Протогреческий язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Протогре́ческий язы́к — язык, считающийся древнейшей стадией развития греческого языка, из которого впоследствии развились микенский язык, диалекты древнегреческого языка классического периода (ионический, аттический, эолийский, дорийский), древнемакедонский язык, койне и современный греческий язык.

На протогреческом языке говорили греческие племена в конце третьего тысячелетия до н. э., скорее всего на Балканах. Единство протогреческого распалось, когда те греческие племена, которые говорили на предмикенской форме протогреческого языка, вторглись на территорию Греции между XXI и XVII веками до н. э. В результате эти племена отделились от дорийцев, которые вторглись сюда тысячелетием позже (дорийское вторжение конца второго тысячелетия до н. э.), и диалект которых в некоторых отношениях сохранил архаичные черты.

Развитие протогреческого языка должно рассматриваться в контексте раннего палеобалканского языкового союза, в рамках которого трудно провести точные границы между отдельными языками. В греческом языке, как и в армянском, индоевропейские ларингалы в начале слова представлены протетическими гласными. Кроме того, оба языка имеют и другие общие фонологические и морфологические особенности. Близкое родство армянского и греческого языков проливает свет на парафилетические свойства изоглоссы кентум-сатем.





Фонетические изменения

Главные фонетические изменения при формировании протогреческого из праиндоевропейского:

  • Дебуккализация: переход /s/ > /h/ между гласными и в начале слова перед гласной (например, пра-и.е. *septḿ̥ «семь» > др.-греч. ἑπτά [heptá]).
  • Оглушение звонких придыхательных: bh, dh, gh > ph, th, kh (на письме в древнегреческом — φ, θ, χ): *bholjom > φύλλον «лист».
  • Фортиция (усиление) начального y- до dy- (позже > ζ-): *yugóm > ζυγόν «иго» («ярмо»)
  • Палатализация согласных перед -y-. В результате образовались различные аффрикаты и палатальные согласные, которые позже упростились и по большей части потеряли палатальность. Пример: *bholjom > φύλλον «лист».
  • Диссимиляция придыхательных (закон Грассмана; возможно, в пост-микенский период) — потеря придыхания, если в следующем слоге был придыхательный.
  • Вокализация ларингалов (h₁, h₂, h₃).
    • Между гласными и в начале слова перед согласными: h₁ > /e/, h₂ > /a/, h₃ > /o/.
    • То же в сочетании CRHC, но с удлинением (C — согласный, R — сонорный, H — ларингал): CRh₁C > CRēC, CRh₂C > CRāC, CRh₃C > CRōC.
    • Переход CRHV > CaRV (V — гласный).
  • Закон Коугилла — переход o > u (позже > υ) между сонорным (/r/, /l/, /m/, /n/) и губным (включая лабиовелярные): *bholjom > φύλλον «лист».
  • Отпадение конечных взрывных; конечный /m/ > /n/: *bholjom > φύλλον «лист».
  • Утрата слоговых сонантов: /m̥/ /n̥/ перешли в /am/, /an/ либо в /a/. /r̥/ /l̥/ дали /ra/, /la/, либо /ar/, /al/.

Палатализация

Возможный сценарий эволюции сочетаний согласный+y, по Sihler, 1995[1] (V — гласный, H — ларингал).

Праиндоевропейский Ранний прагреческий Поздний прагреческий Протогреческий Древнегреческий
-py-, -bhy-[2] -py-, -phy- (с оглушением придыхательных) -pč- -pt-
-ty-, -dhy- -tˢ-
(с оглушением придыхательных)
-tˢy- (y восстановилось) -čč- ‑ss-, ‑tt-
-ḱy-, -ky-, -kʷy- -ky-, -kʷy- -ky- (делабиализация)
-ǵhy-, -ghy-, -gʷhy- -khy-, -kʷhy- (оглушение придыхательных) -khy- (делабиализация)
-dy- -dᶻ- (?) -dᶻy- (? восстановилось) -ǰǰ- ‑zd-
-ǵy-, -gy-, -gʷy- -gy-, -gʷy- -gy- (делабиализация)
-ly- -ly- -ľľ- ‑ll-
-l̥y- -l̥y- -aly-
(утрата слоговых сонантов)
-aľľ- ‑all-
-Vny-, -Vmy-, -H̥ny-, -H̥my- -Vny-, -Vmy-
(с вокализацией ларингалов)
-Vny- -Vňň- ‑ain-, ‑ein-, ‑īn-, -oin-, ‑ūn-
-m̥y- -n̥y- -amy- -any-
(утрата слоговых сонантов)
-any- -aňň- ‑ain-
-Vry- -Vry- -Vřř- ‑air-, ‑eir-, ‑īr-, ‑oir-, ‑ūr-
-r̥y- -r̥y -ary-
(утрата слоговых сонантов)
-ařř- ‑air-
-Vsy- -Vsy- -Vhy-
(дебуккализация)
-Vyy- -ai‑, -ei-, -oi-, -ui-
-Vwy- -Vwy- -Vẅẅ- /Vɥɥ/
(лабио-палатализация)
> -Vyy- (делабиализация)

Вопросы родства

Субстрат

Существуют расхождения между исследователями о структуре догреческого субстрата и протогреческом языке. Согласно гипотезе Л. А. Гиндина и В. П. Нерознака, к палеобалканским индоевропейским языкам также относился реконструируемый ими «пеласгский» субстрат балканской лексики. Но сам термин «пеласги» спорен.

Гиндин выделяет два пласта в догреческом субстрате – анатолийский и фрако-пеласгский.[3] Откупщиков Ю. В опровергает такой подход, указывая, что общая топонимика Греции и Малой Азии не связана с лувийцами, а относится к карийцам. Как считается, карийский язык тесно связан с ликийским.

Откупщиков сформулировал концепцию этнической принадлежности догреческого субстрата. Согласно ему этот субстрат включал индоевропейские и палеобалканские языки – фракийский, фригийский, карийский и древнемакедонский. Но наиболее близок к древнегреческому был фригийский.[4]

См. также

Напишите отзыв о статье "Протогреческий язык"

Примечания

  1. Sihler Andrew L. New Comparative Grammar of Greek and Latin. — Oxford University Press, 1995. — ISBN 0-19-508345-8.
  2. -by- не обнаружено.
  3. Гиндин Л.А. Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова. М., 1967, с. 169
  4. Откупщиков Ю. В, [www.academia.edu/15627523/ Догреческий субстрат. У истоков европейской цивилизации.] — Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. 263 с.


Отрывок, характеризующий Протогреческий язык

Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.