Протестное движение в России (2011—2013)

Акции российской оппозиции
Протестующие на проспекте Академика Сахарова 24 декабря 2011 года
Место Россия Россия Цели По заявлениям активистов протеста: Отставка В. В. Путина. Роспуск «нелегитимной» Госдумы. Немедленное освобождение всех «политзаключённых». Объявление выборов сфальсифицированными и соответственно отмена их итогов. Отставка главы ЦИК РФ В. Е. Чурова и расследование его деятельности; расследование всех имеющихся, по мнению оппозиции, фактов нарушений и фальсификаций, наказание виновных. Регистрация оппозиционных партий, принятие демократического законодательства о партиях и выборах. Проведение новых открытых и честных выборов. Характеристика Демонстрация, шествие, митинг, интернет-активизм Результат неудачный, ни одна из основных целей не достигнута, достигнуты лишь локальные победы
Стороны конфликта
Правительство России МВД России Полиция Внутренние войска МВД ОМОН Про-правительственные организации Наши «Единая Россия» МГЕР	Российская оппозиция Анархисты АД Коммунисты Националисты «Русские» ЛГБТ Национал-большевики Зелёные Либералы «Яблоко» РПР-ПАРНАС Либертарианская партия «Солидарность» Социалисты Студенты
Ключевые фигуры
Владимир Путин Дмитрий Медведев Сергей Кургинян Максим Шевченко Михаил Леонтьев	Алексей Навальный Борис Немцов Михаил Касьянов Эдуард Лимонов Сергей Удальцов Гарри Каспаров Григорий Явлинский Владимир Рыжков

Проте́стное движе́ние в Росси́и — многократные массовые политические выступления граждан России, начавшиеся после выборов в Государственную думу VI созыва 4 декабря 2011 года, продолжавшиеся во время кампании по выборам Президента России и после состоявшихся 4 марта 2012 года президентских выборов, на которых В. В. Путин победил в первом туре.

Участники акций заявляли, что выборы сопровождались нарушениями федерального законодательства и массовыми фальсификациями. Один из основных лозунгов большинства акций — «За честные выборы!». Один из символов акций протеста — белая лента. Выступления также имели антипутинскую направленность.

Обзор

Первые массовые протестные акции в Москве и Санкт-Петербурге начались вечером 4 декабря. Многотысячный митинг прошёл в Москве 5 декабря 2011 года. 10 декабря 2011 года акции протеста прошли в 99 городах страны и 42 городах за рубежом. Московский оппозиционный митинг на Болотной площади стал самым массовым за последнее десятилетие (по другим данным — крупнейшим с начала 1990-х). 24 декабря состоялся ещё более масштабный митинг на проспекте Академика Сахарова в Москве и новые митинги в других городах России. Требования протестующих поддержали многие известные люди, в том числе известные политики и люди искусства, как российские, так и иностранные. Очередные акции прошли 4 февраля 2012 года. В Москве это было шествие по центральным улицам и массовый митинг. В конце февраля и в марте 2012 года массовые протесты продолжились. 26 февраля в Москве состоялась общегражданская акция «Большой белый круг». Её участники вышли на Садовое кольцо без плакатов и, взявшись за руки, замкнули круг; по оценкам прессы, в акции приняли участие 34 тысячи человек. У многих в руках были белые шарики, к одежде прикреплены белые ленточки.

5 марта (на следующий день после выборов Президента России) и 10 марта в Москве прошли митинги с числом участников от 10 до 30 тысяч человек. События декабря 2011 — марта 2012 года получили наименование «Снежная революция».

Затем, по мнению многих наблюдателей, произошёл спад протестной активности, однако было много локальных акций — гуляния с белыми ленточками по Красной площади в Москве, «десант» наблюдателей на выборы в Ярославль, митинги за пересмотр результатов выборов в Астрахани, шествие с несостоявшимся митингом на Большой Якиманке и Болотной площади 6 мая с числом участников до 70 тысяч, серия акций «Оккупай», «Прогулка с писателями» 13 мая с числом участников до 20 тысяч, митинг 12 июня на проспекте Сахарова с числом участников до 100 тысяч человек..

Резолюции массовых митингов были поддержаны и либо частично, либо полностью включены в предвыборные программы кандидатов в Президенты РФ 2012 Сергея Миронова, Михаила Прохорова и Геннадия Зюганова.

Хронология протестов

Крупнейшие митинги

Для данных по численности участников использовалась максимальная оценка, данная в источнике

Город	Участники	дата	Источник
Москва	85-150 тыс.	10 дек
Санкт-Петербург	25 000	25 фев
Новосибирск	6000	10 дек
Екатеринбург	свыше 5000	10 дек
Томск	4000	10 дек
Самара	4000	24 дек
Екатеринбург	2000	5 мар
Архангельск	2000	10 дек
Волгоград	около 2000	10 дек
Челябинск	более 1000	10 дек
Ижевск	2000	18 дек
Пермь	2000	24 дек
Барнаул	менее 2000	10 дек
Краснодар	1500	10 дек
Нижний Новгород	1500	10 дек
Тюмень	1500	10 дек
Калининград	1000	7 дек
Владивосток	1000	10 дек
Вологда	1000	10 дек
Уфа	1000	10 дек
Казань	около 1000	24 дек

Протесты в Москве 4—6 декабря 2011 года

За месяц до выборов, 4 ноября 2011 года, на «Русском марше» представителями движения «Русские» было объявлено о предстоящей акции протеста, которая должна была начаться в день выборов, когда закроются избирательные участки.

Согласования не было получено. В 21.00 в Москве состоялась несанкционированная акция националистического движения «Русские». Было распространено заявление о непризнании результатов выборов. Наряду с описанием механизмов фальсификаций происходящих во время выборов в нём содержался призыв к гражданам создавать органы самоуправления, которые будут отражать народные интересы. Александр Белов объявил о начале кампании «Путин, уходи!». Акция протеста, в которой удалось принять участие нескольким сотням человек, была разогнана ОМОНом. Были задержаны руководители «Русских» Александр Белов и Дмитрий Дёмушкин, Георгий Боровиков, Даниил Константинов, а также несколько десятков националистов. Руководитель запрещённой ДПНИ Владимир Ермолаев был задержан прямо на избирательном участке, где он находился в качестве наблюдателя. Кроме того, в Москве произошли задержания представителей других националистических организаций. По данным полиции было задержано 258 человек.

На следующий день после выборов самым крупным событием стала санкционированная акция движения «Солидарность». Она проходила на Чистопрудном бульваре под лозунгами «Выборы — фарс!», «Вернём стране выбор!», «Вернём народу власть!» За счёт распространения информации в LiveJournal, Twitter и Facebook, собрала по разным оценкам от 2 до 10 тысяч участников. Большинство источников оценивает численность примерно в шесть-семь тысяч человек. На митинге выступили известные оппозиционеры: Алексей Навальный, Евгения Чирикова, Борис Немцов, Илья Яшин, Артемий Троицкий, Виктор Шендерович, Дмитрий Быков. По утверждению журналистов изданий «Коммерсантъ» и «Ведомости», это был самый массовый митинг с 1993 года, после которого на Лубянке прошли массовые столкновения протестующих с полицией. В результате проведения акции были арестованы более 300 человек, в том числе Алексей Навальный и Илья Яшин, впоследствии получившие по 15 суток ареста каждый.

Днём 6 декабря в Москву были введены внутренние войска. «В связи с проведением разрешённых массовых акций и для пресечения попыток возможных несанкционированных акций общее число мобильных резервов увеличено, в том числе за счёт внутренних войск», сообщило ИТАР-ТАСС.

Вечером 6 декабря на Триумфальной площади по призыву Эдуарда Лимонова и его сторонников прошла несанкционированная акция с числом участников до 5000. Всего на этой акции было задержано рекордное число — 569 человек, в том числе Борис Немцов и Божена Рынска, против которой впоследствии было возбуждено уголовное дело об оскорблении представителей власти.

Последующие протесты

Декабрь 2011 года

В декабре прошли многочисленные акции протеста. В акциях участвовали жители большинства крупных городов России.

Одним из крупнейших декабрьских митингов стал митинг в Москве на Болотной площади, прошедший 10 декабря. По разным оценкам он собрал от 25 тысяч до 150 тысяч участников. Среди выступающих были Борис Акунин, Леонид Парфёнов, Татьяна Лазарева, Олег Кашин, Геннадий Гудков, Григорий Явлинский и Надежда Толоконникова. А среди митингующих впервые были замечены Ксения Собчак, Полина Дерипаска и Тина Канделаки. Центральное телевидение поначалу не освещало происходящие в Москве события, однако после демарша руководителя службы новостей Алексея Пивоварова, сюжет о митинге прошёл по НТВ и другим общефедеральным каналам.

Среди требований митингующих были назначение перевыборов, а также освобождение «политзаключённых» и отставка главы ЦИК Владимира Чурова.

Требуем новых выборов!

Резолюция Общегражданского митинга «За честные выборы», Москва, 10 декабря 2011 года

Участники митинга требуют:

1. Немедленного освобождения всех политзаключённых.
2. Отмены итогов сфальсифицированных выборов.
3. Отставки Чурова и расследование его деятельности, расследования всех фактов нарушений и фальсификаций, наказания виновных.
4. Регистрации оппозиционных партий, принятия демократического законодательства о партиях и выборах.
5. Проведения новых открытых и честных выборов.

[fbcdn-sphotos-a.akamaihd.net/hphotos-ak-snc7/389525_10150428805818800_324852143799_8877518_702539947_n.jpg Фото текста резолюции].

Стало известно, что ФСБ предложила гендиректору социальной сети «В контакте» Павлу Дурову заблокировать пять сообществ (четыре из которых содержат в названии словосочетание «против „Единой России“») и две встречи. Дуров отказался это сделать. После этого его повесткой вызвали для дачи объяснений в прокуратуру Санкт-Петербурга.

14 декабря напротив спецприёмника для арестованных на Симферопольском бульваре прошло выступление ставшей знаменитой впоследствии группы Pussy Riot «Смерть тюрьме, свободу протесту», в которой призвала граждан России мирно захватывать площади и освобождать из тюрем политзаключённых.

15 декабря во время «Разговора с Владимиром Путиным», транслировавшегося по пяти федеральным теле- и радио-каналам, тема проходящих акций протеста стала первой и основной.

22 декабря президент России Дмитрий Медведев представил послание к Федеральному Собранию о проведении комплексной реформы политической системы в России.

24 декабря 2011 года состоялся крупный митинг на проспекте Академика Сахарова в Москве и серия акций в других городах России. В этот раз митинг собрал ещё больше участников — до 120 тысяч. Среди которых впервые были замечены Михаил Прохоров в сопровождении Леонида Ярмольника, Андрея Макаревича и Евгения Ройзмана. А на сцене, помимо прочих, выступали Ксения Собчак и Алексей Кудрин.

Митинг на Болотной площади 10 декабря 2011 года

Январь 2012 года

14 января 2012 года в Москве на Чистопрудном бульваре прошёл митинг, организованный партией «Яблоко». После окончания митинга «за превышение заявленной численности» сотрудниками полиции были задержаны председатель партии Сергей Митрохин и член партии, организатор митинга, Майя Завьялова. Всего по оценкам участников в митинге приняло участие до 600 человек.

Февраль 2012 года

4 февраля 2012 года прошёл один из самых крупных митингов против фальсификации выборов — митинг «За честные выборы» на Болотной площади в Москве. Он собрал от 36 тысяч, по мнению столичного ГУ МВД, до 120 тысяч участников, по версии оргкомитета митинга. По подсчётам программиста Анатолия Каца, в шествии по Большой Якиманке приняло участие 208 тысяч 25 человек. Большую роль в организации митинга сыграли социальные сети. Митинги и шествия прошли более чем в 100 городах России и зарубежья.

«Антиоранжевый митинг»

Одновременно с митингом «За честные выборы», широкая коалиция его противников, лидер которой был Сергей Кургинян, организовала «Антиоранжевый митинг» на Поклонной горе. По словам организаторов, основной его задачей было создать противовес митингу на Болотной площади, который критиковался ими как подготовка к «оранжевой революции». В митинге, по разным оценкам, приняли участие от 50 до 138, по версии столичного ГУ МВД, тысяч человек. В поддержку антиоранжевого митинга прошли митинги в Перми, Омске, Воронеже, Кургане, Ростове-на-Дону, Курске и ряде других городов. Ряд СМИ сообщили, что некоторых людей, главным образом сотрудников государственных предприятий, заставили участвовать при помощи административного давления, а также оплачивали участие в нём. Штраф за превышение числа участников митинга выплатил Владимир Путин.

Март 2012 года

5 и 10 марта 2012 года в Москве прошли два митинга, каждый из которых собрал, по разным оценкам, от 10 до 30 тыс. человек. Среди выступающих на митинге были Владимир Рыжков, Борис Немцов, Сергей Удальцов, Алексей Навальный, Илья Яшин, Ольга Романова, Григорий Явлинский, Михаил Прохоров, Михаил Касьянов, Гарри Каспаров. Митинг на Пушкинской площади был разогнан ОМОНом. Была разогнана и несогласованная акция «Другой России» на Лубянской площади и несанкционированный митинг оппозиции в Петербурге. 17 и 18 марта в Москве прошла серия несанкционированных властями акций, в частности, в защиту политзаключённых и против телеканала НТВ. Марш и митинги за честные выборы прошли 24 и 25 марта в Петербурге, в них участвовало до 3 тысяч человек. 18 и 25 марта полиция в Москве задерживала гуляющих граждан с белыми ленточками на Красной площади и рядом с ней. Протестные митинги прошли также в Ростове-на-Дону, Новосибирске, Омске, Барнауле, Томске, Нижнем Новгороде, Архангельске, Туле, Костроме, Воронеже, Екатеринбурге.

Апрель 2012 года

В воскресенье 1 апреля 2012 года граждане подошли к Красной площади для проведения флешмоба «Белая площадь», однако полиция закрыла ворота на площадь и задержала более 20 человек. Через неделю, 8 апреля, в центре Москвы прошли флэшмобы «Белое метро» (на станция метро «Площадь революции») и «Белая площадь» (на Красной площади). В этот раз полиция почти не препятствовала участникам, но задержала троих человек, поставивших на Красной площади палатку. 10 апреля в Астрахани прошли несанкционированные акции протеста против фальсификации на выборах мэра Астрахани и в поддержку голодающим во главе с экс-кандидатом на пост мэра Олегом Шеиным, в которой наряду с астраханцами приняли участие оппозиционные политики и их сторонники из Москвы и других регионов.

Май 2012 года

«Марш миллионов»

Внешние видеофайлы
Москва, 6 мая 2012 года, накануне инаугурации В. В. Путина
	[www.youtube.com/playlist?list=PL3C9A0519EE7976EA Подборка видеосюжетов о шествии и несостоявшемся митинге протеста] (общая продолжительность 13 минут)
	[nevex.tv/entries/50176 Подробный видеорепортаж из эпицентра насилия]

6 мая в Москве прошла акция, называемая «Народный марш», «Марш миллиона» или «Марш миллионов», для выражения протеста против инаугурации Владимира Путина. Основной лозунг — «За честную власть! За Россию без Путина!». Маршрут — от Калужской площади до Болотной площади — тот же, что и у самого массового шествия оппозиции за последний десяток лет, состоявшегося 4 февраля. Главным организатором этого мероприятия был Сергей Удальцов. Оргкомитет прошлых митингов оппозиции закончил свою работу, поэтому к организации мероприятия уже не имели отношения Борис Акунин, Леонид Парфёнов и Сергей Пархоменко. Кроме того, на этот раз на митинг не собирали деньги в электронный кошелёк Ольги Романовой, как это было ранее.

На фоне подготовки к шествию звучали сомнения в его численности и обвинения в угасании и «сливе протеста»; сами организаторы и их помощники в этот раз почти не занимались уличной агитацией. Лента.ру сообщала, что подготовка к «Маршу миллиона» велась вяло и что «основным вопросом остаётся, сколько людей выйдет на улицу в Москве. Вряд ли марш соберёт столько же участников, как зимние акции».

Несмотря на то, что Навальный после ареста Удальцова 10 марта после митинга на Новом Арбате заявлял: «Я больше не вижу никакого смысла в переговорах с мэрией», о шествии всё-таки решили договариваться с властями. После ряда отказов в согласовании всё же удалось согласовать шествие и митинг.

На акцию приехали участники из других городов России. За несколько дней до мероприятия силовики в ряде городов старались препятствовать движению автобусов и поездов с оппозиционерами вплоть до объявления полной эвакуации вокзалов. По меньшей мере, более тысячи человек со всей России так и не смогли приехать в Москву. По информации радио «Эхо Москвы» предполагаемых участников снимали с поезда в Уфе, Ельце, Астрахани, Петербурге. В Интернете была составлена «[maps.yandex.ru/?um=X_f3B9WFbwZ3UqW4ZkHpsAkgV4rXu2_l&ll=38.880247%2C55.256495&spn=10.327148%2C4.757865&z=7&l=map карта задержаний]» с городами, из которых не выпускают активистов. Лента.ру отмечала, что подобные мероприятия практиковались против Марша несогласных — самых крупных оппозиционных выступлений во время президентства Владимира Путина.

В день акции в ходе её подготовки с ссылкой на гражданских активистов сообщалось, что полиция не давала начать монтаж сцены. Полиция якобы не пропускала на Болотную площадь грузовик (машины), из которого собирались монтировать сцену для акции. Около 14 часов дня Сергей Удальцов написал «Расцениваем это как попытку сорвать мероприятие». Через час появилось сообщение с ссылкой на Интерфакс, что полиция не препятствует установке сцены.

Видео-трансляцию акции в прямом эфире осуществляло российское ТВ-интернет-шоу Сергея Минаева «Минаев LIVE».

Участники прошли шествием по Большой Якиманке, но на подходе к Болотной площади напротив кинотеатра «Ударник» возник конфликт с полицией из-за того, что властями была нарушена ранее согласованная и утверждённая схема проведения массового мероприятия, опубликованная за день до этого на сайте ГУ МВД России по городу Москве и растиражированная накануне информационными агентствами. Удальцов и Алексей Навальный примерно в 17:15 объявили на мосту перед полицейским оцеплением «сидячую забастовку». В 17:50, после того как среди собравшихся на мосту демонстрантов стали раздаваться призывы пойти на прорыв полицейского оцепления, Удальцов, Навальный и Немцов покинули мост и в сопровождении журналистов и охраны беспрепятственно прошли к согласованному месту проведения митинга, где через некоторое время были задержаны.

После ухода организаторов толпа прорвала оцепление, но полиции удалось его восстановить. Начались столкновения с полицией и задержания участников акции.

В аналитической статье Лента.ру сообщила, что «таких масштабных уличных боёв Москва не видела лет двадцать, а может и больше». На следующий день в своем новостном выпуске российская радиостанция «Эхо Москвы» заявила: «Участники акции уверяют, что стражи порядка применяли силу без предупреждения, били людей дубинками и ногами, рвали одежду и бесцеремонно швыряли в автозаки. В полиции, впрочем, все это называют мерами к вытеснению граждан с площади. В результате вытеснений было задержано почти 450 человек, а столичному управлению МВД пришлось опровергать появившиеся в интернете сообщения о погибших. Официально есть лишь пострадавшие, из которых 30 полицейские. Что же касается задержанных, то большинство из них, по официальным данным, уже отпущены». Среди отпущенных был и Борис Немцов, задержанный накануне.

За медицинской помощью обратились 40 участников оппозиционной акции. Во время событий на «марше миллионов» пострадали 29 сотрудников правоохранительных органов, четверо были госпитализированы. Позднее семьи шестерых пострадавших иногородних полицейских получили служебные квартиры от московской мэрии. Всего, по официальным данным, были задержаны 436 человек (по данным активистов оппозиции, которые составили свой список задержанных, — около 650 человек).

Материальные потери понесли бойцы ОМОНа: 23 каски, 13 бронежилетов, 29 резиновых дубинок, 7 щитов, 4 противопожарных ковра, 2 электромегафона, 6 радиостанций, 3 пояса, 19 противогазов, 12 наручников. Протестующие срывали с полицейских каски и кидали в Водоотводный канал. Официально подтверждена гибель одного человека — фотографа, который сорвался с балкона дома № 35 по Большой Якиманке.

По данным ГУ МВД по Москве, на Калужской площади к 16:00 собрались около восьми тысяч человек. Илья Яшин в эфире телеканала «Дождь» сообщил о 100—120 тысячах человек. Лента.ру сообщала, что в блогах писали о 30 тысячах участников акции. Геннадий Гудков, выступая 15 мая в Госдуме, заявил о 50-60 тысячах, сославшись на свой опыт подсчёта людей на митингах, который он приобрёл в КГБ СССР. Всего для обеспечения порядка на Болотной площади было задействовано 12 759 сотрудников правоохранительных органов (из них полиции — 7609 чел., инспекторов ГИБДД — 100 чел., военнослужащих ВВ — 4650 чел., сотрудников МГШ НД — 400 чел.).

Гарри Каспаров назвал действия полиции провокацией: «Никто цепи омоновские не прорывал, никто в сторону Каменного моста не направлялся. Сразу стало ясно, что именно этой провокации и ждут. Волнения и насилие спровоцированы, конечно, действиями полиции, наглыми действиями совершенно, когда они всячески пытались не дать провести мероприятие, которое по факту было согласовано». «Могли бы уж соблюсти хоть чуть-чуть, минимум приличия и ждать до половины восьмого, потому что никто от маршрута не уклонялся, никто ничего не прорывал. Внутри маршрута люди захотели остаться на повороте, который выходит на Болотную. Разгоны и избиения начались гораздо раньше».

6 мая были атакованы сайты российских средств массовой информации — телеканала «Дождь», интернет-издания Slon.ru, Грани.ру, сайт радиостанции «Эхо Москвы», газеты «Большой город», ИД «Коммерсантъ». Последний раз подобное происходило в день выборов в Госдуму в 2011 году.

7 мая в результате атак Anonymous были недоступен сайт Президента РФ, а также сайты ещё нескольких^{[каких?]} государственных структур.

Реакция

В связи с беспорядками были возбуждены уголовные дела по части 3 статьи 212 (призывы к массовым беспорядкам) и части 1 статьи 318 УК РФ (применение насилия в отношении представителя власти).

Михаил Касьянов заявил, что «протесты должны быть продолжены», а «власть преднамеренно или по безалаберности и халатности устроила провокацию, резко ограничив доступ участников „Марша миллионов“ на Болотную площадь. Очевидно, конечной целью сегодняшних действий властей было создать в глазах общества мнение о том, что оппозиционеры — безответственные бузотёры». «Завершив шествие по Якиманке, участники акции попали на повороте на Болотную в созданное полицией узкое „горло“ шириной всего 15 метров. Искусственно созданная давка вызвала негодование протестующих, — отметил Касьянов. — Дальнейшие действия полиции — избиения, травля газом, затаскивания людей в автозаки…» «В отличие от зимних манифестаций на Якиманке и Болотной, власти очевидно преднамеренно сорвали эту важную акцию. Вместо 100-метровой ширины поворота было оставлено 15 метров, не было дополнительных входов и выходов», — сказал Касьянов.

6 мая пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков заявил, что полиция действовала мягко, а он хотел бы, чтобы она действовала жёстче.

Конгресс США и Freedom House осудили репрессии против российской оппозиции.

8 мая депутат Госдумы от фракции «Справедливая Россия» Илья Пономарёв спросил у Дмитрия Пескова «не перебрал ли он лишнего, когда сказал на „Дожде“ о том, что полиции надо было действовать жёстче 6 мая». По словам Пономарёва, Песков заявил, что надо было размазать печень митингующих по асфальту. 10 мая Дмитрий Песков подтвердил свои слова про печень и назвал сборище на Чистых прудах незаконным и пообещал, что полиция его разгонит.

9 мая депутат Государственной думы Геннадий Гудков заявил, что действия московской полиции идут вразрез с основами Конституции Российской Федерации: «С Москвой последние два дня происходят непонятные вещи. Полное ощущение, что в Москве введены военное положение и комендантский час. Антиконституционные действия московской полиции должны стать предметом срочного рассмотрения Генеральной прокуратуры. Я обращаюсь к генеральному прокурору Юрию Чайке с требованием немедленно навести конституционный порядок и призвать к ответственности слишком ретивых стражей порядка, которые, похоже, забыли, для чего они принимали присягу и кого от кого они обязаны защищать. Если 6 мая я частично оправдывал действия ОМОНа, то 7 и 8 мая превратились в бесконечную череду противозаконных действий полиции, идущих вразрез с основами Конституции Российской Федерации.»

10 мая сообщалось, что фракции Справедливой России и КПРФ в Госдуме готовят постановление с требованием расследовать применение силы со стороны полиции во время так называемого Марша миллионов 6 мая и в последующие дни. В тот же день, сначала после просьбы главы Московской Хельсинской группы Людмилы Алексеевой, а затем и требований депутатов-коммунистов, подавших коллективный депутатский запрос главе Следственного комитета Александру Бастрыкину, и главы президентского Совета по правам человека Михаила Федотова Следственный комитет РФ начал проверку в связи с размещённой в Интернете видеозаписью с избиением полицейскими лежащей на земле беременной женщины на «Марше миллионов» 6 мая. Пресс-служба фракции КПРФ в Государственной Думе сообщила «6 мая в Москве полиция дубинками и слезоточивым газом разогнала мирную демонстрацию. Причём, полицейские особо не церемонились. На этом видео полицейские волокут по асфальту беременную женщину, другой держиморда пинает её прямо в живот.». Позже, в ходе расследования ситуации несколькими новостными агентствами, в частности, Lifenews, и полицией, выяснилось, что «беременная женщина» оказалась студентом по имени Николай, который был ударен в бедро.

По результатам событий 6 мая 2012 года на Болотной площади и её окрестностей впоследствии было арестован 31 человек. Ещё несколько, объявленных в федеральный розыск, покинули пределы России. Часть из них была амнистирована перед Сочинской Олимпиадой 2014 года, другие получили от 2,5 до 4,5 лет заключения в колонии общего режима. Двое получили условный срок. Организаторами «массовых беспорядков» были названы Сергей Удальцов и Леонид Развозжаев. Представителями оппозиции был создан «Комитет 6 мая», поддерживающий арестованных и находящихся в розыске. Комиссией «Круглого стола 12 декабря» 22 апреля 2013 года был представлен доклад по Общественному расследованию событий 6 мая 2012 года на Болотной площади, полностью переложивший ответственность за произошедшее на представителей власти и «неизвестных провокаторов».

См. также: Болотное дело

«Народные гуляния»

С 7 мая в Москве каждый день проходили «Народные гуляния» — массовые акции в знак протеста против разгона «Марша миллионов» 6 мая. Полиция произвела задержания. На 10 мая число задержанных достигло 1000. Навальный и Удальцов были арестованы на 15 суток. Тем не менее вечером 10 мая численность протестующих достигла 1500 человек, а акция объявлена бессрочной до выполнения требований протестующих.

7 мая московская полиция разогнала толпу, собравшуюся у гостиницы «Националь» рядом с Манежной площадью в центре города. В толпе не было людей с транспарантами, никто не выкрикивал никаких лозунгов. Сторонники оппозиции призывали утром 7 мая устроить на Манежной площади акцию, приуроченную к инаугурации избранного президента России Владимира Путина. Всего утром 7 мая было задержано около 120 человек. Сотрудники московской полиции провели массовые задержания оппозиционеров, скопившихся на Тверском бульваре. Протестующие оказались на Тверском после того, как они прошли туда стихийным шествием с Никитского бульвара. Оппозиционеры массово собирались на Никитском, чтобы присутствовать при проезде кортежа Путина, однако их вытеснили оттуда сотрудники полиции. Всего за 7 мая было произведено около 300 задержаний. Полиция разогнала оппозиционеров на Манежной площади, на Никитском бульваре, на Тверской улице, в районе Чистых прудов и в районе метро «Китай-город». Большая часть задержанных была отпущена после составления протоколов об административных нарушениях.

В течение 8 мая полиция, по официальным данным, всего задержала около 200 человек, причём многих повторно. Активисты же подсчитали, что в полицию попали 317 человек, среди них много журналистов либеральных изданий. Вечером 8 мая в районе Пушкинской площади и у Никитских ворот были задержаны Алексей Навальный, телеведущая Ксения Собчак и депутат Госдумы Дмитрий Гудков. Последнее задержание полиция опровергла. Вечером 8 мая 150 граждан продолжали стихийные массовые «гулянья» на Патриарших прудах. Туда прибыли бойцы ОМОН и начали задержания. Приехавший поддержать граждан Сергей Удальцов был задержан. Ночью он был доставлен в больницу.

Рано утром 9 мая около 100 человек оставались на Кудринской площади в Москве в районе станции метро «Баррикадная», в том числе Дмитрий Гудков и Алексей Навальный. Ксения Собчак сразу после освобождения из полиции приехала в сквер на площади, но потом её покинула. Вскоре сотрудники полиции «зачистили» сквер, где оппозиционно настроенные горожане устроили «народные гулянья». Полиция задержала активистов, несмотря на то, что Гудков объявил происходящее встречей с избирателями, которая не требует согласования. Навальный был приговорён к 15 суткам административного ареста. Своё задержание и арест Навальный обжаловал в Европейском суде по правам человека. Рано утром 9 мая Удальцов объявил сухую голодовку в знак протеста против незаконного задержания. 9 мая оппозиционеры присоединились к шествию КПРФ, которое началось на Пушкинской площади и закончилось митингом на Лубянке. В то же время сайт партии подвергся атаке. После завершения согласованного шествия и митинга на Лубянской площади движение «За честные выборы» призвало своих сторонников «прогуливаться» в районе Александровского сада. Вечером 9 мая Навальный и Удальцов были приговорены к 15 суткам ареста. Суд признал их виновными в неповиновении полиции. 24 мая 2012 года Удальцов и Навальный были отпущены из-под ареста.

Хакеры, называющие себя представителями российского крыла движения Anonymous, накануне «Марша миллионов» 6 мая обещали поддержать оппозиционеров хакерскимим атаками, в частности, заявили об организации атаки на сайт Кремля. Сайты kremlin.ru и президент.рф перестали открываться днём 9 мая.

«#ОккупайАбай»

С 9 мая активисты находятся в лагере на Чистопрудном бульваре. Оппозиционеры собираются у памятника казахскому поэту Абаю Кунанбаеву на Чистопрудном бульваре, поэтому акция получила название и хэштег «#ОккупайАбай», использовав название акции Occupy Wall Street. Цитаты из высказываний казахского поэта, ставшего уже символом оппозиции, вывешивают в блогах и на facebook: «Лишь бездарный покоряется судьбе».

Сотрудникам полиции в ночь на 10 мая задержали на Чистых прудах в Москве восемь девушек в костюмах поросят. Вечером 9 мая участники гуляний на Чистых прудах сняли с памятника Кунанбаеву пьяного мужчину, который пытался повязать на него белый шарф. Полицейские также убрали провокатора с плакатом «За Израиль».

10 мая было объявлено, что с 5 мая восстановлена госрегистрация Республиканской партии России. Лидер партии Владимир Рыжков, который был ведущим всех главных митингов «За честные выборы!», написал: «Теперь мы можем все вместе дать бой ворам и жуликам на выборах — от местных до федеральных. Я вижу так — любые граждане, любые „рассерженные горожане“ — могут идти на выборы от РПР — при нашей активной поддержке, реализовывать свои гражданские инициативы и программу требований Болотной — Сахарова — Якиманки».

10 мая у спецприёмника на Симферопольском бульваре, где содержатся Навальный и Удальцов, прошли одиночные пикеты в их поддержку.

Вечером 10 мая к памятнику Абаю Кунанбаеву на Чистопрудном бульваре пришли полторы тысячи человек. Дмитрий Песков назвал незаконным лагерь оппозиции на Чистых прудах в Москве и пообещал, что он будет разогнан полицией. Ночью участники заявили, что власти увезли биотуалеты, чтобы сорвать акцию протеста на Чистых прудах. Благодаря вмешательству одного из лидеров «Солидарности» Ильи Яшина, телеведущей Ксении Собчак и депутата Дмитрия Гудкова привезли новые кабинки.

Вечером 10 мая Илья Яшин заявил, что «„Народные гуляния“ на Чистых прудах в Москве будут бессрочными». По его словам, они не прекратятся до тех пор, пока власти не выполнят требования протестующих. Согласно «Эху Москвы», это прежде всего «освобождение политзаключённых» и проведение новых парламентских и президентских выборов.

Ксения Собчак заявила, что 11 мая хочет провести свою передачу «Госдеп-2» в прямом эфире прямо с акции оппозиции на Чистых прудах.

«Контрольная прогулка»

13 мая по инициативе группы писателей, музыкантов и журналистов в центре Москвы прошла акция «Контрольная прогулка», чтобы установить, могут ли москвичи свободно гулять по своему городу. Участники прошли от Пушкинской площади до Чистых прудов, где располагался гражданский лагерь «ОккупайАбай». По данным СМИ, в акции приняли участие более 20 тысяч человек (сайт Каспаров.ру сообщил, что их было более 30 тысяч); по данным полиции, участников было всего две тысячи. Среди участников были Борис Акунин, Дмитрий Быков, Лев Рубинштейн, Виктор Шендерович, Ольга Романова, Сергей Гандлевский, Алексей Кортнев, Андрей Макаревич, Сергей Пархоменко, Людмила Улицкая, Ирина Ясина, Сергей Юрский, Максим Виторган и другие деятели культуры.

19 мая в Москве состоялась прогулка художников под названием «Кочевой музей современного искусства». Около 25 художников на ручных тележках везли свои работы — картины и другие арт-объекты. Всего в согласованной с властями акции приняли участие от 1 до 3 тысяч человек. Её организатором стал Юрий Самодуров.

Разгон лагеря оппозиции

15 мая несколько жителей Чистопрудного бульвара подали судебный иск по поводу бездействия властей в отношении участников протестной акции, которые, по их словам, создавали невыносимые условия для проживания. Басманный районный суд, рассмотрев дело в тот же день, постановил удовлетворить требования жильцов и обязать УВД по Центральному административному округу Москвы принять меры по пресечению проведения несанкционированного мероприятия. Префектуру ЦАО суд обязал восстановить пострадавшие газоны, цветники и зелёные насаждения на бульваре. Полиция ликвидировала лагерь на Чистых прудах ранним утром 16 мая. При этом было задержано более 20 человек.

Лагерь переместился на Кудринскую площадь у станции метро «Баррикадной», там его позднее также разогнали. Людей на Кудринской площади начали задерживать без объяснения причин ещё в первый день существования лагеря. Рано утром 19 мая полиция задержала 14 пришедших с Кудринской площади участников «народных гуляний» на Никитском бульваре. От 10 до 20 участников оппозиционных «народных гуляний» были задержаны 19 мая на старом Арбате. В ночь на 21 мая вновь происходили задержания на Кудринской площади. 23 мая участники «народных гуляний» вернулись на Арбат.

Акции в других российских городах

Акции, похожие на московские, проходили в ряде других городов. По состоянию на 21 мая 2012 года, сообщения о лагерях и гуляньях оппозиции поступили из Санкт-Петербурга, Саратова, Нижнего Новгорода, Новосибирска.

6 мая в последующие годы

Внешние видеофайлы
Задержания на Болотной набережной 6 мая 2015 года (Москва)
	[youtube.com/watch?v=parxP4spcaQ 19-минутный видеорепортаж]

Ежегодно 6 мая люди приходят на Болотную набережную, Болотную площадь, Лужков мост — в память о событиях 2012 года, в знак солидарности с «узниками Болотной». В 2013 году прошёл крупный организованный митинг; в 2014 и 2015 годах власти города отказались согласовать акции, и граждане приходили неорганизованно — просто потому, что это было 6 мая, несмотря на опасность быть задержанными полицией за нахождение в этом месте. Так, в 2015 году на Болотной набережной были задержаны десятки граждан, пришедших сюда в третью годовщину знаменитой протестной акции «За честные выборы».

Июнь 2012 года

«Марш миллионов»

12 июня в Москве состоялся повторный «Марш миллионов». Участники акции собрались к 12:00 на Пушкинской площади, после чего прошли по Бульварному кольцу до Тургеневской площади и повернули на проспект Сахарова, где в 15:00 начался митинг. По оценкам полиции, в шествии приняло участие 10 тысяч, а на митинге присутствовало 18 тысяч человек. Сами же организаторы (Удальцов и Чирикова) говорили о 100 тысячах протестующих, а Илья Пономарёв назвал ещё большую цифру — более 200 тысяч. Мероприятие прошло спокойно, столкновений с полицией и задержаний не было.

За день до акции, 11 июня, были проведены обыски у ряда лидеров оппозиции по делу о беспорядках во время акции 6 мая, и им было предписано 12 июня, в день акции, прийти на допрос. Под обыск попали Алексей Навальный, Сергей Удальцов, Ксения Собчак, Илья Яшин и Борис Немцов.

Митинги прошли и во многих других городах России. Среди них Петербург (около 10 тысяч человек), Волгоград, Челябинск, Краснодар, Астрахань, Пермь (500 человек), Томск (300 человек), Тюмень (200 человек), Барнаул (100 человек), Новосибирск, Омск, Чита. В Петербурге за нарушение регламента шествия (задержку 15 минут) были задержаны лидер местного ОГФ Ольга Курносова и националист Николай Бондарик, после чего, по требованию полиции, шествие пришлось прекратить. Задержания активистов произошли также в Волгограде, Челябинске, Астрахани и Новосибирске.

Накануне ряд известных русскоязычных общественных деятелей России и зарубежья опубликовал обращение к соотечественникам, призвав их поддержать протесты в России и выйти на акции солидарности у дипломатических миссий РФ за рубежом. Акции солидарности прошли в Лондоне, Париже, Мюнхене, Амстердаме, Вашингтоне, Нью-Йорке, Сан-Франциско и Турку.

Сентябрь 2012 года

15 сентября прошёл «Марш миллионов» в Москве и других городах. В Москве марш начался в 14 часов на Пушкинской площади. Его участники прошли по бульварам до проспекта Сахарова, где с 16 до 22 часов проходил митинг. Численность людей, пришедших на митинг, была около 54 тысяч человек. В Петербурге марш прошёл от БКЗ «Октябрьский» до Конюшенной площади. Акции затронули десятки других городов России.

Октябрь 2012 года

На московском митинге 12 июня 2012 года было объявлено о предстоящих выборах в Координационный Совет российской оппозиции — постоянный орган, который будет легитимно представлять оппозицию. Выборы состоялись 20-21 октября 2012 года. В результате голосования среди более 80 тысяч участников в Координационный совет были избраны многие лидеры протеста и те, кто организовывал митинги «За честные выборы!», в том числе Алексей Навальный, Дмитрий Быков, Илья Яшин, Сергей Удальцов, Борис Немцов, Геннадий Гудков, Ксения Собчак, Татьяна Лазарева, Сергей Пархоменко, Евгения Чирикова, Гарри Каспаров, Ольга Романова, Олег Кашин, Леонид Развозжаев, Константин Лебедев, Сергей Давидис, Пётр Царьков, Алексей Гаскаров, Константин Крылов, Николай Бондарик.

6 октября Генеральная прокуратура РФ решила провести проверку по фактам, изложенным в документальном фильме «Анатомия протеста-2». На допрос 10 октября были вызваны Сергей Удальцов, Константин Лебедев и Леонид Развозжаев. 17 октября 2012 года было возбуждено уголовное дело по статьям 30 и 212 УК РФ (Приготовление к организации массовых беспорядков). В рамках этого дела у Удальцова, Развозжаева и Лебедева проведены обыски. Лебедев был задержан, а Удальцов допрошен и отпущен под подписку о невыезде. В рамках уголовного дела планируется также проверить озвученную в фильме информацию о подготовке участниками встречи террористических актов.

Леонид Развозжаев, по данным оппозиции, был схвачен и увезён в неизвестном направлении вечером 19 октября в Киеве, около украинского отделения управления верховного комиссара (УВКБ) ООН по делам беженцев, куда он обращался о возможности получения политического убежища. Факт исчезновения оппозиционера подтвердила представитель УВКБ Александра Маковская.

21 октября Леонид был доставлен в Басманный суд, заседание проходило в закрытом режиме без адвокатов задержанного и предъявления обвинения. Сам процесс Развозжаев охарактеризовал как незаконный, и заявил, что его «схватили в Киеве и два дня после этого пытали».

Следственный комитет РФ выпустил заявление, что Леонид сам обратился к ним и сообщил о своём желании заявить явку с повинной. В ней он сообщил об обстоятельствах подготовки к организации массовых беспорядков 6 мая 2012 года на Болотной площади в Москве.. Развозжаев опроверг эти сведения.

Декабрь 2012 года

На 15 декабря был намечен «Марш свободы». Однако все попытки его согласовать провалились. В Санкт-Петербурге марш был согласован.

15 декабря от 700 человек (по оценкам полиции) до 5000 (по оценкам оппозиции) пришли на Лубянскую площадь к Соловецкому камню возложить цветы. Акция закончилась задержаниями. Полицейские задержали до 60 человек, в том числе Алексея Навального, Сергея Удальцова, Илью Яшина и Ксению Собчак. Акции протеста прошли также и в российских регионах.

Январь 2013 года

13 января 2013 года состоялись «Марши против подлецов» в Москве (9,5 тыс. участников, по оценке полиции, по оценке эксперта Анатолия Каца — около 24,5 тыс.) и Санкт-Петербурга (от 1, по оценке ГУВД, до 2,5, по оценке активистов, тыс. участников), направленные против принятия Госдумой закона, ущемляющего права российских сирот (т. н. «Закон Димы Яковлева»).

Март 2013 года

2 марта в Москве была проведена протестная акция «Марш за права москвичей», которая включала в себя шествие по Бульварному кольцу от Страстного бульвара до проспекта Академика Сахарова, где был проведён митинг. Происшествий не было. В заявке организаторов мероприятия предельная численность участников была установлена 5 тысяч человек; по данным полиции, в шествии приняло участие около 1 тысячи человек, журналисты оценивали число собравшихся в 2—3 тысячи человек. В мероприятии приняли участие до двух десятков различных гражданских инициатив, направленных против уплотнительной застройки, занимающихся сферой ЖКХ и т. п. Политические силы были представлены в основном левыми организациями («Левый Фронт», коммунистические организации, не входящие в КПРФ, «Российское социалистическое движение», «Автономное действие» и др.), а также несколькими либеральными организациями («Солидарность», «Партия 5 декабря», «Объединённый гражданский фронт»). На митинге выступили лидер партии «Яблоко» Сергей Митрохин, депутат Госдумы Илья Пономарёв, а также Илья Константинов, Борис Кагарлицкий и ряд других. В выступлениях, помимо заявленной тематики мероприятия, поднималась тема будущих выборов в Мосгордуму и общеполитическая протестная тематика.

Апрель 2013 года

8 апреля 2013 года ультраправая группа Блок «ФАКТ» — ранее известная только антисталинистскими, антикоммунистическими и антисоветскими акциями — совершила в Санкт-Петербурге нападение на мирового судью А. Кузнецова, неоднократно выносившего жёсткие административные приговоры в отношении участников оппозиционного движения. Почти все петербургские оппозиционные лидеры категорически отмежевались от нападения и осудили его. Исключение составили радикальные националисты и синдикалисты — также заявившие о своей непричастности, однако констатировавшие наличие у нападавших определённых оснований.

Май 2013 года

5 мая в Москве прошёл марш и митинг сторонников ЭСО, согласованный с властями и собравший до 1 тысячи человек.

6 мая на Болотной набережной в Москве прошёл митинг под лозунгом „За свободу!“, в защиту политзаключённых по „болотному делу“, собравший от 8 тысяч (информация ГУВД Москвы) до 30 тысяч человек („Эхо Москвы“, Грани.ру, Каспаров.ру).

Мероприятие было омрачено гибелью рабочего при установке звуковых колонок, сцена была оцеплена полицией и следователями, поэтому организаторы выступали с импровизированной сцены на грузовике с недостаточно мощным звуковым оборудованием. Митинг начался с минуты молчания в память о погибшем рабочем.

На митинге выступили родственники заключённых по „болотному делу“, писатель [www.moskva.fm/share/4015/20130507/fromtime:07:52:07 Б. Акунин], активист О. Кашин, оппозиционеры А. Навальный, Б. Немцов и ряд других. Была поддержана кандидатура Г. Гудкова на участие в выборах губернатора Московской области. Также была принята резолюция, в целом повторяющая основные требования протестующих, выдвинутые ещё в декабре 2011 года.

Июнь 2013 года

Следующая крупная акция, шествие под названием Марш против палачей», прошла в Москве 12 июня. Её основная цель — поддержка «болотных узников». Организаторы от «Парнаса» подали заявку на многократно исхоженный маршрут от Калужской до Болотной площади, в то время как рядовые активисты предлагали маршрут по Тверской улице до площади Революции. Акция собрала от 6 (ГУВД г. Москвы) до 30 тыс. участников (оппозиция).

Июль 2013 года

Внешние видеофайлы
Народный сход в Москве 18 июля 2013 года (Манежная площадь, Охотный ряд и прилегающие улицы)
	[www.youtube.com/watch?v=TYS5vUXT0xw 16-минутный видеорепортаж очевидца]
	[www.youtube.com/watch?v=v-nZwmKPHeA 2-минутная видеохроника: действия ОМОНа]
	[www.youtube.com/watch?v=MiS6DAEKhAs Обзорный видеорепортаж «Новой газеты»]

18 июля 2013 года в Москве, Санкт-Петербурге и примерно в 20 других городах прошли «народные сходы» против ареста Алексея Навального и Петра Офицерова, взятых под стражу в этот день в Кирове. В Москве собралось, по разным данным, от 4 до 20 тысяч человек. Манежная (где намечался сход) и Красная площади были перекрыты полицией, поэтому протестовавшие заполнили тротуары ближайших улиц: Охотного ряда — от Манежной до Театральной площади и Тверской улицы — от пересечения с Охотным рядом до здания мэрии. В Москве полиция задержала 194 человека, в Петербурге — 59.

Во время митинга поступила информация, что Кировский областной суд принял решение освободить Навального и Офицерова из-под стражи до вступления приговора в законную силу. По мнению ряда активистов, на решение об освобождении повлияли массовые акции в их поддержку.

Задержания участников протестов

В докладе волонтерской организации ОВД-Инфо за 2012 год (охвачен период с 4 декабря 2011 года по 31 декабря 2012 года) о политических задержаниях в Москве и городах ближайшего Подмосковья приведены сведения о 5169 политически мотивированных задержаниях в ходе 228 мероприятий. Все акции имели мирный характер, кроме закончившегося столкновениями с полицией Марша миллионов 6 мая 2012 года. В ходе 20 согласованных мероприятий было задержано 1079 человек, в ходе 208 несогласованных или не требующих согласования мероприятий — 4090 человек .

Освещение событий в СМИ

Об акциях протеста были опубликованы статьи в ряде крупных российских СМИ, в том числе: Газета.Ru, Эхо Москвы, Финам, Дождь, Коммерсант, REGNUM.

Центральные российские телевизионные каналы практически не освещали первые массовые митинги протеста, проходившие в Москве, однако последующие, включая митинги 10 декабря, 24 декабря 2011 года, 4 февраля 2012 года были освещены несколько шире, хотя акцент делался на хорошо организованной работе полиции, а требования протестующих описывались неполно. Все митинги в поддержку партии «Единая Россия» были упомянуты в выпусках новостей.

4 февраля 2012 года Взгляд.ру писал, ссылаясь на Сергея Минаева, что некоторые СМИ сознательно распространяли недостоверную информацию о предстоящем 4 февраля «антиоранжевом митинге», в частности, был создан фальшивый оргкомитет митинга; кроме того, существовал фальшивый сайт митинга, через который велись прямые трансляции заседаний оргкомитета митинга, а также были размещены ссылки на соответствующие сюжеты на сайте телеканала «Дождь». В распространении дезинформации об антиоранжевом митинге, по мнению Николая Старикова, участвовали также Ридус и Финам FM.

Американский телеканал Fox News видеорепортаж с улиц Москвы 7 декабря 2011 года о протестах сопроводил изображением насильственных действий (поджогов, погромов), показав столицу Греции Афины во время общенациональных протестов в Греции. После критики в СМИ канал был вынужден признать свою ошибку: вице-президент новостной службы Fox News заявил, что произошла ошибка, данный репортаж с сайта канала был удалён, но не сразу. Это вызвало волну критики в России.

Результаты

14 декабря 2011 года Европейский парламент принял резолюцию, в которой призвал российские власти организовать новые «свободные и справедливые» выборы депутатов и провести «немедленное и полное» расследование всех сообщений о нарушениях. В резолюции отмечается, что существующая в России процедура регистрации новых партий исключила из избирательного процесса несколько оппозиционных движений, что является серьёзным нарушением права на свободу объединений, политической конкуренции и плюрализма. Европарламент призвал Россию провести «новые свободные и справедливые выборы после регистрации всех оппозиционных партий». В резолюции говорится: «Депутаты Европарламента приветствуют демонстрации в России, как выражение стремления российского народа к большей демократии и осуждают подавление полицией мирных демонстраций… Парламент призывает к немедленному и полному расследованию всех сообщений о мошенничестве и запугивании, и наказании всех виновных». Также в резолюции выражается озабоченность по поводу ситуации с правами человека в России и отсутствия верховенства закона и независимости судебной системы. При этом поправку о проведении новых выборов внёс на рассмотрение депутат от немецкой Партии зелёных Вернер Шульц.

15 декабря в ходе своей «прямой линии» председатель Правительства РФ Владимир Путин заявил о возвращении к выборам глав субъектов федерации уже в 2012 году, но по отличающимся от существовавших до 2004 года правилам. Путин описал следующую предлагаемую им схему: сначала все партии, получающие места в органе законодательной власти региона, предлагают президенту России своих кандидатов на должность главы региона, а президент утверждает или отклоняет этих кандидатов (Путин назвал это «президентским фильтром»). После этого жители региона избирают из них главу региона. За президентом России сохраняется право отправить главу региона в отставку.

22 декабря в своём ежегодном послании Федеральному Собранию Президент РФ Дмитрий Медведев сказал: «Я слышу тех, кто говорит о необходимости перемен, и понимаю их». Президент заявил о том, что он предлагает «комплексную реформу нашей политической системы»:

• переход к выборам руководителей субъектов федерации прямым голосованием жителей регионов;
• введение упрощённого порядка регистрации политических партий (по заявке от 500 человек, представляющих не менее 50 процентов регионов страны);
• отмена необходимости собирать подписи для участия в выборах в Государственную Думу и в региональные законодательные органы;
• сокращение количества подписей избирателей, необходимых для участия в президентских выборах до 300 тысяч, а для кандидатов от не представленных в Государственной Думе партий — до 100 тысяч;
• введение пропорционального представительства по 225 округам для депутатов Государственной Думы (однако не предлагалось избрание половины депутатов по мажоритарным одномандатным округам);
• изменение порядка формирования Центральной и региональных избирательных комиссий с расширением представительства в них политических партий;
• перераспределение властных полномочий и бюджетных ресурсов в пользу регионов и муниципалитетов, увеличение источников доходов региональных и местных бюджетов (до 1 трлн рублей);
• создание общественного телевидения.

Медведев пообещал незамедлительно внести соответствующие законопроекты на рассмотрение в Государственную Думу. Законы, облегчающие регистрацию политических партий, вводящие прямые выборы глав исполнительной власти субъектов федерации и уменьшающие число подписей, необходимых для выдвижения кандидатов на выборах Президента РФ, были приняты в апреле-мае 2012 г.

23 декабря Совет при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека выразил недоверие главе Центральной избирательной комиссии Владимиру Чурову и предложил ему уйти в отставку, однако отставка не состоялась.

27 декабря Владислав Сурков по указу президента был освобождён от должности первого заместителя руководителя Администрации Президента РФ, вместо него назначен Вячеслав Володин, который непосредственно курировал предвыборную кампанию Владимира Путина.

9 июня 2012 вступил в силу закон о митингах, ужесточающий штрафы за нарушения правил проведения протестных мероприятий. Так для участников митингов (физических лиц) минимальный штраф составит от 20 до 300 тысяч рублей, а для организаций (юридических лиц) — до 1 миллиона рублей. Основываясь на этом законе, правительство получило право отказывать в проведении митингов, если организатор планируемого митинга совершал ранее административные правонарушения в ходе проведения публичных мероприятий. Таким образом, значительная часть активистов оппозиции оказалась лишена возможности заявлять массовые мероприятия.

Этот закон, а также поправки, внесённые в закон о некоммерческих организациях, в октябре 2012 г. были осуждены Парламентской ассамблеей Совета Европы.

8 сентября 2013 года на выборах мэра Москвы, где участвовал и занял второе место Алексей Навальный, многочисленные независимые наблюдатели и члены избирательных комиссий, внедрённые оппозицией, не дали совершить массовые фальсификации. Известный независимый эксперт по выборам Дмитрий Орешкин признал эти выборы «примерно в 10 раз честнее, чем выборы в Государственную думу в 2011 г. и примерно во столько же раз честнее, чем выборы в Мосгордуму в 2009 г». «Я исхожу из того, что масштаб фальсификата сейчас не превышал 1,5-2 %», — заявил он.

В тот же день Борис Немцов стал депутатом Ярославской областной думы, а Евгений Ройзман — мэром Екатеринбурга.

По итогам упрощения процедуры регистрации политических партий Минюст РФ зарегистрировал две партии, активно участвующих в протестной активности: РПР-ПАРНАС и «Демократический выбор». Две другие партии, организованные активными участниками протестов 2011—2013 года, не прошли регистрацию: это «Партия 5 декабря» и «Партия прогресса» («Народный Альянс») Алексея Навального.

В дальнейшем эти партии создавали разного рода коалиции и работали совместно.

Против Алексея Навального в 2012—2015 гг. было возбуждено в общей сложности 15 уголовных, административных и арбитражных дел, по подавляющему большинству которых судами было вынесено решение не в пользу Алексея Навального. По одному из них Алексей Навальный на полтора года был помещён под домашний арест и отключен от интернета, а также решением суда лишён права общения с соратниками и прессой. Блог Навального в Живом журнале был заблокирован. Freedom House, Amnesty International и «Мемориал» неоднократно признавали уголовные дела и аресты Алексея Навального политически мотивированными, а самого Навального — политзаключённым. По одному из дел его родной брат Олег Навальный был отправлен в колонию общего режима на 3,5 года.

Сергей Удальцов был признан организатором массовых беспорядков 6 мая 2012 года и решением суда отправлен в колонию общего режима на 4,5 года. «Мемориал» признал Сергея Удальцова политзаключённым.

Внешние видеофайлы
Шествие памяти Бориса Немцова через год после убийства (Москва, 27 февраля 2016 г.)
	[youtube.com/watch?v=DcTjxmEqLH0 видеорепортаж на сайте YouTube (17 мин.)]

Борис Немцов был убит в Москве на Большом Москворецком мосту напротив Кремля 27 февраля 2015 года. По делу об убийстве Бориса Немцова проходят действующие на тот момент контрактники и офицеры т. н. Батальона «Север» 46-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск МВД России (см. основную статью «Убийство Бориса Немцова»). Подавляющее большинство аналитиков называет убийство Бориса Немцова политическим. Европейский парламент принял специальную резолюцию по поводу убийства Немцова. Гибель Немцова названа в резолюции «самым громким политическим убийством в новейшей истории России». Сразу после убийства — 1 марта 2015 года, и через год после убийства — 27 февраля 2016 года в Москве и других городах состоялись массовые акции в память об убитом Борисе Немцове с числом участников в Москве от 7 (по данным ГУ МВД) до 70 тысяч (по оценкам участников). На месте убийства находится постоянно действующий живой мемориал.

Из 45 членов изначально избранного Координационного совета оппозиции различному уголовному преследованию уже к зиме 2013 года подверглись 9 человек. Позднее были возбуждены дела ещё против семерых: Гарри Каспарова, Владимира Ашуркова, Рустема Адагамова, Андрея Пионтковского, Георгия Албурова, Андрея Пивоварова, Николая Бондарика. Ещё два активных лидера протеста, не вошедших в КСО, Илья Пономарёв и Александр Белов так же в дальнейшем подверглись уголовному преследованию.

Председатель Центральной избирательной комиссии Владимир Чуров, требование отставки которого было зафиксировано в резолюциях митингов «За честные выборы!», был отправлен в отставку 27 марта 2016 года. Новым председателем ЦИК была назначена Элла Памфилова, ранее работавшая Председателем Совета при Президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и Уполномоченной по правам человека в РФ.

Дела задержанных активистов в ЕСПЧ

Многие из подвергнутых административному или уголовному наказанию в связи с участием в акциях протеста подали жалобы в ЕСПЧ.

4 декабря 2014 года ЕСПЧ вынес постановление о неправомерном задержании и содержании под стражей Ильи Яшина и Алексея Навального 5 декабря 2011 года, присудив выплатить каждому по 26 тыс. евро и 2500 евро судебных издержек.

17 сентября 2015 года Европейский суд по правам человека удовлетворил жалобу фигурантов «болотного дела» на Россию и обязал власти выплатить им компенсации. Жалобу, удовлетворенную единогласно семью судьями, подавали Леонид Ковязин, Артем Савелов и Илья Гущин. ЕСПЧ обязал Россию выплатить Савелову €3 тысячи, а Ковязину и Гущину — по €2 тысячи.

5 января 2016 года ЕСПЧ огласил решение по делу Евгения Фрумкина, задержанного 6 мая 2012 года на Болотной площади и получившего 15 суток административного ареста. В его деле были признаны необоснованность задержания и нарушение права на справедливое и объективное судебное разбирательство. Е. Фрумкину ЕСПЧ присудил компенсацию — 25 тыс. евро.

23 февраля 2016 года ЕСПЧ вынес поставление о том, что дело, по которому Алексею Навальному присудили, а затем отменили в результате протестов 18 июля 2013 года реальный срок было несправедливым и политически мотивированным. В резолютивной части ЕСПЧ даже упоминает антикоррупционную и политическую деятельность Навального, сообщая при этом, что суд признал незаконной обычную коммерческую деятельность, не имеющую состава и события преступления. ЕСПЧ постановил выплатить Навальному и его «подельнику» Петру Офицерову по 8 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также 48 053 евро и 22 893 евро компенсации за понесенные ими судебные расходы и издержки.

26 апреля 2016 года ЕСПЧ вынес постановление о неправомерных задержаниях в одиночных пикетах в 2009—2012 гг. Марины Новиковой, Юрия Мацнева, Виктора Савченко, Александра Кирпичева и Валерия Ромахина. Суд присудил выплатить от €6 тыс.до €7,5 тыс. каждому в качестве компенсации морального вреда и ещё по €6 тыс. — Кирпичеву и Ромахину и €120 — Кирпичеву в качестве материальной компенсации. Таким образом, общая сумма выплат по данному иску должна составить €34,62 тыс.

На рассмотрении в ЕСПЧ также находятся дела арестованных по «болотному делу» Акименкова, Кавказского, Белоусова, Барабанова. 1 октября 2013 года их дела были коммуницированы ЕСПЧ.

Оценки и мнения

В числе поддержавших требования к властям России об отмене спорных результатов голосования был первый президент СССР Михаил Горбачёв, актриса Мила Йовович заявила, что хотела бы быть с российским народом во время протестов, а пресс-секретарь Белого дома Джей Карни назвал митинги положительным знаком поддержки демократии в России.

Сразу после выборов многие отечественные и зарубежные обозреватели констатировали, что российское общество устало от Путина и его партии. Томас Грув из Reuters писал, что многих уязвила рокировка в тандеме. Кетти Лалли и Уилл Энглунд из The Washington Post считают, что перед выборами власть наделала слишком много ошибок и вокруг Путина стал рассеиваться ореол неуязвимости. Die Welt и The Associated Press также отметили снижение поддержки Путина и Единой России. Frankfurter Allgemeine Zeitung заметила, что несмотря на выборы вся внутренняя политика подчиняется Владиславу Суркову. Los Angeles Times отметила огромное количество злоупотреблений власти, а Gawker.com съязвило по поводу явки в 146 %. Во многом отмеченное недовольство вылилось на улицы.

По мнению, высказанному в Süddeutsche Zeitung, в статье от 7 декабря, назвать происходящие события «революцией» нельзя: «Пока всё это не назовёшь русской революцией. Даже десятитысячные демонстрации могут утонуть в городе, который значительно больше Лондона, Парижа и Берлина. В куда меньшей по размерам Грузии даже 200 тыс. человек не смогли добиться смещения президента… Так что Россия стоит не столько на пороге падения режима, сколько в начале длительного периода перемен.» Подобные взгляды 7 декабря высказывали и в Independent: «Москва — это ещё не вся Россия. Это ещё не площадь Тахрир в Египте, и даже не Украина в 2005 году». «Демократы не пользуются у россиян большим авторитетом после того урона, который они нанесли демократии во время пребывания у власти. У оппозиции нет лидеров. У Путина нет серьёзных политических конкурентов».

Шон Уолкер из The Independent написал 10 декабря: «Масштаб сегодняшних митингов в Москве и других городах России делает 10 декабря крупнейшим днём гражданского протеста с начала путинской эпохи. Но главный вопрос теперь: что дальше? Хотя все участники митингов в России выступают за отмену статус-кво, лишь небольшая их часть готова поддержать маргинальных лидеров оппозиции, таких как Борис Немцов, а у Алексея Навального, единственного человека, который пользуется широкой народной поддержкой, нет никакого политического опыта. Получить разрешение на столь масштабный антиправительственный митинг — дело для России неслыханное. Это означает, что господин Путин пытается продемонстрировать миру, что готов мириться с отдельными, контролируемыми проявлениями инакомыслия. Но в остальном, власти изо всех сил старались помешать проведению митинга, рассылая спам на сайты оппозиционных движений, а участникам угрожая опасностью заражения гриппом и призывом в армию». Эндрю Осборн из The Daily Telegraph отметил вечером 10 декабря: «Ещё неделю назад представить себе такое было просто невозможно. Позиции господина Путина казались незыблемыми, а его правящая партия Единая Россия — неуязвимой. Конечно, выступления оппозиции случались в России и раньше, но как правило они были малочисленными, быстро и жестоко подавлялись властями и не причиняли Кремлю никаких мало-мальски значительных неудобств. В этот раз всё было иначе. Полиция могла лишь осторожно наблюдать за тем, как люди, ещё недавно не участвовавшие в митингах, да и вообще не интересовавшиеся политикой, выходят на улицы десятками тысяч». Дэниел Сандфорд из BBC News заметил: «На общемировом фоне цифры могут показаться незначительными, но для Москвы это очень и очень много. Владимиру Путину никогда не приходилось сталкиваться с народными выступлениями такого масштаба. За годы у власти он привык считать себя самым популярным и самым могущественным политиком в России. Значение момента переоценить невозможно. Может быть, смертельного удара по правительству господина Путина митингующие и не нанесли, но это безусловно самый тревожный звонок, полученный им за 12 лет пребывания у власти». Эндрю Уилсон из The Telegraph назвал происходящие события «Славянской зимой». А в Wiener Zeitung считают, что руководство России скоро получит свой Тахрир. Саймон Шустер из журнала «Time» написал 11 декабря: «Наёмники, либералы с бородёнками, шакалящие у иностранных посольств — как только не называл представителей российской оппозиции Владимир Путин. Но никогда прежде оппозиция не представляла угрозы для его правления. Теперь всё может измениться. Отныне Кремль не сможет игнорировать оппозиционеров или просто отмахиваться от них, раздавая хлёсткие прозвища и изобретая обидные эпитеты». Также в Time склонны полагать, что власти попросту хотят дать оппозиционерам возможность выпустить пар. Правящая верхушка РФ, пишет издание, разделилась на два лагеря: представители первого (и наиболее многочисленного из двух) считают, что действенным ответом станет быстрое и решительное подавление выступлений, запрет на новые демонстрации и, при необходимости, их силовой разгон. Есть, однако, и меньшинство, которое надеется, что протестное движение выдохнется само по себе. Из того, как российские власти действовали в ходе митингов 10 декабря, авторы заключают, что возобладал, по крайней мере пока, второй, умеренный подход. Ведь то, что полицейские не применяли силу против митингующих, означает лишь, что такой приказ они получили сверху, а вовсе не то, что «полиция с народом». Того же мнения придерживаются и авторы колонки в британской The Times, которые отмечают, что госканалы, которые, как и в советские времена, остаются важнейшим политическим инструментом режима, могли показать кадры с митингов только по решению, принятому на самом верху. Мириам Элдер из The Guardian сочла, что митингующие вынудили правительство пойти на ряд уступок. Это выразилось и в том, что власти согласились на многотысячный антиправительственный митинг в центре Москвы, и в том, что этот митинг показали все государственные каналы. Журналисты из Die Welt отмечали, что у многих в России появилось ощущение, что они проснулись в другой стране. Только в Москве на Болотной площади собрались до 100 тысяч человек в знак протеста против фальсификаций на парламентских выборах и против путинского режима. Это была крупнейшая демонстрация за последние 12 лет — и она прошла мирно. София Кишковски из The New York Times, отмечает, что православная церковь, всегда бывшая надёжной опорой правительства Владимира Путина и его партии «Единая Россия», неожиданно критически отозвалась о выборах. Патриарх Кирилл призвал к сдержанности, однако признал право людей на протест. Гораздо более резко о власти и выборах отозвались некоторые рядовые клирики церкви.

Профессор политологии из Калифорнийского университета Лос-Анджелеса Даниел Трейсман отмечает одну общую тенденцию, когда авторитарные лидеры, проводящие эффективную экономическую политику, сталкиваются с волнениями взращённого ими среднего класса и становятся жертвами собственного успеха. В России после длившегося десятилетие нефтяного бума с 2000 по 2008 годы зарплаты с поправкой на инфляцию росли в среднем почти на 15 % в год, и хотя после мирового финансового кризиса 2008 года темпы роста снизились до 1,3 % в год, сегодня около трети населения считается средним классом. И по мере роста доходов горожане всё больше выражают недовольство политической системой:

Это люди с хорошими манерами, повидавшие мир, в модных очках. [...] Короче говоря, это молодые городские профессионалы, группа людей, существенно выигравших от запредельного рынка московской недвижимости и от того нефтяного богатства страны, часть которого досталась и им тоже.

При этом не существует какой-либо общей идеи, группирующей в рамках «революции ожиданий» представителей среднего класса вокруг себя. Отсутствуют общие лидеры и общая политическая программа. На митинги приходили «либералы, коммунисты, националисты, анархисты, антифашисты, экологи, регионалисты, социалисты, гомосексуалисты и прочие „представители партий и движений“». По мнению Тони Хэлпин из The Times, хотя демонстранты и едины в стремлении настоять на справедливых выборах, они не имеют общего мнения относительно того, как должно называться это движение.

Самим организаторам уличных акций — Немцову, Каспарову, Касьянову — граждане не доверяют, их рейтинг не превышает статистической погрешности, а открытое недоверие им выражают 58 процентов россиян. Алексей Навальный популярен лишь среди крайне немногочисленной в стране интернет-аудитории. Таким образом, делает вывод «Российская газета», влияние внесистемной оппозиции на митинги сильно преувеличено и к президентским выборам достигнет минимума. Оппозиция крайне деморализована, не имеет харизматичных лидеров и не способна идти дальше декларативных заявлений. По словам вице-президента независимого фонда «Центр политических технологий» Сергея Михеева, протестные настроения используются политиками либерального толка в корыстных целях. Несмотря на то, что в митингах участвуют коммунисты, социалисты и националисты, либералы-западники представляют происходящее как «перестройку № 2». И это несмотря на то, что выборы 4 декабря показали полную несостоятельность в России либерального проекта. Частично протесты вызваны тем, что средства массовой информации готовили население к неуспеху «Единой России» полтора года, проводилась кампания по критике власти и дискредитации партии власти.^{[неавторитетный источник? 4501 день]}

The Washington Post отметила, что на митинг 24 декабря 2011 года вышли очень разные люди. Но в то же время это и слабая и сильная сторона движения. Газета привела несколько мнений людей из толпы и отметила, что большинство из них раньше никогда не интересовались политикой. Также издание отметило, что обещанная Дмитрием Медведевым реформа политической системы — это «важная победа» митинга на Болотной. La Repubblica также это отметила, написав: «Это самая разнообразная толпа, в которой есть представители мелкой буржуазии, экологи, национал-патриоты, коммунисты, проевропейские демократы, автомобилисты, выступающие против наглости правительственных автомобилей, защитники архитектурного наследия города и прав человека». Джулиа Йоффе из Foreign Policy отметила, что если на Болотную вышла в основном молодёжь, то на проспекте Сахарова было «намного более пёстрое сборище». New Yorker заметил, что «протест был скорее фестивалем классического русского остроумия, чем чем-либо ещё», приведя примеры плакатов протестующих. Le Figaro указало на популярный в России вопрос отсутствия альтернативы Владимиру Путину. «Кредо „нет альтернативы“ — это оплот путинской крепости. Но на улицах стали верить в обратное», — пишет газета. Time со ссылкой на источники в «Единой России» пишет, что власти намерены создать новые марионеточные партии для того, чтобы отвлечь оппозицию. При этом их будет возглавлять «старая лояльная Путину гвардия». С этим согласна и The Independent. Также Time пишет о том, почему протесты в России отличаются от Арабской весны. Die Welt заметила, что «Дети перестройки не хотят нового Брежнева». The Wall Street Journal по поводу протестов заметила: «Это больше похоже на уличную вечеринку, чем на революцию». Однако Le Soir и La Stampa пишут о том, что в России возможна новая революция. В целом СМИ стали осторожнее в своих высказываниях и прогнозах.

В связи с тем, что в России протестная волна не спала с декабря по февраль, аналитики несколько охладели к протестам. Материалы стали менее подробными. Тони Хэлпин из The Times отметил, что судьба нового срока Путина стала решаться на митингах на улицах Москвы. Бенджамин Биддер и Анастасия Оффенберг из Der Spiegel отметили, что несмотря на суровый мороз тысячи протестующих вышли на улицы городов 4 февраля. Эллен Барри из The New York Times заметила, что Антиоранжевый митинг стал результатом работы властей: «В этот раз российская власть подготовилась, организовав одновременный и тоже многочисленный митинг в защиту мистера Путина». В The New York Times, как и ранее в Der Spiegel, отметили слова Кургиняна о том, что протесты в России результат назначения нового посла США. El Pais сокрушается, что у оппозиции за время протестов так и не появился лидер. Аллан Куллисон из The Wall Street Journal замечает, что Кремль в борьбе с протестующими активно разыгрывает образ внешнего врага, в частности Америки. Линн Берри из Time рассказывает об Екатерине, сотруднице почты, которую заставили прийти на пропутинский митинг. Юлия Йоффе в The New Yorker пишет: «Там были, как и ожидалось, люди, которым заплатили за участие; люди, которые пришли „по инициативе“ своих работодателей; люди, которые плохо говорят по-русски; и люди, которые были не совсем трезвы. Но там было и много людей, действительно поддерживающих Путина — потому, что они не видят ему альтернативы, или потому, что он им правда нравится». Однако по большей части данный митинг кажется ей фальшивым. Отвечая таким образом на протест власть только дискредитирует себя. Та же Йоффе в Foreign Policy удивляется «апокалиптическим» образам в речах с Поклонной горы (например, высказыванию Максима Шевченко о том, что оппозиция хочет утопить страну в крови), ведь протестующие настроены исключительно мирно. По её мнению, это указывает на то, что власть боится и не понимает оппозиционеров. Шон Уолкер из The Independent заметил, что атмосфера на антипутинском митинге была намного более спонтанной, чем на Поклонной горе, и плакаты были в основном нарисованы самими участниками — в то время как на провластной акции власти и плакаты участникам централизованно раздавали. La Repubblica, Il Giornale, Le Figaro, The Guardian, The Daily Telegraph, Fatto Quotidiano вообще не заметили провластные уличные акции. А Corriere della Sera назвала протестующих «народом Навального».

Несмотря на то, что «Марш миллионов» 6 мая закончился массовыми беспорядками и столкновениями с полицией, мировые информагентства довольно вяло среагировали на данные события. Отчасти из-за того, что проходили президентские выборы во Франции и парламентские в Греции, отчасти из-за того, что протестное движение не стихает в России несколько месяцев и оно стало уже довольно привычным. The Independent отметила, что демонстранты решились на силовое сопротивление власти, при этом они состояли из пёстрой группы леваков, националистов и демократов. Столкновения произошли в тот момент, когда все, и в первую очередь сами участники протестного движения, ощутили, что «из-за осознания неизбежности возвращения Путина боевой настрой улетучился». «Однако вчерашние события заставят Кремль задуматься», — предрекает издание. The Guardian сочла данные события самыми жёсткими столкновениями между ОМОНом и демонстрантами с момента прихода Путина к власти. The New York Times полагает, что беспорядки прошли в критический момент российского протестного движения, так как интерес к митингам стал падать, а участники оппозиции начали жаловаться на разобщённость и отсутствие чётких целей. Corriere della Sera сетует, что оппозиция так и не выставила лидеров, способных тягаться с Владимиром Путиным. Однако, она отмечает, что несмотря на существующие проблемы, оппозиция в ближайшее время ещё доставит [властям] неприятности. La Repubblica считает, что протестное движение в России стало необратимым, россиян не устраивают масштаб и глубина реформ, которые проводят власти страны. Libération, ссылаясь на эксперта Карнеги-центра Марию Липман, пишет, что в России сформировалась некая прослойка людей, для которой важна борьба как таковая, вне зависимости от того, кто находится у власти. The Wall Street Journal предполагает, что с приходом Путина на новый шестилетний срок власти ужесточают политику в отношении оппозиции. Однако, по мнению The Washington Post беспорядки продемонстрировали, что, несмотря на мартовскую победу Путина, оппозиция не собирается сдаваться и уходить. В связи с этим издание задаётся вопросом: «К чему прийти может ситуация?»

Реакция руководства страны и политиков

Президент Дмитрий Медведев заявил, что он не согласен с лозунгами митинга на Болотной площади в Москве и других акций протеста, прошедших 10 декабря во многих городах России. Позднее он назвал митинги «пеной», однако сказал, что необходимо реформировать политическую систему:

У нас, очевидно, будет новая стадия развития политической системы. И на это не надо закрывать глаза, она началась уже. И началась она не в результате каких-то митингов, это лишь внешне, пена, если хотите, это проявление человеческого недовольства. А началась она, потому, что старая модель, которая верой и правдой служила нашему государству в последние годы, неплохо служила, и мы все её защищали - она себя во многом исчерпала. И поэтому мы как ответственная сила, как сила, которая сегодня взяла на себя бразды правления, должны первые об этом сказать. Модель нужно менять, и только в этом случае у нашей страны будет динамичное развитие.

15 декабря 2011 года во время прямой телевизионной трансляции «Разговор с Владимиром Путиным. Продолжение» премьер-министр Владимир Путин ответил на вопросы о протестных митингах. Он в частности сказал: «Там были разные люди, и я радовался тому, что увидел свежие, интеллигентные, здоровые, энергичные лица людей, которые активно высказывают свою позицию. Ещё раз могу повторить, что, если это результат путинского режима, меня это радует, радует, что появляются такие люди.»

Вместе с тем Путин заявил, что некоторые люди, вышедшие на митинг, делали это за деньги, а символ протеста — белую ленточку — он сравнил со средствами контрацепции: «Если говорить откровенно, я, когда увидел на экране что-то такое у некоторых на груди, честно вам скажу, неприлично, но, тем не менее, я решил, что это пропаганда борьбы со СПИДом, что это такие, пардон, контрацептивы повесили. Думаю, зачем развернули только, непонятно. Но потом присмотрелся — вроде нет. Но, в принципе, первая мысль была такая, что, хорошо, борются за здоровый образ жизни.»

Также, В. В. Путин, говоря об оппозиционно настроенных гражданах, которые, по его оценкам, «действуют в интересах иностранного государства и на иностранные деньги», процитировал фразу «Идите ко мне, бандерлоги». Упоминание бандерлогов сделало это слово в последующие недели одним из наиболее обсуждаемых в российских СМИ и блогосфере. Противостояние «удава Пуу» и негативно настроенных по отношению к нему бандерлогов было обыграно в выпуске проекта «Гражданин поэт» от 19 декабря. В ходе подготовки митинга «За честные выборы» 24 декабря в Москве и других городах, а также на самом митинге слово «бандерлог» неоднократно упоминалось как оскорбительное для его участников. В конце года журнал «Большой город» включил слово «бандерлог» в итоговый список слов, которые появились или получили новые значения в 2011 году.

13 декабря 2011 г. на встрече лидеров парламентских партий с Президентом Д. Медведевым лидер фракции ЛДПР в Госдуме Игорь Лебедев заявил, что «волнения на Болотной площади» — происки американских спецслужб. Также Игорь Лебедев заявил, что на этой встрече лидер КПРФ Г. Зюганов якобы назвал митинг на Болотной площади «оранжевой проказой». Член президиума КПРФ Обухов опроверг утверждения И. Лебедева, сообщив, что сказанная Зюгановым фраза была вырвана из контекста, и относилась не к участникам митинга (среди которых были и представители КПРФ), а к некоторым из выступавших — таким как Немцов и Касьянов. По словам Геннадия Зюганова, он «всей душой с теми, кто нашёл в себе мужество и вышел на митинг сказать „нет“ этой власти».

В интервью газете «Известия» 22 декабря зам. главы Администрации Президента В. Ю. Сурков выразил своё мнение по этому поводу:

— Многие усматривают в уличных акциях протеста признаки «оранжевой революции». Так ли это и что с этим делать власти? Вы как идеолог охранительства должны быть обеспокоены.

— Что есть желающие конвертировать протест в цветную революцию — это точно. Они действуют буквально по книжкам Шарпа и новейшим революционным методикам. Настолько буквально, что даже скучно. Хочется посоветовать этим господам хоть немного отклониться от инструкции, пофантазировать.

Но дело не в этих жуликах. Дело в абсолютной реальности и естественности протеста. Лучшая часть нашего общества, или, вернее, наиболее продуктивная его часть требует уважения к себе.

Генеральный прокурор РФ Юрий Чайка выразил мнение, что митинги в декабре 2011 года оплачены из-за рубежа. Журналисты поинтересовались у Юрия Чайки на каких фактах прокурор базирует свои слова.

Депутат Госдумы от «Единой России» Ирина Яровая назвала протестное движение «фарсом хамелеонов», «протестом ради протеста», заявила, что на митинги выходят «люди с недобрыми намерениями».

Хиллари Клинтон заявила, что власти США не санкционировали и не провоцировали массовые протесты в России.

Глава Чечни Рамзан Кадыров 23 января 2012 года заявил, что организаторы митингов протеста — это «враги России» и «если бы моя воля была, я бы посадил тех людей, которые организуют эти митинги».

3 февраля 2012 года в Интернете появилось видеобращение эмира (амира) виртуального государства Кавказский Эмират (Имарат Кавказ) Доку Умарова, в котором он заявил, что отдал приказ своим подчинённым избегать атак на гражданские цели в России в связи с тем, что «в стране начались процессы гражданского протеста, и население более не приемлет политики Путина».

6 февраля премьер-министр Владимир Путин заявил, что в России нет людей, сидящих «по политическим соображениям». Премьер-министр признал, что некоторых политических активистов арестовывали на 15 суток, но они уже давно на свободе. Он сказал: «Я не очень понимаю, что понимается под политической амнистией. У нас, по-моему, политических заключённых нет, и слава богу. Хотя об этом и говорят, не называя фамилий. Хотя бы показали хоть одного человека, кто сидит по политическим соображениям».

Портал «IzRus», анализируя выступление Путина в феврале 2012 года отмечал, что он пытается представить протестные акции в России как очередное проявление вмешательства Запада во внутренние дела других государств, с применением методов, усовершенствованных во время «арабской весны».

В книге «Вся кремлевская рать» Михаила Зыгаря была выссказана конспирологическая мысль, что у Владимира Путина возникло подозрение, что к протестам причастен действующий на тот момент президент РФ Дмитрий Медведев, его пресс-секретарь Наталья Тимакова и заместитель главы Администрации президента Владислав Сурков. В качестве доказательства в книге приводится реакция перечисленных людей на протесты, инсайдерские разговоры и их отставки со своих постов.

Результаты социологических опросов

Согласно социологическому опросу ВЦИОМ, проведённому в марте 2012 года, об акциях протеста, проходивших под лозунгом «За честные выборы», слышало около 30 % опрошенных россиян, в то время как о митингах, проходивших в поддержку Владимира Путина — 60 %, о митингах без их политической направленности — 17 % респондентов. Митинги «За честные выборы» одобряют только 22 % опрошенных, большинство относится к ним безразлично, часть — с опасением, возмущением или тревогой, или же они разочаровались в них.

Исследование, проведённое двумя исследовательскими центрами (Фонд социальных исследований, Самара и Центр изучения социальных процессов Леонида Кесельмана, Санкт-Петербург), опубликованное Левада-центром, показало, что 46 % москвичей поддерживают митинги протеста, а 25 % против. 73 % одобряют требования митингующих наказать всех виновных в фальсификациях и 71 % — расследовать факты нарушений на выборах. Согласно опросу фонда «Общественное мнение», проведённому в середине декабря, по всей России требование отменить итоги выборов и провести повторное честное голосование поддерживают 26 % россиян, 40 % — не поддерживают требования переизбрать парламент, но при этом только лишь 6 % опрошенных полагают, что выборы прошли без обмана.

В новостном издании NEWSru.com заявлялось, что по оценкам некоторых социологов участие в митинге 24 декабря в Москве было не менее почётно и престижно, чем в начале 1920-х годов — участие в первом коммунистическом субботнике и личном прикосновении к бревну Ленина. Согласно опросу, накануне митинга об участии в нём заявило не менее 150 тысяч москвичей.

По данным социологического опроса ВЦИОМ от 29 мая 33 % опрошенных безразлично относятся к массовым акциям внесистемной оппозиции, ещё 15 % поддерживают протест, но на митинги не пойдут и 7 % россиян готовы выйти на площадь. Последовательными противниками массовых акций выступили 14 % опрошенных, заявив, что подобные выступления следует прекращать, ещё 26 % не поддерживают требования митингующих, но считают, что те имеют право на проведение митингов.

Июньский социологический опрос Левада-Центра показал, что две трети россиян уверены, что масштабные протесты продолжатся, и властям следует начать диалог с протестующими. При этом по данным опроса лишь 14 % россиян ожидают снижения протестной активности. По данным опроса 46 % считают действия силовиков 6 мая «слишком жестокими», 34 % «адекватными» и 4 % «слишком мягкими». При этом 70 % знают о силовом разгоне на Болотной набережной. Против принятия ужесточающих поправок в закон о митингах высказались 64 %.

Ссылки

• [oane.ws/ Онлайн-газета «ОккупайАбай»]
• [www.belayalenta.com/ Официальный сайт движения «Белая лента»]
• [www.airpano.ru/files/Moscow-Bolotnaya-Square-Rally/start_r.html Сферическая интерактивная аэрофотопанорама снятая с высоты 100 метров во время митинга в Москве на Болотной площади 10 декабря 2011 г.]
• [pano.1drey.com/various/protest6.html Сферическая интерактивная панорама митинга в Москве на Болотной площади 10 декабря 2011 г.]
• [pano.1drey.com/various/protest9.html Сферическая интерактивная панорама митинга в Москве на проспекте Академика Сахарова 24 декабря 2011 г.]
• [3d-sight.ru/album/dec24/ Сферическая интерактивная панорама митинга в Новосибирске на площади перед ГПНТБ 24 декабря 2011 г.]
• [www.youtube.com/watch?v=tN_CyXSbLSA Шествие после митинга 5 декабря 2011 года в Москве. Видеосъёмка, сделанная очевидцем из окна многоэтажного дома (1 мин. 7 сек.)]
• [echo.msk.ru/pda/blog/echomsk/842389-echo/ Выступления на митинге «За честные выборы», 24 декабря 2011 г.]
• Дмитрий Быков [www.echo.msk.ru/blog/g_p/838572-echo/ Песня о дуревестнике]
• Леонид Каганов [www.echo.msk.ru/blog/echomsk/838488-echo/ «Поганенький у нас народ…»]
• Евгений Евтушенко [www.newizv.ru/culture/2011-12-26/156955-ne-nado-bojatsja-naroda.html «Не надо бояться народа»]
• [wikiparlament-rf.wikispot.org Вики-Парламент России]
• [www.russian.rfi.fr/rossiya/20120225-film-nastoyashchii-putin-mozhno-posmotret-tolko-v-internete Настоящий Путин — документальный фильм Анастасии Каримовой]
• [expert.ru/expert/2012/16/plodyi-umolchanij/ Н.Силаев. Плоды умолчаний (социологическое изучение участников митингов, проведенное «Независимой исследовательской инициативой»)]
• [www.levada.ru/books/protestnoe-dvizhenie-v-rossii-v-kontse-2011-2012-gg Протестное движение в России в конце 2011—2012 гг] — Аналитический доклад Левада-Центра
• Волков Д.[www.academia.edu/9635549/_%D0%9E%D0%BA%D0%BA%D1%83%D0%BF%D0%B0%D0%B9%D0%90%D0%B1%D0%B0%D0%B9_%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BB%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D1%80%D1%8C_%D0%B2_%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B5_%D0%B2_%D0%BC%D0%B0%D0%B5_2012_%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B0_%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D0%BC%D0%B8_%D0%B5%D0%B3%D0%BE_%D1%83%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B2 «ОккупайАбай» — уличный протестный лагерь в Москве в мае 2012 года глазами его участников] / Вестник общественного мнения № 1-2 январь-июнь 2014
• [imrussia.org/ru/society/389-russias-protests-researched-by-us-scholars Американские ученые исследуют протесты в России — Институт современной России, 14.02.2013]
• Рябов О.В. [cens.ivanovo.ac.ru/publications/riabov_sveta_iz_ivanovo.pdf «Света из Иваново» как зеркало Болотной революции] // Лабиринт. — 2013. — № 5.

Освещение в СМИ

• [magazines.russ.ru/neva/2013/3/p8.html Протест-2012]// Круглый стол журнала «Нева», № 3, 2013.
• [www.slon.ru/russia/photo/plakaty_bolotnoi_ploshadi-175.xhtml Плакаты Болотной площади] // slon.ru
• [lenta.ru/news/2011/12/05/meet/ Тысячи человек пришли на митинг к Чистым прудам // Lenta.ru 05.12.2011, 20:20:37]
• [lenta.ru/news/2011/12/05/shestnie/ Московская полиция пресекла шествие по Мясницкой // Lenta.ru 05.12.2011, 20:50:44]
• [lenta.ru/news/2011/12/05/guvd/ ГУВД отчиталось о задержаниях на несанкционированной акции в Москве // Lenta.ru 05.12.2011, 23:36:14]
• [www.bbc.co.uk/russian/russia/2011/12/111205_moscow_rally_police.shtml Митинг «Выборы — фарс!» обернулся задержаниями // BBC Russian]
• [www.kommersant.ru/doc/1831691 На Лубянке прошли массовые столкновения митингующих с полицией // Коммерсантъ]
• [interfax.ru/society/txt.asp?id=220293 Пятое декабря, Чистые пруды, день после выборов // Интерфакс]
• [www.bbc.co.uk/news/world-europe-16042797 Russia election: Hundreds rally against Putin in Moscow // BBC News]
• [www.cbc.ca/news/world/story/2011/12/05/russia-votes-1205.html Russian protests erupt after election // CBC News]
• [www.ridus.ru/news/12430/ Антон Тушин, Фоторепортаж с митинга на Чистых прудах-2 // Ридус 5.12.2011 21:51]
• [www.ridus.ru/news/12434/ В митинге «Солидарности» на Чистых прудах участвовали от двух до десяти тысяч человек // Ридус 5.12.2011, 22:27]
• [www.ridus.ru/news/12463/ После митинга на Чистых прудах задержаны больше 300 человек // Ридус 6.12.2011 00:54]
• [www.ntv.ru/novosti/248332/ Телерепортаж // НТВ]
• [www.livejournal.ru/themes/id/41445 Акция оппозиции против выборов | Живой Журнал:5 декабря в 19 ч. 00 мин.]
• [www.novayagazeta.ru/politics/49879.html События 5—6 декабря. Как согласованный митинг оппозиции превращался в революцию, но не превратился (ХРОНИКА СОБЫТИЙ) //Новая Газета 5.12.2011]
• [www.novayagazeta.ru/politics/49893.html События вечера 6 декабря. Митинг оппозиции на Триумфальной площади // Новая газета 06.12.2011]
• [www.novayagazeta.ru/politics/50015.html Не стыдно// Новая газета 11.12.2011]
• [lenta.ru/articles/2011/12/05/election1/ Зарубежные СМИ констатировали, что Россия устала от Путина] // Lenta.ru
• [echo.msk.ru/programs/code/837767-echo/#element-text Код доступа//Передача радиостанции «Эхо Москвы» от 10.12.2011]
• [expert.ru/2011/12/12/demokratiya-prosnulas/?n=171 С.Тихонов. Демократия проснулась] // Expert.ru
• Александр Казин [www.ruskline.ru/news_rl/2011/12/12/za_rodinu/ За Родину!] // Русская народная линия, 12.12.2011.
• [www.ruskline.ru/news_rl/2011/12/19/segodnya_massovye_nastroeniya_lyudej_opredelyayutsya_ne_bozhiej_pravdoj_a_informacionnymi_tehnologiyami/ «Сегодня массовые настроения людей определяются не Божией правдой, а информационными технологиями»] // Русская народная линия, 19.12.2011.
• Расторгуев В. [www.ruskline.ru/news_rl/2012/03/12/tolpa_kazhetsya_neskonchaemoj_esli_nahodishsya_vnutri_ee/ Толпа кажется нескончаемой, если находишься внутри её] // Русская народная линия, 12.03.2012.
• [white.lenta.ru/ История протеста: от Чистых прудов до Нового Арбата // Лента.ру 09.04.2012]
• [www.seance.ru/blog/vipster-protiv Евгения Пищикова об арестованных после майских событий на Болотной] // журнал «Сеанс» 21.06.2012
• [krasnoe.tv/category?categoryid=615 «Марш миллионов» 15 сентября 2012 года] // Красное ТВ
• [www.ej.ru/show_photo.php?uid=1300 «Справка по результатам обеспечения общественного порядка и безопасности в городе Москве 6 мая 2012 года» за подписью заместителя начальника УООП ГУ МВД России по г. Москве полковника полиции Д. Ю. Дейниченко] // [www.ej.ru/?a=note&id=12825 Чрезвычайных происшествий не допущено!] Ежедневный журнал, 10.04.2013 г.
• Алексей Поликовский Москва против Мордора. История протеста 190 стр. М..2015 ISBN 978-5-4474-0477-2

Отрывок, характеризующий Протестное движение в России (2011—2013)

Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.