Проспективная память

Проспективная память — память на намерения и на запланированные в будущем действия. Этот вид памяти отличают от ретроспективной памяти, содержанием которой являются события или факты, с которыми субъект сталкивался в прошлом. Примером проспективной памяти может служить необходимость помнить о важном звонке, который нужно сделать после обеда. Кроме того, проспективная память сосредоточена не на самой информации, а преимущественно на времени, когда нужно совершить то или иное действие.

Проспективная память крайне важна в повседневной жизни человека. Так, например, Дж. Ризон указывает, что сбой в этом типе памяти у одного из членов экипажа самолёта может привести к авиакатастрофам.

Л. Дж. Квавилашвили установила, что корреляции между вспоминанием намерения и вспоминанием содержания этого намерения нет, то есть, у человека может быть хорошо развита ретроспективная память и плохо проспективная, и наоборот. Таким образом, проспективная память является самостоятельной подсистемой памяти.

В рамках советской психологической школы данный вид памяти исследовался Г. В. Биренбаум. В эксперименте испытуемым предлагалось решать математические задачи, условия которых были написаны на отдельных листах. Помимо решения, испытуемым необходимо было подписывать каждый из листов. Во время эксперимента делался перерыв, когда участникам давали отвлекающие задания. После перерыва многие участники забывали подписывать первые два листа, а затем вновь вспоминали это «обязательство». Биренбаум объясняет полученные результаты тем, что намерения удерживается в памяти лишь при его включении в какую-либо деятельность.

Типы проспективной памяти

Различение типов проспективной памяти необходимо, в первую очередь, во время конструирования заданий для её исследования. Так, различают проспективную память, связанную с событием, и проспективную память, связанную со временем. В первом случае задание включает напоминание выполнить то или иное действие, тогда как во втором случае необходимо выполнить действие в определённое время.

В одном из исследований была показана большая эффективность проспективной памяти, связанной со временем, нежели связанной с событиями. В этом исследовании испытуемым предлагалось нажимать на кнопку в определенное время или же в тот момент, когда они окажутся в указанном экспериментатором месте (событие). Исследователи объяснили полученные результаты тем, что при опоре проспективной памяти на событие, её эффективность больше основывалась на внешних подсказках. Испытуемым же, выполнявшим задания на время, необходимо было использовать подсказки, которые они придумали сами.

Теории проспективной памяти

Теория процессов подготовительного внимания и памяти

Это объяснение проспективной памяти выдвинули Р. Смит и Ю. Байен (2005). Согласно этой теории, в данном процессе участвуют процесс мониторинга, который начинается в тот момент, когда человек формулирует намерение и заканчивается после его осуществления, и механизмы ретроспективной памяти, которые позволяют вспомнить, какое именно действие необходимо совершить.

Данная теория не может объяснить тот факт, что люди редко думают о намерении постоянно, чаще воспоминание о необходимости что-то выполнить появляется само по себе.

Мультиоперационная теория

Г. Эйнштейн и М. Макдэниэл (2005) предложили другое объяснение проспективной памяти. В функционировании проспективной памяти участвуют различные когнитивные процессы, в том числе и внимание. Однако мониторинг происходит автоматически, то есть без участия процессов внимания, если выполняются следующие условия:

1. Если стимул и намерение выполнить какое-либо действие неразрывно связаны между собой;
2. Если стимул выделяется на своем фоне;
3. Если во время выполнения задания на проспективную память внимание направлено на релевантные аспекты стимула.

Факторы, влияющие на эффективность извлечения из проспективной памяти

• Наличие подсказки. При этом, было показано, что вероятность совершить намерение больше зависит от внешних подсказок, чем от внутренних, придуманных самим человеком.
• Необычность стимула, вызывающего проспективное воспоминание. Г. Эйнштейн и М. Макдэниэл (1993) провели эксперимент, в ходе которого выяснили, что на эффективность вспоминания намерения действует необычность стимула, который привлекает непроизвольное внимание и запускает процесс проспективного вспоминания.
• Сила ассоциации между стимулом-подсказкой и запланированным действием.
• Прерывание выполнения задания на проспективную память влияет негативно. В эксперименте Макдэниэла (2004) наличие даже кратковременного прерывания (5-40 с) ухудшило эффективность проспективной памяти. При этом наличие подсказки нивелировало эту сложность.

Гольвитцер (1999) предложил специальную технику для увеличения эффективность проспективного вспоминания — имплементационные намерения. Схема данной стратегии выглядит следующим образом: «если я встречу стимул Х, я сделаю действие Y». Исследования показали, что использование данной техники может привести к более высокой вероятности достижения цели и запуску целенаправленного поведения в ответ на определенные стимулы или события в жизни.

Проспективная память и старение

Известно, что с возрастом многие когнитивные функции ослабевают. Так, например, считается, что пожилые люди отлично помнят свое прошлое, но забывают планы на завтрашний день. Часто это связывают с рассеянностью и ослаблением проспективной памяти. Проведение поведенческого теста [psyjournals.ru/metodpatopsy/issue/59732_full.shtml РИВЕРМИД], который диагностирует различные нарушения памяти, показало, что больше других подсистем памяти страдает именно проспективная память.

Дж. Генри с соавторами (2004) показали, что такой однозначный вывод делать нельзя. Он провел метаанализ исследований проспективной памяти, в которых исследовалось ослабление этого вида памяти в зависимости от возраста испытуемых. Было показано, что возраст испытуемых оказывает большее влияние на успешность ретроспективной памяти (измерялась с помощью методики свободного воспроизведения), чем на проспективную. Также исследователи сравнили два вида проспективной памяти, память на время и на события, и выяснили, что старение влияет на оба эти типа одинаково. Кроме того оказалось, что выполнение заданий на проспективную память, связанную с событиями, нарушается сильнее с возрастом в том случае, если оно требует более высокого уровня контроля процесса обработки информации.

Исследования М. Мартина и Р. Шуман-Хенгстелер (2001) показали, что трудность обработки информации играет роль и в заданиях на проспективную память, связанную со временем. Так, у людей пожилого возраста возникало гораздо больше трудностей при выполнении задания, требующего повышенного внимания, в то время как у молодых людей выполнение задания не было связано с его трудностью.

Нейроанатомия проспективной памяти

В ряде исследований было показано, что удержание в памяти намерений осуществляется за счет функционирования лобной доли и прилежащих структур. Так, например, П. Бёрджесс с соавторами в своей статье рассмотрели пять случаев мозговых повреждений, которые сопровождались нарушением проспективной памяти и выяснили, что левая лобная доля, левая передняя цингулярная извилина и правая дорзолатеральная префронтальная кора важны для этой подсистемы памяти. В. Гоэль и Дж. Графман предполагают, что передняя и задняя цингулярные извилины вовлечены в ретроспективный компонент проспективной памяти, в то время как за планирование и создание намерений ответственна правая дорзолатеральная префронтальная кора.

Исследование М. Макдэниэла (1999) также подтвердило важность лобной коры для проспективной памяти. Испытуемые были разделены на 4 группы в зависимости от двух измеренных параметров: оценки функционирования лобных долей и оценки функционирования медиальной височной коры, которую традиционно сравнивают с эпизодической памятью. Далее им предлагалось выполнить задания на проспективную память. Результаты показали, что испытуемые с высоким уровнем функционирования лобных долей показали более успешное выполнение заданий, чем испытуемые с низким уровнем функционирования. При этом значимых различий в успешности проспективной памяти в зависимости от функционирования медиальной височной коры выявлено не было.

Отрывок, характеризующий Проспективная память

– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».