек[1]) и в танках.

Отличившиеся части и соединения

31 наиболее отличившимся соединениям и частям были присвоены почётные наименования «Проскуровские», 11 — «Винницкие», 16 — «Черновицкие», 5 — «Ямпольские», 4 — «Жмеринские», 2 — «Чортковские», 1 — «Залещицкая».

В частности, приказом Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 3.04.1944 года № 078 в ознаменование одержанной победы соединения и части, отличившиеся в боях за освобождение города Проскурова, получили наименование «Проскуровских»[3][4]:

Приказом Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 24.05.1944 года № 0135 в ознаменование одержанной победы соединения и части, отличившиеся в боях за освобождение города Проскурова, получили наименование «Проскуровских»[3][4]:

Напишите отзыв о статье "Проскуровско-Черновицкая наступательная операция"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/history/more.htm?id=11904726@cmsArticle Энциклопедия на сайте Министерства обороны Российской Федерации]
  2. ↑ [9may.ru/17.04.1944/inform/m4453 Наша Победа. День за днем — проект РИА Новости]
  3. ↑ 1 2 Справочник «Освобождение городов: Справочник по освобождению городов в период Великой Отечественной войны 1941—1945». М. Л. Дударенко, Ю. Г. Перечнев, В. Т. Елисеев и др. М.: Воениздат, 1985. 598 с.
  4. ↑ 1 2 Сайт Soldat.ru.
  5. ↑ rkka.ru/cavalry/30/01_kk.html 1 кавалерийский корпус Червонного казачества имени ВУЦИК и ЛКСМ Украины.
  6. ↑ 1 2 Сайт РККА. rkka.ru.

Ссылки

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 Для улучшения этой статьи желательно?:

Отрывок, характеризующий Проскуровско-Черновицкая наступательная операция



Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Проскуровско-Черновицкая_наступательная_операция&oldid=77942085»