Протестантизм в Грузии

Протестантизм в Грузии — одно из направлений христианства в стране. По данным исследовательского центра Pew Research Center в 2010 году в Грузии проживало 20 тыс. протестантов. Существуют и более крупные оценки — издание «Операция мир» насчитало в 2010 году в Грузии 22 тыс. традиционных протестантов в 6 союзах и ещё 12 тыс. прихожан неденоминационных церквей в 22 союзах.

По этнической принадлежности большинство протестантов Грузии — грузины. Заметную протестантскую общину также составляют армяне и абхазцы. Протестанты имеются и среди живущих в стране осетин, русских, немцев, греков, украинцев, эстонцев, латышей, цыган, бацбийцев, курдов и др.

Исторический обзор

Переселение лютеран

Первыми протестантами на территории Грузии были немцы-лютеране. Массовое переселение немецких колонистов в Грузию было начато по инициативе генерала Ермолова. Колонистам обещались существенные привилегии: свобода вероисповедания, участки плодородных земель, освобождение от воинской обязанности, денежная помощь, освобождение от налогов на 10 лет и т. д. В сентябре 1817 года в Тбилиси прибыла первая группа переселенцев (31 семья швабских немцев из Вюртемберга). К концу 1819 года в Грузии были созданы первые 6 немецких колоний: Мариенфельд, Ной-Тифлис, Александердорф (в районе современного проспекта Давида Агмашенебели в Тбилиси), Петерсдорф, Элизабетталь и Катариненфельд. К 1834 году в Тифлисском уезде проживали 2332 немца-колониста. Во второй половин XIX века поток немцев в Грузию значительно усилился. Всеобщая перепись 1897 года насчитала в Кутиасской губернии 1065 немцев и 8340 немцев в Тифлисской губернии; при этом большинство из них (94,2 %) были лютеранами. Имелась также группа реформатов.

В 1897 году в Тбилиси была освящена лютеранская кирха Петра и Павла. При кирхе действовала общеобразовательная немецкая гимназия, бывшая весьма популярной у тбилисской интеллигенции (в гимназии учился сын Лаврентия Берии Серго).

С начала 1930-х годов лютеране подверглись репрессиям. К 1938 году в Грузии не осталось ни одного лютеранского пастора. И если перед Второй мировой войной в Грузии проживало до 40 тыс. немцев, то в первые годы войны большая часть из них была депортирована в Сибирь и Казахстан. Богослужения в лютеранских кирхах были прекращены.

Зарождение и развитие баптизма

Тбилиси считается родиной российского баптизма. Именно здесь в 1867 году немец-баптист М. К. Кальвейт, перебравшийся на Кавказ в 1863 году, преподал крещение по баптистскому обряду Никите Воронину. Воронин стал первым русским баптистом, а день его крещения принято считать датой основания русско-украинского баптистского движения. Вскоре в Тбилиси образуется баптистская община, состоявшая преимущественно из русских молокан. Община была одним из видных центров распространения баптизма на юге Российской империи.

Первым грузином, крещённым по баптистскому обряду считают А. 3. Хуцишвили, его крещение состоялось в 1912 году в Тбилиси. С 1919 года при Тбилисской общине баптистов начали проводится богослужения для грузин. Впоследствии в Тбилиси сформировались армянская (1926) и осетинская (1966) баптистские обшины. В советское время на территории края возникли также общины «нерегистрированных баптистов».

Появление адвентистов

Первый адвентистский миссионер Ваграм Пампанян прибыл в Сухуми в 1904 году и начал служение среди армян. Через два года из США в Тбилиси прибыл проповедник Альберт Озоль, проповедовавший среди немцев и латышей. Первая адвентистская община сформировалась в 1909 году в Сухуми, далее возникают общины в Тбилиси и Рустави. В ходе репрессий 1930-х годов деятельность адвентистских церквей была фактически прекращена. Организованное служение адвентистской церкви начинается лишь в 1977 году, когда пастора И. М. Дрелинг и П. И. Лагутов заново воссоздают рассеянную церковь.

Возникновение пятидесятничества

Несмотря на то, что различные харизматические группы возникали в грузинских церквах ещё с конца XIX века, первая пятидесятническая община появилась в Тбилиси ок. 1929 года. Первоначально она состояла лишь из русских, но в 40-х годах в общину присоединяются грузины, армяне, осетины и азербайджанцы. Первая служба на грузинском языка была проведена в 1945 году в Гори. С 1960-х годов церковью руководят грузинские священнослужители. Большинство пятидесятнических общин в крае в советское время относились к т. н. «незарегистрированным пятидесятникам».

Новые протестантские конфессии

В 1993 году, в период гражданской войны, своё служение в Грузии начала Армия Спасения. С согласия правительства в городах Тбилиси, Кутаиси, Гори, Рустави и Батуми Армия Спасения оказывала гуманитарную помощь беженцам и малоимущим, открыла бесплатные столовые на 7,5 тыс. человек. В 1995—1996 годах помощь со стороны Армии Спасения составила 42 % всего гуманитарного груза, доставленного в страну.

В 1994 году в Грузии начала действовать Новоапостольская церковь. На рубеже XX и XXI веков в стране возникает движение евангельских христиан. С 1998 года в Тбилиси и других городах появляются первые неопятидесятнические церкви. В этот период в стране появляются также пресвитериане, квакеры и др.

Современное состояние

Пятидесятники

Пятидесятники в современной Грузии представляют динамично растущую группу. В 1995 году в стране было 2,5 тыс. пятидесятников в 30 общинах. К началу XXI века их число возросло до 5 тыс. В 2010 году пятидесятнические церкви Грузии насчитывали 12,3 тыс. сторонников. Большинство из них входят в Союз пятидесятников Грузии (10 тыс., также — Церковь христиан веры евангельской Грузии, также — Пятидесятническая церковь Грузии). Союз состоит преимущественно из грузиноязычных общин; некоторое время эти общины входили в ОЦХВЕ, в настоящее время Союз является частью Всемирного братства Ассамблей Бога. Пятидесятническая церковь Грузии насчитывает более 120 поместных церквей (преимущественно в Тбилиси, Картли, Кахетии, Имеретии, Гурии и Аджарии).

Небольшая часть русскоязычных общин Грузии входит в Объединённую церковь христиан веры евангельской. Русские общины пережили массовую эмиграцию верующих и в настоящее время объединяют всего лишь несколько десятков семей, преимущественно в Тбилиси.

Евангельская церковь «Слово жизни» насчитывает в Грузии 12 общин и 1 тыс. прихожан (преимущественно — грузины). Самые крупные приходы расположены в Тбилиси, Батуми, Кобулети, Зугдиди, Гори, Гурджаани, Телави, Карели. В Грузии действует ряд других пятидесятнических и неопятидесятнических церквей — «Посольство Божие» (50 прихожан), полноевангельская церковь «Народ Божий» (70 прихожан), евангельская церковь «Непоколебимое основание» (25 прихожан в Батуми), Церковь Бога пророчеств (11 церквей, 320 членов), Искупленная христианская церковь Божья и др.

Баптисты

После распада СССР грузинские баптисты образовали собственный союз — Евангельскую баптистскую церковь Грузии. С 1997 года новый глава союза Малхаз Сонгулашвили начал широкую реформу церкви, стремясь провести максимальную инкультурацию. Служители церкви стали носить специальные церковные облачения, на стенах храмов появились иконы собственной иконографической школы. В церквях стали практиковать открытое причастие, крещение детей, крестные знамения, было введено использование свечей, ладана, колокольного звона. Позже в церкви были введены литургические танцы и рукоположение женщин. Грузинские баптисты активно поддержали экуменическое движение и долгое время являлись единственной церковью в стране, входящей во Всемирный совет церквей. В настоящее время Церковь является членом Европейской баптистской федерации и Всемирного союза баптистов; из Евро-азиатской федерации союзов евангельских христиан-баптистов организация вышла.

Часть грузинских баптистов, не принявших новых реформ, вышли из Евангельской баптистской церкви и создали в 2004 году Евангельско-баптистскую ассоциацию Грузии. На момент создания ассоциации, в неё вошли 14 общин.

К концу XX века — началу XXI века численность баптистов Грузии достигла пика (18 тыс.), однако в последнее время их число несколько сократилось (до 10 тыс.). В 2013 году членами 72 церквей Евангельской баптистской церкви Грузии были 5 тыс. человек. При этом, критики церкви утверждают, что членами церкви являются не более 2 тыс. человек. Евангельско-баптистская ассоциация Грузии в настоящий момент объединяет ок. 30 общин с 600—800 членами; общее число прихожан — ок. 1 тыс. человек. В стране действует и ряд независимых церквей, таких как Евангельская баптистская церковь «Благодать» (80 прихожан), Баптистская церковь «Лоза» (100 прихожан). Ок. 100 человек являются членами общин Международного союза церквей евангельских христиан-баптистов (в Тбилиси и Батуми).

Лютеране

Возрождение лютеранства связано с деятельностью немецкого профессора Лютеранского университета в Саарбрюккене Герта Гуммеля. В конце 1980-х годов Гуммель содействовал выезду грузинской молодежи на учебу в Германию. После переезда в Гругию, Гуммель начал вести миссионерскую деятельность, объединил разбросанную по стране лютеран и был избран епископом. Гуммель продал свой дом в Германии и на вырученные деньги в 1995 году начал строительство в Тбилиси лютеранского храма. 26 октября 1997 года, спустя 100 лет после освящения лютеранской церкви Петра и Павла, в Тбилиси была освящена лютеранская церковь «Примирение». При открытии церкви присутствовал Эдуард Шеварнадзе.

Прихожанами лютеранских церквей (800 человек) являются немцы и представители смешанных семей. Лютеранство распространено в основном в восточной части страны: в Тбилиси, Гардабани, Болниси, Рустави, Боржоми, а также в Абхазии. В настоящее время Евангелическо-лютеранская церковь в Грузии входит в Союз Евангелическо-лютеранских церквей и Всемирную лютеранскую федерацию.

Адвентисты

В 2014 году Церковь адвентистов седьмого дня объединяла в Грузии 8 общин с 369 членами. Общее число прихожан оценивается в 400—600 человек. По этнической принадлежности большинство из них (90 %) — грузины. Общины адвентистов расположены в Тбилиси, Рустави, Батуми, Кутаиси и Телави. На территории страны действует представительство Всемирной гуманитарной организации «Адвентистское агентство помощи и развития» (ADRA). В Тбилиси открыт филиал Заокского адвентистского университета.

Другие

Определённых успехов в Грузии добилась Грузинская евангелическо-протестантская церковь (ок. 1 тыс. прихожан). Церковь, позиционирующая как неденоминационная организация евангельских христиан имеет приходы в Тбилиси, Рустави, Хашури, Карели и ряде грузинских сёл. Ещё одно объединение евангеликов Грузии — Грузинская евангелическая церковь сообщает о 150 прихожанах в Тбилиси.

Прихожанами Новоапостольской церкви являются 700 человек; по этнической принадлежности среди прихожан преобладают немцы. Филиалы церкви действуют в Тбилиси, Батуми, Кутаиси, Ахмете, Рустави (всего — 9 церквей). В Тбилиси при общине действует воскресная школа.

Армия Спасения имеет в стране 9 корпусов: 5 в Тбилиси, 2 в Рустави, по одному в Батуми и Лагодехи. Постоянными прихожанами организации являются 600 человек.

Пресвитерианская в вероучении Протестантская церковь «Святой Троицы» имеет приходы в Батуми, Кобулети, Поти, Озургети, Ланчхути. Её прихожанами считаются до 300 человек.

Членами Религиозного сообщества друзей-квакеров в 2008 году были 12 человек.

Ссылки

• [salvationarmy.ge/ Армия Спасения в Грузии]  (груз.) (англ.) (рус.)
• [elkg.ge/ Евангелическо-лютеранская церковь в Грузии]  (груз.) (рус.)
• [www.ebcgeorgia.org/ Евангельская баптистская церковь]  (англ.)
• [www.stecclesia.org/ Протестантская церковь «Святой Троицы»]  (груз.) (англ.) (рус.)
• [qristiani.ge/q/ Пятидесятническая церковь Грузии]  (груз.)

См. также

• Религия в Грузии
• Христианство в Грузии

Отрывок, характеризующий Протестантизм в Грузии

– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.