Праполинезийский язык

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Протополинезийский язык»)
Перейти к: навигация, поиск

Праполинезийский язык (также «протополинезийский») — реконструированный гипотетический праязык, предок всех полинезийских языков. Восстановлен благодаря данным по изменениям, произошедшим в дочерних языках, средствами[en] сравнительного языкознания так же, как и праиндоевропейский и прауральский языки. Данные сравнительной лингвистики в совокупности с археологическими и этнографическими использовались также для определения прародины полинезийскоговорящих народов, а именно окрестностей Тонга, Самоа и соседних островов[1].





Фонология

Фонология праполинезийского очень проста, содержит 13 согласных и 5 гласных.

Согласные

Губно-губные Альвеолярные Заднеязычные Глоттальные
Глухие взрывные *p *t *k *q
Носовые *m *n
Фрикативные *f *s *h
Дрожащие *r
Боковые *l
Полугласные *w
  • Примечание: все звуки являются восстановленными, то есть, предполагающимися, поэтому предваряются символом «звёздочка».

Гласные

В праполинезийском было пять простых гласных: /a/ /e/ /i/ /o/ /u/, без отличий по долготе[en]. В некоторых производных языках из-за слияния последовательностей гласных появились долгие гласные и дифтонги[2].

Звуковые соответствия

Праполинезийский язык *p *t *k *q *m *n *w *f *s *h *l *r
Тонганский p t k ʔ m n ŋ v f h l Ø
Ниуэ Ø
 ? ʔ/Ø h h/Ø l/Ø
Працентральнополинезийские *p *t *k *m *n *w *f *s *l
Самоанский p t ʔ Ø m n ŋ v f s Ø l
Восточнофутунанский язык[en] k ʔ/Ø
Тикопиа Ø ɾ
Нукуоро Ø h l
Рапануйский ʔ/Ø v/h h ɾ
Правосточнополинезийский *p *t *k *m *n *w *f *h *l
Кукский p t k Ø m n ŋ v ?/v ʔ Ø ɾ
Туамоту v f/h/v h ɾ
Маори (фонология) w f/h ɾ
Таитянский ʔ ʔ v f/v/h ɾ
Северномаркизский k k v h ʔ
Южномаркизский ʔ n v f/h ʔ
Гавайский язык k ʔ n w h/w l

Сравнение слов

Нижеприведённая таблица содержит сравнительный список слов полинезийских языков в принятой орфографии[3]. Во всех примерах одинарная кавычка ' означает горловую смычку, /ʔ/. Буквосочетание ng и самоанская буква g означают фонему /ŋ/. Буква r во всех случаях означает альвеолярный одноударный согласный (/ɾ/, не /r/).

Полинезийский словарь
Протополинезийский Тонганский Ниуэ Самоанский Рапануйский Таитянский Маори Кукский Южномаркизский Гавайский Перевод
*taŋata tangata tangata tagata tangata ta’ata tangata tangata ʻenata kanaka человек
*sina hina hina sina hina hinahina hina ʻina hina седой
*kanahe kanahe kanahe ʻanae 'anae kanae kanae ʻanae кефаль
*tiale siale tiale tiale tiare tiare tīare tiare kiele цветок
*waka vaka vaka vaʻa vaka va’a waka vaka vaka waʻa каноэ
*fafine fafine fifine fafine vi’e/vahine vahine wahine vaʻine vehine wahine женщина
*matuqa[N 1] motuʻa motua matua matuʻa metua matua metua, matua motua makua родитель
*rua ua ua lua rua rua[N 2] rua rua ʻua lua два
*tolu tolu tolu tolu toru toru toru toru toʻu kolu три

Напишите отзыв о статье "Праполинезийский язык"

Примечания

Комментарии

  1. Гортанная смычка в реконструированных праполинезийских языках обозначается символом <*q>
  2. Архаичное слово. В современном таитянском слово для обозначения двойки — piti, из-за того, что слово rua содержалось в имени некоего правителя, оно стало табуированным и было заменено. Его когнат ʻōrua, означающий «вы оба» продолжает существовать

Сноски

  1. Kirch Patrick Vinton. Hawaiki, Ancestral Polynesia: An Essay in Historical Anthropology. — Cambridge University Press, 2001. — P. 99–119. — ISBN 978-0-521-78309-5.
  2. Rolle, Nicholas (2009). «The Phonetic Nature of Niuean Vowel Length». Toronto Working Papers in Linguistics (TWPL): 31.
  3. Hockett, C.K. (May, 1976), "The Reconstruction of Proto Central Pacific", Anthropological Linguistics Т. 18 (5): 187-235 


Отрывок, характеризующий Праполинезийский язык

Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.