Корфский протокол

Корфский протокол (греч. Πρωτόκολλο της Κέρκυρας, алб. Protokolli i Korfuzit) — соглашение, подписанное на острове Корфу 17 мая 1914 года представителями Албании и Северного Эпира.

Переговоры проводились на острове Корфу, где 17 мая 1914 года представители Албании и Северного Эпира подписали соглашение, известное как Корфский протокол. По его условиям две провинции, Корчи и Гирокастра, получали полную автономию (corpus separatum) под номинальным суверенитетом албанского князя Вида. Албанское правительство имело право назначать и увольнять губернаторов и высших чиновников, опираясь на мнение местного населения. Другими пунктами было: пропорциональный набор коренных жителей в местную жандармерию и запрет нахождения в регионе военных отрядов, набранных не из местного населения. В православной школе греческий язык должен быть единственным языком обучения, за исключением первых трех классов. Греческий язык становился также равноправным с албанским в официальной сфере. Привилегии османской эпохи в Химаре восстанавливались, в качестве «капитана» (правителя) на 10 лет назначался иностранец.

Выполнение и соблюдение протокола было возложено на Международную контрольную комиссию, а также организации государственного управления и отделы юстиции и финансов в регионе. Создание и подготовка местной жандармерии должны были проводиться голландскими офицерами.

Договор был ратифицирован Протоколом представителей великих держав в Афинах 18 июня и албанским правительством 23 июня. Учредительное собрание Эпира в Дельвине также утвердило условия протокола, хотя делегаты Химары протестовали, утверждая, что только союз с Грецией может дать жизнеспособное решение. В начале июля города Тепелена и Корче (8 июля) перешли под контроль временного правительства Северного Эпира.

Отрывок, характеризующий Корфский протокол

Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.