Протерозухии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 Протерозухии
Научная классификация
Международное научное название

Proterosuchidae Broom, 1906

Синонимы
  • Chasmatosauridae Haughton, 1924[1]
Геохронология

Систематика
на Викивидах

Поиск изображений
на Викискладе
FW   [fossilworks.org/bridge.pl?action=taxonInfo&taxon_no= ???]
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Протерозухии (лат. Proterosuchidae) — семейство пресмыкающихся из группы Archosauriformes, находятся в основании ветви, ведущей к более развитым истинным архозаврам. По устаревшей классификации являлись подотрядом «текодонтов» Proterosuchia Broom, 1906.

Впервые появились в конце пермского периода, вымерли в триасовом периоде (252,3—242,0 млн лет назад)[1].





Описание

Череп длинный, низкий, с резко изогнутой вниз премаксиллой. Есть предглазничное окно, сохраняются надвисочная и заднетемнная кости, пинеальное отверстие. Поперечные выросты птеригоидов озублены. Зубные ячейки мелкие. Тело крокодилоподобное. 7 шейных позвонков, у некоторых шея довольно длинная. Длинные поперечные отростки туловищных позвонков. Лопатка и коракоид разделены. Конечности пятипалые, запястье слабо окостеневшее. Таз примитивный, без тиреоидного окна. Конечности широко расставлены, как у ящериц. Хвост длинный.

Большинство — полуводные хищники, охотники за мелкими позвоночными и рыбой. Некоторые представители могли быть охотниками за достаточно крупной добычей. Длина черепа до 50 см.

Классификация

По данным сайта Fossilworks в семействе выделяют 8 родов, в основном монотипических[1]:

Представители

Наиболее известны следующие представители:

  • Архозавр (Archosaurus rossicus) — единственный позднепермский представитель группы. Описан Л. П. Татариновым из самых верхних горизонтов перми Владимирской области (Вязники) в 1960 г. Череп относительно высокий, зубы мощные, слабо изогнутые, длина черепа до 40 см, общая длина взрослых особей до 2 метров. Это животное было наземным охотником за крупной добычей. В вязниковском комплексе нет горгонопсов и архозавр занял место крупнейшего хищника — охотника за парейазаврами и дицинодонтами. Неописанные протерозухии указываются и для поздней перми ЮАР.

  • Протерозух (Proterosuchus) — описан Р. Брумом из раннего триаса (зона Lystrosaurus) Южной Африки в 1903 году. Типовой вид — P. fergusi. Это же животное было позднее описано Хаутоном как хасматозавр (Chasmatosaurus vanhoepeni). Длина черепа от 15 до 50 см. Вероятно, остатки протерозухов принадлежали более мелким молодым особям, тогда как «хасматозавры» — более крупные животные. Череп низкий, с длинной мордой. Телосложение относительно легкое, зубы длинные, изогнутые назад. Вероятно, полуводный хищник, охотник за мелкой добычей. Близкий вид (P. yuani) описан в 1936 году из одновозрастных отложений Китая.

  • Хасматозух (Chasmatosuchus) — ближайший родич протерозуха из раннего триаса Приуралья (Верхняя Ветлуга, оленекский ярус). Известен по фрагментарным остаткам, длина черепа до 25—30 см. По-видимому, питался мелкой добычей, зубы сильно изогнуты назад, длинные, тонкие. Типовой вид — C. rossicus.

  • Сарматозух (Sarmatosuchus otschevi) — один из самых последних представителей протерозухий. Описан в 1994 году А. Г. Сенниковым из ранних слоев среднего триаса (Донгуз) Приуралья. Череп высокий, выше, чем у архозавра, но менее массивный. Зубы довольно длинные, изогнутые назад. Длина достигала 3 метров. Мог быть охотником за крупной добычей.
  • Анкистродон (Ankistrodon indicus) — первый из описанных протерозухид (Т. Гексли, 1865) из раннего триаса Индии. Из раннего — среднего триаса Китая описан фугузух (Fugusuchus hejiapanensis). Все эти некрупные протерозухии слабо известны.
  • Австралийские протерозухии — тасманиозавр (Tasmaniosaurus triassicus) и кализух (Kalisuchus rewanensis). Описаны из раннетриасовых отложений Тасмании и Квинсленда. Тасманиозавр обнаружен в раннетриасовых слоях формации Ноклофти в Тасмании. Это мелкое животное, около 1 метра длиной, сходное с протерозухом. Кализух — крупный протерозух, до 3 метров длиной. Найден в раннетриасовой формации Аркадия в Квинсленде. Отличается легким телосложением и относительно длинной шеей.

Протерозухии вымерли в триасе, но они могли дать начало самым крупным раннетриасовым хищникам — эритрозухиям. Неизвестно, являются ли протерозухии предками других архозавров.

Протерозухи-хасматозавры были весьма правдоподобно представлены в последней серии проекта ВВС «Walking with Monsters» (2005).

Напишите отзыв о статье "Протерозухии"

Примечания

  1. 1 2 3 [fossilworks.org/bridge.pl?action=taxonInfo&taxon_no=38218 Протерозухии]: информация на сайте Fossilworks (англ.)

Литература

  • Кэрролл Р. Палеонтология и эволюция позвоночных. Т. 2 — М., «Мир», 1993. — С. 65—67.
  • Ископаемые рептилии и птицы. Ч. 1. / под ред. М. Ф. Ивахненко и Е. Н. Курочкина. — М., Геос., 2008. — С. 284—291.

Ссылки

  • www.fmnh.helsinki.fi/users/haaramo/metazoa/Deuterostoma/chordata/Reptilia/Archosauromorpha/Proterosuchidae.htm
  • palaeo.gly.bris.ac.uk/Benton/reprints/2003Tverdokh.pdf

Отрывок, характеризующий Протерозухии

– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.