Авенида 9 де Хулио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Проспект 9 июля»)
Перейти к: навигация, поиск
Авенида 9 де Хулио
исп. Avenida 9 de Julio
Буэнос-Айрес Аргентина Аргентина
Общая информация
Район

Ретиро, Сан-Николас, Монсеррат, Конститусьон

Протяжённость

от автодороги Autopista Presidente Arturo Frondizi
до автодороги Autopista Arturo Illia

Ближайшие станции метро

Лима
Карлос Пеллегрини
Диагональ Норте
Авенида де Майо
Морено
Индепенденсия
Сан-Хуан
Конститусьон
9 Июля
Индепенденсия

Автобусные маршруты

9, 10, 17, 45, 59, 67, 70, 91, 98, 100 и 129 (коллективо)

Координаты: 34°36′28″ ю. ш. 58°22′53″ з. д. / 34.60778° ю. ш. 58.38139° з. д. / -34.60778; -58.38139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-34.60778&mlon=-58.38139&zoom=12 (O)] (Я)

Авенида Нуэве-де-Хулио, Авенида 9 де Хулио[1] (исп. Avenida Nueve de Julio — проспект 9 июля) — широкий проспект в городе Буэнос-Айресе в Аргентине, считается самой широкой улицей в мире (110 метров). Получил своё название в честь Дня провозглашения независимости Аргентины 9 июля 1816 года.

На пересечении с проспектом Авенида Корриентес на площади Республики, расположен Обелиск, на этом месте в 1812 году впервые был поднят национальный флаг в Буэнос-Айресе, этот факт был зафиксирован на одной из надписей на северной стороне Обелиска. Проспект начинается примерно в одном километре к западу от набережной залива Рио-де-ла-Плата, из района Ретиро, и пролегает до станции Конститусьон в южной части города. Проспект имеет до семи полос движения в каждом направлении.

Северная часть проспекта пересекается со скоростной трассой Артуро Ильиа (соединяет столицу с аэропортом «Хорхе Ньюбери» и Панамериканским шоссе) и улицей Либертадор. В южной части проспект Нуэве-де-Хулио сочетается с улицей Вейнтисинко-де-Майо (25 мая) (обслуживает западную часть Большого Буэнос-Айреса, а также соединяет столицу с международным аэропортом «Эсейса»). Кроме этого, проспект Нуэве-де-Хулио обеспечивает выход на две скоростные трассы, соединяющие столицу с городами Ла-Платой и Мар-дель-Платой.





Особенности

К востоку от проспекта проходит улица Карлос Пеллегрини и к западу улица Серрито; эти две улицы служат на практике в качестве дополнительных полос движения и считаются частью одного и того же пути достигая 140 метров в ширину. Отличительной особенностью проспекта "9 июля" в том, что она имеет свою отличительную систему нумерации. Чтобы пересечь проспект пешком занимает несколько минут, так как есть светофоры на всех перекрестках и у пешеходов достаточно времени, чтобы пересечь пешком проспект.

История

Первое название улицы появилось в 1888 году, тогда она называлась Айоума; однако строительству новой дороги долгое время противостояли местные жители и владельцы, которые пострадали вследствие прокладки улицы, поэтому строительство не начиналось до 1935 года.

Название будущего проспекта Авеню 9 июля было создано во время краткого правления мэра Франсиско Сибера (1889-1890), как артерия, которая будет пересекать город с севера на юг. Позже она была включена в различные планы и проекты, но только Национальный закон № 8,855, который был санкционирован муниципалитетом для целей "общественной полезности" и был утвержден в 1912 году. Земля была использована между улицами Черрито-Лима и Карлос Пеллегрини-Бернардо Иригойен от Пасео-де-Хулио (Авенида-дель-Либертадор) до Бразил (Баррио-де-Конституции), с целью построить центральный проспект шириной 33 метров, расширенный по бокам двумя боковыми улицами, на котором общественные или частные здания будут общего "архитектурного стиля". На строительство проспекта муниципалитет выделил кредит 25 миллионов золотых песо. В то время как центральная часть нового проспекта соответствовала оси север-юг, проект был завершен с боковыми аллеями с востока на запад и две развязки: одна на пересечении с Авенида-де-Майо, а другая на пересечении с Авенида Корриентес.

Только соответствующий закон побудил мэра Анхорена для того, чтобы отпраздновать Столетие независимости (1916). Муниципалитет города Буэнос-Айреса начала постепенно приобретать земли расположенные на указанной трассе, с инвестициями в размере $ 50,000,000 песо. Тем не менее, муниципалитет не имел достаточных юридических и финансовых инструментов для выполнения строительных проектов такого масштаба в устойчивом и упорядоченным образом: конфискация имущества проводилась постепенно и поочередно, что замедлило темп выполнения работ что было крайне обременительно для муниципальной казны. Эта задержка имела неблагоприятные последствия в развитии жилищного строительства в центральной части города, как отнятые здания были заброшены и разрушены. Это вызвало политический и финансовый кризис больших масштабов, усугубившийся началом Первой Мировой войны, и близостью первых демократических выборов, что вылилось в отставку мэра Анхорена и закрытие городского совета в 1915 году. Идея строительства проспекта Авенида 9 де Хулио остался и в плане 1925 года, где он также был ориентирован к диагоналям Севера и Юга (предложенные в 1919 году).

Переформулировка проекта

После кризиса 1929 года явления расширение Буэнос-Айреса достигло болших размеров, превышающих административные границы федеральной столицы. К тому времени, периферия Буэнос-Айреса стала частью центральной агломерации вместе с городом Буэнос-Айреса. После прошлого финансового кризиса, правительство генерала Хусто решает запустить обширную программу общественных работ для празднования юбилея основания Буэнос-Айреса. Одним из самых ярких промоутеров развития Буэнос-Айреса был Карлос Мария Делла Паолера, назначенный начальником бюро плана развития города, инициированным группой советников мэра Де Ведиа и Митре. С 1928 года Паолера предложил создать англомерацию, которую он назвал Большой Буэнос-Айрес. Таким образом, предлагаемый проспект Север-Юг- была преобразован из своевременного вмешательства в центральную часть города.

После того, как Паолера подчеркнул значение нового городского проспекта, были рассмотрены перспективы строительства. По его словам, план расширения столицы не мог происходить без коренной перестройки традиционного центра. Это был долгосрочный проект, который надо было начать с самой большой площадью агломерации, так как там уже несколько снесённых домов оставляли свободные пространства перемежались с заброшенными зданиями, дающими видимость деградации в центре города. На протяжении всего этого периода, проект Авенида 9 де Хулио будет оставаться предметом обсуждения в рамках профессиональной технической области. В 1932 году архитектор Фермин Х. Беретервиде, выполняя проект для будущего проспекта Север-Юг, где он предлагает решить проблему трафика путём создания центральной линии 33 метра в ширину, по бокам два уровня и непрерывная полоса зданий одинаковой высоты (8 этажей), которая будет служить для размещения государственных и муниципальных центров города. Таким образом, в области, ограниченной проспектом Авенида Бельграно и улицами Бартоломе Митре, Такуари и Сальта, предложил расположение монументального комплекса, состоящего из квадратов и общественных зданий. Год спустя, в 1933 году, архитектор Эрнесто Ваутиер, представляет свой проект.

Уже к середине десятилетия проблема транзита, привела к дальнейшему обсуждению как необходимости открытия свободных пространств в центральной части города, по этой причине, инженер Карлос Мария де Паолера, разрабатывает проект (1933), где планирует экспроприировать все кварталы (шириной 110 м), оставляя их без остальных зданий, установив проект как “avenida parque”. Согласно плану, движение будет организовано вокруг уличного подземного быстрого транзита. Тем не менее, в 1934 году, Паолера представляет новый вариант, состоящий из создания центральной правительственной улицей на пересечении с Авенида-де-Майо, наряду с двумя параллельными лицами по аналогии с планом 1925 года. В то же время, 15 ноября, 1934 началось строительство здания Министерства общественных работ (на углу с Авенида Бельграно) рассматривая прохождение будущей Авениды Север-Юг. Хотя мэр Мариано из Ведой и Митре впоследствии сказал, что Авенида ещё не построена, строительство не было приостановлено и было завершено в рекордно короткий срок 138 рабочих дней, здание было открыто в сентябре 1936 года.

Ход строительства

Тем временем продолжалось строительства нового проспекта. Площадь Республики стала новым центром города: там сходятся будущие проспекты Диагональ Норте, Авенида Корриентес (в процессе расширения) и совершенно новый проспект Север-Юг, который в центре внимания, пересекающий исторический проспект Авенида-де-Майо. В 1931 году работы начались со сноса (первоначально задумано как частичное, а затем в общей сложности) церкви Сан-Николас-де-Бари, части улицы Карлос Пеллегрини и южной стороны Авенида Корриентес, и началось строительство последней секции Диагональ Норте. Это не было нигде: там был поднят впервые национальный флаг в городе Буэнос-Айрес. Для того, чтобы начать строительство первоначального маршрута проспекта Север-Юг было также необходимо, снести Hipoddrome (цирк, где выступал знаменитый клоун Фрэнк Браун), первоначальный Луна Парк и первый театр дель Пуэбло.

В феврале 1936 года, как только принят план пересечения между новыми проспектами, мэр Мариано де Ведиа и Митре предлагает обелиск, воздвигнутый как символ четвертого столетия со дня основания Буэнос-Айреса. Первоначальная идея обелиска принадлежала Атилио делль Оро Майани, секретарю мэра Буэнос-Айреса. Проект был серьезно поставлен ​​под сомнение, приходилось сталкиваться с многочисленными возражениями . Следует также помнить, что с конца двадцатых годов, в городе уже строяли памятники Сан-Мартину и Бельграно. Но несмотря на критику строительство Обелиска началось. Обелиск был возведен в рекордно короткие сроки, прервать дискуссию о нём как можно скорее. Архитектор Альберто Пребиш, немедленно принял комиссию и решить быстро все вопросы со строительством. Обелиск высотой 67 метров имеет надписи в честь двух оснований города (1536 и 1580), обозначение Буэнос-Айреса как Федеральной столицы (1880 г.) и упоминания о том что там в первый раз был поднят национальный флаг.

Продолжалось активное строительство, о чём сообщалось в средствах массовой информации о проекте площади, что было омрачено спором о необходимости обелиска. В течение 60 дней, 1500 рабочих возводили Обелиск, и наконец, он был открыт 23 мая 1936 года.

Наконец, в марте 1937 года мэра Мариано де Ведиа и Митре отдаёт приказ об открытии проспекта, между улицами Бартоломе Митре и Тукуман, на основе плана Паолера, отбрасывая установленную планом 1912 года, полосу шириной 33 метров. Проспект Авенида 9 де Хулио стал 140 метров в ширину, с большим подземным паркингом и 6 уровней дороги для движения транспортных средств, разделенной полосами. Тем не менее, нововведения введены аннулировав его основным источником финансирования в рамках закона 1912 года: постепенное продажи излишков земли. Выполнение работ и идея состояла в том, чтобы идти вперёд строя последовательные секци как можно быстрее. Для того, чтобы начать работу был выдан кредит в размере 30 миллионов песо. Первый участок улицы был сдан в эксплуатацию 9 июля 1937 года, окончательно же улица была завершена в 1960-х годах. Строительство южных развязок было завершено в 1980 году[2]. Во время 30-месячного строительства, продолженного инженером Федерико Замбони, было использовано 10000 тонн цемента, 3000 железа и 40000 кубических метров дерева. Озеленением проспекта занимался Карлос Тэйс, который посадил Жакаранду, коралловые деревья и тысячи вишневых деревьев, подаренных Японией. Первая секция была открыта президентом Агустином П. Хусто 12 октября 1937 года, между улицами Бартоломе Митре и Виамонте, только 500 метров в длину. Новый проспект Буэнос-Айреса был широкий, как Елисейские поля в Париже - 70 метров. Тем не менее, споры, порожденные его проектом, огромных государственных расходах и отсутствие прозрачности в прямых договоров, были до 1940 года.

Дальнейшее развитие

Продолжение строительства Авенида 9 де Хулио возобновилось в 40-е годы, в то время новые участки проспекта создавали не так быстро. Участок проспекта между улицами Бартоломе Митре и Авенида Бельграно построен между 1944 и 1947 годами, а следующий участок, между улицей Тукуман и Авенида Кордова, был создан в 1950 году, через год после подхода проспекта к улице Парагвай. В течение этого периода две полосы были убраны, чтобы выделить место для парковки, поэтому там есть только четыре полосы для движения автотранспорта.

Следующий участок проспекта был сдан только в 1971 году и он достиг проспекта Авенида Санта-Фе (на север) и Авенида Индепенденсия (на юг). Через год был пущен общественный транспорт на участке между проспектами Авенида Индепенденсия и Авенида Сан-Хуан. В 1973 году работы между проспектом Авенида Сан-Хуан и улицей Кочабамба были завершены и в 1975 году уже велись работы на участке вплоть до Авенида Касерос.

Во время руководства города мэром Освальдо Кассиаторе, Авенида 9 де Хулио появилась на Генеральном плане автомобильных дорог. От перекрёстка с Авенида Сан-Хуан началось строительство развязки соединяющей проспект с автодорогой Autopista 25 de Mayo(25 мая), а оттуда было решено, что участок проспекта 9 де Хулио станет частью новой автомагистрали (ныне шоссе Артуро Фрондизи),проходящему по районам Барракас и Контитусьон и к новому мосту Пуэйрредон. Эта работа потребовала сноса большого количества домов возле площади Конститусьон, где была построена развязка обьединяющая два шоссе.

Между тем, в северном направлении работа подошла к участку Авенида Санта-Фе-улица Ареналес (1976), далее участок Ареналес - Арройо (1979) и далее Арройо-Авенида дель Либертадор (1980). Началось строительство будущей автодороги Autopista Norte (ныне шоссе Артуро Ильиа), которая является продолжением Авенида 9 де Хулио идущей к Авенида Хенераль Пас. Тем не менее, к тому времени в результате неблагоприятного социально-экономического положения, выполнение этих работ было затруднено.

Между тем, мэр Домингес стремился улучшить движение в центральной части проспекта Авенида 9 де Хулио и было принято решение о сносе здания Министерства общественных работ[3], что позволило бы ему добавить больше полос движения, но невозможность передвигаться по этой полосе перестраиваясь из других зарубило инициативу.

Работа для возведении виадука между Авенида 9 де Хулио и Авенида Кантило, была закончена в 2004 году, продвигаясь в очень медленном темпе, что также потребовало изменения маршрута железной дороги Belgrano Norte. Сложность работы вызвала споры и недоразумения между национальным правительством и правительством города. Только в июне 2009 года был открыт туннель под Авенида Сармьенто при продвижении рабочей смены строящей участок железнодорожных путей. В настоящее время этот участок железной дороги работает.

В то же время, в период между 2006 и 2011 годами окрепла идея строительства двух тоннелей для автомобильного движения на проспекте, с тем чтобы обеспечить более удобный проезд между автодорогами Артуро Фрондизи и Артуро Ильиа. Данная дорога имеет систему "электронного сбора за проезд" для дальнейшего покрытия расходов на техническое обслуживание дороги. Хотя проект строительства был объявлен трижды (в 2006, 2009 и 2011 годах) в конечном итоге, он тормозился из-за его стоимости и сложности.

Вскоре после того, как в октябре 2012 года, городские власти объявили о новом маршруте "метробуса" на Авенида 9 де Хулио проходящему по районам Ретиро и Конститусьон, где проходит 11 автобусных линий. Маршрут был открыт в июле 2013[4]. Это произошло через два года после того, как были открыты два туннеля на проспекте Авенида 9 де Хулио, по которым проходят 11 автобусных маршрутов и которые помогают улучшить качество движения по проспектам Авенида 9 де Хулио и Авенида Сан-Хуан, в районе Конститусьон[5].

Общественный транспорт

По направлению проспекта проложена Линия C метрополитена Буэнос-Айреса. Линии А, В, D и Е имеют станции в местах пересечения линий с проспектом Нуэве-де-Хулио.

Переход проспекта в некоторых местах может занимать до нескольких минут. Некоторые городские архитекторы представили проект строительства нескольких подземных переходов, чтобы облегчить транспортную и пешеходную ситуацию на улице.

Путешествуя по улице

Проспект Авенида 9 де Хулио начинается от Пласа Конститусьон (на юге) и заканчивается на Авенида дель Либертадор (на севере). На обоих концах проспект продолжается по автодорогам. На юге продолжением проспекта Автодорога Артуро Фрондизи, ведущая к проспекту Авенида Президенте Митре в районе Авелланеда, и на севере продолжается автодорогой Артуро Ильиа, ведущей к Авенида Хенераль Пас и Панамериканскому шоссе. Таким образом, проспект является одним из самых важных транспортных направлений в Буэнос-Айресе, а также это один из основных маршрутов городского туризма, а кроме того дорогой, которая выходит за пределы города. Наряду с шоссе Перито Морено и Авенида Хенераль Паз, которая находится на окраине города, Авенида 9 де Хулио не меняет своего названия на всей территории города Буэнос-Айрес.

Конститусьон

Начинаем обзор с южного конца проспекта (на его пересечении с Авенида Сан-Хуан), где находится филиал Национального банка (угол улиц Бернардо де Иригойена и Карлоса Кальво), недалеко от станции технического обслуживания Shell (станция метро Лима на углу с проспектом Авенида Индепенденсия). Здесь находится Пласа Монсеррат (между улицей Бернардо де Иригойена и проспектом Авенида Индепенденсия).

Монсеррат

После пересечения проспекта Авенида Индепенденсия, Авенида 9 де Хулио входит в район Монсеррат, где расположен кампус университета Universidad Argentina de la Empresa (станция метро Лима между Авенида Индепенденсия и улицей Чили). В этом секторе много офисных зданий в сочетании с жилыми домами многие из которых построены в период до начала строительства проспекта. Пересекая Авенида Бельграно, недалеко от улицы Бернардо де Иригойена расположен Grand Boulevard Hotel. Это пятизвездочный отель международного туризма. Между проспектом Авенида Бельграно и улицей Морено находится большое здание Министерства здравоохранения и Министерства социального развития, построенное в 1934 году и достигает в высоту 90 метров. Здание на Авенида 9 де Хулио имеет номер 1073. На юго-восточном углу улиц Бернардо де Иригойена и Адольфо Альсина расположено здание Торре Жакаранда, которое функционирует как Apart Hotel. По улице Бернардо де Иригойена № 172 работает Испанский клуб в роскошном здании в стиле модерн. На пересечении с проспектом Авенида-де-Майо находится большая скульптура Дон Кихота, стоящий на небольшой площади недалеко от здания Val D'Osne de París, которое первоначально входило в Парк Колумба, и на этом месте рассматривалось установка памятника Колумбу. На углу Авенида-де-Майо и улицы Лима расположен отель Ritz.

Достопримечательности

Главные достопримечательности, которые находятся на проспекте Нуэве-де-Хулио, с севера на юг:

  • Французское посольство: правительство Франции отказалось отдать здание под снос, тем более что здание считается архитектурным шедевром;
  • Театр «Колон»;
  • Западный край улицы Лавалье, пешеходной улицы, ранее известной благодаря многочисленным кинотеатрам;
  • Обелиск и площадь Республики;
  • Памятник Дон Кихоту на пересечении Авенида де Майо;
  • Станция и площадь Конституции.

Напишите отзыв о статье "Авенида 9 де Хулио"

Примечания

  1. [bigenc.ru/text/1891916 Буэнос-Айрес] / Е. А. Ларин (история), О. Биантовская (архитектура), Е. А. Швец (экономика) // Большой Кавказ — Великий канал. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2006. — С. 440—442. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 4). — ISBN 5-85270-333-8.</span>
  2. [edant.clarin.com/diario/2005/05/29/laciudad/h-05015.htm Avenida 9 de Julio Historias de un ícono porteño] (исп.). Clarín. Проверено 2 июня 2013. [www.webcitation.org/6EhvjCEsw Архивировано из первоисточника 26 февраля 2013].
  3. [www.lanacion.com.ar/nota.asp?nota_id=167039 Demolerán en 1996 el edificio de Obras Públicas] Diario "La Nación", 29/12/1995
  4. [www.lanacion.com.ar/1604034-mauricio-macri-inauguro-el-metrobus-en-la-9-de-julio] Diario "La Nación", 24/07/2013
  5. [www.lanacion.com.ar/1797172-inauguraron-los-dos-tuneles-de-la-9-de-julio Inauguraron los dos túneles de la 9 de Julio - 30.05.2015 - LA NACION]
  6. </ol>

Ссылки

Отрывок, характеризующий Авенида 9 де Хулио

Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.