Протасов, Пётр Степанович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Степанович Протасов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет кисти Ф.С. Рокотова, 1780-е</td></tr>

Сенатор
22.09.1792 — 19.07.1794
Правитель Калужского наместничества
28.07.1782 — 30.09.1792
Предшественник: Алексей Петрович Лецкой
Преемник: Пётр Петрович Долгоруков
Правитель Новгородского наместничества
1779 — 1782
Предшественник: Франц Николаевич Кличка
Преемник: Александр Яковлевич Протасов
 
Рождение: 1 июля 1730(1730-07-01)
Степановское, Малоархангельский уезд
Смерть: 19 июля 1794(1794-07-19) (64 года)
Род: Протасовы
Отец: Степан Фёдорович Протасов
Супруга: Александра (Анна) Ивановна Протасова
 
Военная служба
Принадлежность: Российская империя Российская империя
Звание: генерал-поручик
Командовал: Московский карабинерный полк
Сражения: Русско-турецкая война
 
Награды:

Пётр Степанович Протасов (1 июля 173019 июля 1794) — генерал-поручик, сенатор, родной брат любимицы Екатерины II, камер-фрейлины графини Анны Степановны Протасовой.



Биография

Сын сенатора, тайного советника Степана Фёдоровича Протасова (1703—1767) от его первого брака, кто была его первая жена, неизвестно. Мачеха, вторая жена отца, Анисья Никитична Орлова (1721—1775), приходилась двоюродной сестрой братьям Орловым.

30 января 1736 года был записан в службу и шестилетним мальчиком, участвовал, как значится в его послужном списке, в командах и посылках во время похода против восставших башкирцев. 18 января 1737 года произведен был в прапорщики и затем участвовал, находясь, вероятно, при отце, в Турецкой войне и состоял в особой «знатной» команде и конвое при посольской персидской свите в Персию к русской границе. 28 мая 1739 года Протасов был произведен уже в капитаны, а 17 апреля 1763 года получил чин полковника.

В 1767 году Протасов выбран был депутатом от Мценского уезда в Екатерининскую Комиссию о сочинении Нового Уложения. Участвуя с 10 июля по 9 октября 1768 года в заседаниях Комиссии по разбору проекта прав благородных, он присоединился к мнению о вреде для России освобождения крестьян, и когда, при обсуждении порядка рассмотрения проекта, мнения депутатов резко разделились, присоединился к мнению депутата князя Вяземского, предлагавшего, предварительно обсуждения, просить Императрицу об учинении разбора дворянам, каковым и руководствоваться при рассмотрении проекта.

В 1768 году в чине бригадира Протасов командовал Московским карабинерным полком. В 1769 году он находился у прикрытия батареи под Хотином (19 апреля) и был в сражении там же против подступавшего к Хотину неприятельского подкрепления (21 апреля). 20 июня 1769 года уволенный тем же чином от службы по болезни, Протасов 26 сентября 1778 года был назначен исправлять должность (в которой затем был утвержден) правителя Новгородского наместничества, где прослужил до 28 июня 1782 года, будучи 5 мая 1779 года произведен в генерал-майоры.

С 1782 года по 22 сентября 1792 года состоял правителем Калужского наместничества и в 1785 году был награждён орденом Св. Владимира 2 ст. В 1786 году произведен в генерал-поручики, а 22 сентября 1792 года назначен сенатором для присутствования в 6-м департаменте Сената. Скончался 19 июля 1794 года.

Семья

Был женат на своей дальней родственнице Александре (Анне) Ивановне Протасовой (1750—06.09.1782), дочери статского советника И. Я. Протасова (1721—1778) и Александры Александровны Юшковой; родной сестре писательницы А. И. Плещеевой и первой жены Н. М. Карамзина. Имел пять дочерей, который после смерти матери жили со своей теткой А. С. Протасовой во дворце. Получили прекрасное образование и были назначены фрейлинами. Три младшии дочери были возведены 17 сентября 1801 года Александром I за заслуги тетки в графское достоинство.

Напишите отзыв о статье "Протасов, Пётр Степанович"

Литература

При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).

Отрывок, характеризующий Протасов, Пётр Степанович

Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.