Протоиерей

Протоиере́й (греч. πρωτοιερεύς — первосвященник; от πρώτος — первый + ἱερεύς — священник) — титул, даваемый лицу белого духовенства как награда в Православной церкви.

Протоиерей — старший иерей (официальное название православного священника). До появления термина протоиерей обиходным названием старшего православного священника в России было протопоп.

Протоиерей обычно является настоятелем храма. Посвящение в протоиерея совершает архиерей через чин хиротесии. В Московском патриархате протоиерейство даётся не ранее чем через пять лет после награждения наперсным крестом или через десять лет после хиротонии при условии назначения на руководящую должность. Кроме того, архиерей может по согласованию с патриархом рукополагать протодиакона сразу в протоиереи.

В торжественной или официальной речи к протоиерею принято обращаться «Ваше Высокопреподобие». В то же время использование эпитета «преподобный» («высокопреподобный») в обращении к представителю белого духовенства является католической традицией. Бытовавшее ранее обращение к протоиерею носило форму «Ваше Высокоблагословение» и сейчас практически не употребляется.

На богослужениях священники (иереи, протоиереи, иеромонахи) поверх подрясника и рясы надевают поручи, фелонь (ризу) и епитрахиль.

За особые заслуги перед Церковью протоиерею может быть даровано право ношения митры. Такой протоиерей называется митрофо́рным.

См. также

• Протопоп
• Настоятель
• Иерей
• Награды РПЦ

Литература

• Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. — М.: Рус. яз., 2000. — Т. 3. — С. 394. — ISBN 5-200-02794-2.

Ссылки

• Протоиерей // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Протоиерей

В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.