Протесты во время съезда Демократической партии США в Чикаго в августе 1968 г.

Протесты во время съезда Демократической партии США в Чикаго в августе 1968 г. — молодёжные выступления во время съезда Демократической партии США в Чикаго в августе 1968 года, направленные против войны во Вьетнаме и других негативных аспектов американского капитализма.

Подготовка

Одними из главных организаторов протестов были йиппи. Они писали статьи, распространяли листовки, выступали на митингах, заявляя, что во время съезда Демократической партии, на котором решался вопрос о кандидате от этой партии на выборах Президента США, они отправятся в Чикаго, чтобы протестовать. Они призывали: «делайте, что хотите, лишь бы Вас сфотографировали». Рассматривались предложения бросать гвозди с эстакад на дорогу, чтобы препятствовать движению автомобилей, блокировать движение на перекрестках с помощью автомобилей, ворваться в здание, где проходил съезд и даже запустить ЛСД в городской водопровод. Ничего из этого в итоге не было исполнено. Угрозы йиппи напугали власти Чикаго, но йиппи были лишь рады тому, что привлекли внимание к себе.

16 января 1968 был опубликован манифест йиппи: «Дух перемен охватил Америку. Новое врывается в музыку, поэзию, танцы, газеты, кино, празднества, магию, политику, театр и уклад жизни. Все новые трайбы стекутся в Чикаго. Мы ждем всех с открытым сердцем. Мы будет делиться всем бесплатно. Берите с собой одеяла, палатки, призывные повестки, краску, чтобы расписывать тела, молочко от бешеной коровки мистера Лири, еду, чтобы поделиться с ближним, музыку, ощущение радости. Угрозы Линдона Джонсона, мэра Дэйли и Эдгара Фрико не остановят нас. Мы идем! Мы идем со всех концов света! Америка духовно больна: она страдает от насилия и духовного распада, она опасно подсела на напалм. Мы требуем Политики Экстаза! Мы — нежная пыльца, из которой родится новая, кайфовая Америка. Мы создадим нашу собственную реальность. Мы — это свободная Америка. И мы не приемлем фальшивое представление на подмостках Съезда Смерти….!» Этот манифест подписали 25 представителей контркультуры, в том числе «Country Joe and the Fish», «The Fugs», Аллен Гинзберг, Фил Окс, театр «Хлеб и Куклы».

Была также заявлена следующая программа йиппи:

1. Прекратить войну во Вьетнаме, ликвидировать военную промышленность и отказаться от «культурного империализма» во внешней политике. Отменить воинскую обязанность и вывести военные базы из-за границы.

2. Свободу Хью Ньютону и другим «Черным пантерам». Общественное самоуправление в черных гетто. Прекратить культурную дискриминацию меньшинств.

3. Легализация марихуаны и других психоделиков. Освободить всех, осужденных за их хранение и сбыт.

4. Тюрьмы должны служить не для наказания, а для реабилитации.

5. Отменить все законы против преступлений, в которых нет жертв (имелось в виду антинаркотическое законодательство).

6. Полное запрещение оружия и всеобщее обязательное разоружение всех, начиная с полиции.

7. Отмена денег, платы за жилье, транспорт, питание, образование, одежду, медобслуживание, пользование туалетами.

8. Полная занятость при заботе о том, чтобы всю черную и монотонную работу делали машины. Людям — только творческую работу.

9. Охрана окружающей среды.

10. Переселение из больших городов в коммуны на лоне природы.

11. Свобода абортов

12. Реформа образования: вся власть студентам, студенты сами определяют программу и выбирают предметы.

13. Свободные и независимые средства массовой информации. Развитие кабельного ТВ и альтернативных каналов, чтобы каждый мог выбрать канал по своему вкусу.

14. Отмена запретов в СМИ: «Нас тошнит от общества, без колебаний показывающего сцены насилия, но отказывающего показать совокупляющуюся парочку».

15. «Мы полагаем, что люди должны заниматься любовью все время, когда и с кем им захочется. Это — не программное требование, а простое признание реальности вокруг нас».

16. Политическая система должна отвечать нуждам всех, независимо от возраста, пола и расы. Регулярные референдумы по всем вопросам по ТВ или телефонной сети. Децентрализация власти: создание множества коммун (tribes), чтобы каждый мог выбирать себе сообщество по душе.

17. Поощрение искусства и развитие творческих способностей. Каждый должен стать художником.

18. Восемнадцатый пункт свободен: каждый может вписать сюда, что хочет.

Другим организатором протестов был «Национальный мобилизационный комитет за прекращение войны во Вьетнаме» (National Mobilization Committee to End the War in Vietnam, сокращенно — MOBE). Он планировал провести два больших шествия в Чикаго во время съезда и митинг после его окончания.

Власти Чикаго не хотели выдавать разрешения на массовые мероприятия во время съезда и избрали для этого тактику затягивания. На встречах с организаторами чиновники обещали им рассмотреть вопрос, но так и не делали этого. Место мероприятий никак не могли согласовать.

Ход событий

Акции протеста начались 23 августа. В этот день йиппи во главе с Джерри Рубиным выдвинули поросёнка по имени Пигасус кандидатом в президенты. Собралась толпа зрителей и репортеров, йиппи достали свинью, но Фила Окса, Джерри Рубина и ещё пять йиппи (вместе с кандидатом в президенты свиньёй Пигасусом) сразу же задержала полиция. Вскоре полицейские задержали ещё одну свинью Пигги-Уигги, объявленную супругой Пигасуса. Лидер Студентов за демократическое общество Дон Миллер писал в «New York Free Press»: «Кто знает, может, историки когда-нибудь сочтут началом Второй Американской революции события конца августа 1968 года в чикагском Линкольн-парке, когда республиканцы, демократы и йиппи одновременно выдвинули кандидатами в президенты свиней — каждый свою».

Протестующие собрались в Линкольн-парке, где решили расположиться на ночь. Но с 1940 года в Чикаго действовало правило, запрещавшее гражданам спать в парке после 23:00. Кроме того, с половины одиннадцатого вечера в Чикаго подросткам младше семнадцати запрещалось появляться на улицах без родителей. В парке прошел митинг памяти семнадцатилетнего Дина Джонсона, остановленного полицией за нарушение этого запрета, вытащившего пистолет и убитого полицейскими. Одновременно йиппи протестовали против ввода войск стран Варшавского договора в Чехословакию (впоследствии за жестокое подавление протестов в Чикаго их участники называли город «Чехаго»).

25 августа на улицах города MOBE провёл несанкционированные шествия, а йиппи объявили о «захвате» Линкольн-парка. На автомобильных платформах в парке выступали рок-группы MC 5, The Pageant Players, Jim&Jean. Затем полиция отключила электричество и вытеснила молодёжь из парка. Но затем она снова скопилась в парке. После 23.00 полиция опять начала вытеснять молодежь из парка и начала избивать дубинками протестующих, которые также оказывали сопротивление. Применялся и слезоточивый газ. Полицией были избиты несколько журналистов. Столкновения молодёжи с полицией в парке продолжались и следующие два дня. Вечером 28 августа, когда кандидатом в президенты на съезде был выдвинут Хуберт Хамфри, к зданию, где проходил съезд, устроили шествие 1500 демонстрантов и полиция применила против них дубинки и слезоточивый газ.

Было сообщено, что лишь 28 августа в столкновениях с демонстрантами пострадало 152 полицейских. Что же касается демонстрантов, то доктор Квентин Янг из «Медицинского комитета за права человека» заявил, что около 500 человек получили лёгкие травмы и пострадали от слезоточивого газа. В течение всей недели, в которую проходил съезд, с травмами в больницы Чикаго было госпитализировано 101 человек, 45 из них — 28 августа. Позже в отчете Национальной комиссии по изучению причин и предупреждению насилия было сказано, что полиция Чикаго превысила свои полномочия, её действия были названы «полицейским бунтом». Семь полицейских были привлечены к суду, но были оправданы присяжными.

2 октября 1968 г. лидеры йиппи Эбби Хоффман и Джерри Рубин были вызваны в Комитет по расследованию антиамериканской деятельности. Они вели себя по-шутовски. Рубин оделся «всемирным партизаном» с игрушечной винтовкой М-16, а Хоффман — индейцем. На третий день Хоффман пришел на слушание дела в рубахе из флага США. За это он был приговорён к 30 дням ареста за надругательство над флагом.

Суд над «Чикагской семёркой»

В марте 1969 г. против Эбби Хоффмана, Джери Рубина, Дэвида Диллинджера, Тома Хейдена, Ренье Дэйвиса, Джона Фройнса, Ли Вайнера и Бобби Сила(лидера «Чёрных пантер») были выдвинуты обвинения на основании нового федерального закона, установившего ответственность за «поездку с использованием межштатных средств сообщения с целью организации бунта». В сентябре 1969 г. они были арестованы и предстали перед судом.

Хоффман и Рубин снова вели себя по-шутовски, издеваясь над судом. Бобби Сил требовал, чтобы ему либо дали самому защищать себя, либо это делал его адвокат, который не мог участвовать в процессе по болезни. Сил называл судью «фашистской собакой», «свиньёй» и «расистом». В итоге судья постановил, чтобы Сила связали и заткнули ему рот. Затем Сила приговорили к четырём годам тюрьмы за «неуважение к суду» и выделили его дело в отдельное производство. Так «чикагская восьмерка» превратилась в «чикагскую семёрку».

Ещё до того, как присяжные вынесли решение по вопросу о виновности подсудимых в организации бунта, судья Хоффман единолично приговорил всех семерых, а также двух адвокатов к тюремным срокам за неуважение к суду.

18 февраля 1970 г. присяжные признали Хоффмана, Рубина, Деллингера, Хейдена и Дэйвиса виновными в приезде в штат Иллинойс с целью организации бунта. Фройнс и Вайнер были оправданы.

20 февраля 1970 г. судья Хоффман приговорил всех пятерых к пяти годам заключения и штрафу в размере 5000 долларов каждого.

11 мая 1972 г. Седьмой апелляционный суд отменил приговоры «чикагской семерке» за «неуважение к суду» на том основании, что приговоры к заключению на срок более 6 месяцев не могут выноситься без участия присяжных.

21 ноября 1972 г. Седьмой апелляционный суд отменил приговор пятерым осужденным по основному обвинению. В качестве причины этого было назван отказ судьи Хоффмана разрешить защите опросить кандидатов в присяжные о их культурных предпочтениях, неуважительное отношение судьи к адвокатам, а также то, что ФБР с ведома судьи организовало прослушивание кабинетов адвокатов.

См. также

• Протесты 1968 года
• Поход на Пентагон

Ссылки

• [law2.umkc.edu/faculty/projects/ftrials/Chicago7/Account.html The Chicago Seven Conspiracy Trial]

Отрывок, характеризующий Протесты во время съезда Демократической партии США в Чикаго в августе 1968 г.

– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.