Протекторат Аннам
| Протекторат Аннам | |||||||
| Protectorat d'Annam | |||||||
| |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||
 Аннам на карте Индокитайского Союза | |||||||
| Столица | Хюэ | ||||||
| Язык(и) | вьетнамский | ||||||
| Денежная единица | Индокитайский пиастр | ||||||
Протекторат Аннам (фр. Protectorat d'Annam) — колониальное владение Франции, существовавшее во Вьетнаме в конце XIX — первой половине XX веков.
В конце 1870-х годов вьетнамское правительство предприняло усилия для развития северной части страны, в результате чего за 1876—1880 годы стоимость импорта возросла в 12, а экспорта — в 29 раз. Четверть объёма внешней торговли приходилась на Китай, на втором месте стояли США, а Франция занимала во внешнеторговом обороте Вьетнама лишь 5 %. Это её совершенно не устраивало, и в 1882 году французские войска вторглись в северный Вьетнам. Китайское правительство расценило это как покушение на сюзеренитет Китая над Вьетнамом, и началась франко-китайская война. После серии военных поражений вьетнамцы были вынуждены подписать договор о протекторате. Так как на севере страны отсутствовала местная верховная власть («законная» династия Ле была свергнута ещё в конце XVIII века, что привело к практически постоянным восстаниям на протяжении всего XIX века), она была выделена в отдельную колониальную единицу — протекторат Тонкин; остальная часть вьетнамской территории стала протекторатом Аннам.
В Аннаме формально главой государства оставался император, правивший с помощью своего чиновничьего аппарата, из сферы компетенции которого изымались лишь управление таможнями и организация общественных работ. В столице Хюэ расположилась штаб-квартира верховного резидента Аннама и Тонкина, который контролировал деятельность столичной и провинциальной вьетнамской администрации, прямо не вмешиваясь в её функции. Однако вскоре французские власти на территории Аннама стали забирать в свою пользу все мелкие и портовые налоги, устанавливаемые на морских таможнях и не попадающие под действие договора 1884 года. Также французы стали "недопоставлять" собранные налоги в Хюэ; вьетнамцы возмущались, но сделать ничего не могли.
В 1885 году регент Тон Тхат Тхюет вывез из Хюэ малолетнего императора Хам Нги и от его имени обратился ко всему населению Вьетнама с призывом браться за оружие. Патриотический клич положил начало движению Канвыонг («в поддержку правителя»). В 1887 году французам удалось подавить восстание.
Указом от 17 октября 1887 года все французские владения в Индокитае были объединены в единый Индокитайский Союз, который полностью находился в ведении Министерства колоний; при этом статус колонии из всех территорий Союза имела лишь Кохинхина. В 1889 году была ликвидирована должность верховного резидента Аннама и Тонкина, и обе эти части Вьетнама перешли в подчинение генерал-губернатора Индокитайского Союза; в каждом из протекторатов французские администрации возглавлялись отдельными верховными резидентами.
В 1897 году Индокитайский Союз возглавил Поль Думер. Декретом от 26 сентября 1897 года он фактически упразднил высшие традиционные органы императорской власти: Тайный совет и Регентский совет были объединены в Совет министров, которым стал управлять французский резидент в Аннаме.
В 1898—1900 годах в протекторате был создан Совет протектората, целиком состоявший и французов, который должен был снабжать центральные административные структуры детальной экономической информацией, а также консультировать эти структуры при принятии важных решений. Благодаря отстранению от работы вьетнамских налоговых и финансовых чиновников резко сократились случаи вымогательства, взяточничества и коррупции финансовых органов, что облегчило положение основной массы налогоплательщиков. В результате проведённых реформ у бюджета протектората появилось положительное сальдо.
20 сентября 1911 года президент Франции утвердил декреты, расширяющие автономию протекторатов и направленные на децентрализацию власти. В рамках реализации этих декретов после Первой мировой войны в Аннаме была создана Туземная консультативная палата, часть состава которой была выборной, а остальные члены назначались генерал-губернатором.
После Второй мировой войны 2 сентября 1945 года на всей вьетнамской территории коммунистами была провозглашена Демократическая Республика Вьетнам.
В 1948 году Франция пришла к выводу, что нужно создать политическую альтернативу государству коммунистов. 27 мая 1948 года было создано Временное центральное правительство Вьетнама, которое возглавил президент Кохинхины Нгуен Ван Суан. 14 июля 1949 года Кохинхина, Аннам и Тонин объединились в Государство Вьетнам.
Источники
- «История Востока» (в 6 т.). Т.IV «Восток в новое время (конец XVIII — начало XX вв.)», книга 2 — Москва: издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2005. ISBN 5-02-018387-3
Напишите отзыв о статье "Протекторат Аннам"
Отрывок, характеризующий Протекторат Аннам
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
