Протопопов, Олег Алексеевич

Олег Протопопов

Олег Протопопов в 1965 году
Персональные данные
Представляет	СССР СССР → Швейцария Швейцария
Дата рождения	16 июля 1932(1932-07-16) (92 года)
Место рождения	Ленинград, СССР
Рост	175 см
Место проживания	Гриндельвальд
Награды
Спортивные достижения Лучшие результаты по системе ИСУ (на международных любительских соревнованиях) Сумма: Не соревновался по Новой судейской системе Завершил выступления Олимпийские награды Фигурное катание Золото Инсбрук 1964 Парное катание Золото Гренобль 1968 Парное катание

Оле́г Алексе́евич Протопо́пов (род. 16 июля 1932, Ленинград) — заслуженный мастер спорта СССР (1962; лишен в 1979) в парном фигурном катании на коньках. Двукратный олимпийский чемпион. Выступал в паре с Людмилой Белоусовой.

Олег Протопопов и Людмила Белоусова придумали и первыми исполнили многие элементы, которые впоследствии вошли в обязательную программу соревнований фигуристов всего мира.

Биография

Олег Протопопов вырос в Ленинграде, пережил блокаду. По воспоминаниям Протопопова, первые коньки подарил ему отчим, поэт Дмитрий Цензор, он же «спас нам жизнь, вытащив нас с мамой из блокадного Ленинграда, когда мы были уже на грани смерти».

Фигурным катанием Олег начал заниматься очень поздно — в 15 лет (1947 год) у Нины Васильевны Лепнинской. В 1951 году готовился принять участие во всесоюзных соревнованиях, но был призван в армию на Балтийский флот. Выступал в паре с Маргаритой Богоявленской, с которой завоевал бронзовую медаль чемпионата СССР 1953 года. В 1954 году начал выступать с Людмилой Белоусовой, с которой познакомился на семинаре в Москве; ради того, чтобы выступать в паре с Протопоповым, Белоусова переехала в Ленинград. В декабре 1957 года партнёры поженились.

С 1954 года Белоусова и Протопопов тренируются под руководством И. Б. Москвина, а также некоторое время — П. П. Орлова, а с 1967 года стали работать вдвоем, самостоятельно придумывая свои программы. К 1957 году они были серебряными призёрами первенства СССР и мастерами спорта. На международной арене дебютировали в 1958 году. Технический арсенал спортсменов был небогатым, к тому же сказалась неопытность, поэтому они перенервничали и выступили не очень удачно — дважды упали, исполняя несложные элементы.

В 1960-е пара значительно выросла как в техническом так и в художественном плане. Впервые ими были исполнены тодес вперед на внутреннем ребре и т. н. «космическая спираль». Первый успех пришёл в 1962 году: фигуристы наконец впервые выиграли чемпионат СССР (с десятой попытки!) и заняли 2-е места на чемпионате Европы и чемпионате мира. На Олимпиаде-64 неожиданно, с преимуществом в один судейский голос обыграли безусловных фаворитов Марику Килиус — Ганса-Юргена Боймлера (ФРГ). Шедеврами стали их программы 1965-68, в которых вдохновенно, с тонким психологизмом раскрыт образ влюбленных (на муз. Рахманинова и Бетховена), достигнута практически абсолютная синхронность всех движений, удивительная красота и плавность линий. Белоусова — Протопопов повели мировое парное катание по пути художественного обогащения программ. Однако в 1966 году острейшую конкуренцию им составила новая пара Жук — Горелик, проигравшая на чемпионате мира лишь одним судейским голосом. На чемпионате мира 1968 года программа была доведена до идеала и судьи выставили оценки 6,0 за артистизм.

Однако затем пара стала проигрывать более молодым советским парам, чрезвычайно усложнившим программу. На чемпионате мира 1969 года допустили несколько ошибок и заняли 3-е место. В 1970 году на чемпионате СССР лидировали после исполнения обязательной программы, однако по сумме двух видов остались лишь четвёртыми и не попали в сборную страны (впоследствии заявили о судейском сговоре). На чемпионате СССР 1971 года пара лишь шестая, а в апреле 1972 года — третья (в отсутствии сильнейших пар), после чего спортсмены покинули любительский спорт, Протопопов был участником чемпионата СССР 20 лет, причём на последнем чемпионате выступал в возрасте 39 лет.

Уйдя из большого спорта, не расстались с фигурным катанием, работали в Ленинградском балете на льду. Олег Протопопов и Людмила Белоусова были очень дружны с семьей известного спортивного журналиста Аркадия Галинского, которого называют великим диссидентом от спорта, «Солженицыным» советского спорта, и когда он был уволен из всех редакций без права работы, не боялись поддерживать его и его семью.

24 сентября 1979 года Белоусова и Протопопов, находясь вместе с Ленинградским балетом на льду на гастролях в Швейцарии, попросили у руководства этой страны политического убежища и отказались возвращаться в СССР. Партийные руководители тут же лишили спортсменов званий мастеров спорта, их имена вычеркнули из всех советских справочников, рассказывающих об олимпийских достижениях СССР, а самих спортсменов в открытую называли предателями. Белоусова и Протопопов свой шаг объяснили тем, что в родной стране паре не давали развиваться дальше, они же не хотели бросать спорт и верили, что за границей их талант будут ценить больше. Даже с развалом СССР, когда у пары появилась возможность вернуться на Родину, они предпочли доживать свои годы в небольшой деревушке Гриндельвальд. В 1995 году Олег Протопопов и Людмила Белоусова получили швейцарское гражданство.

Внешние видеофайлы
	[youtube.com/watch?v=GTKrB71kOaw 83-х летний Олег Протопопов вместе с 79-и летней Людмилой Белоусовой. Сентябрь 2015 года]

25 февраля 2003 года, впервые за 20 с лишним лет, приехали в Россию по приглашению Вячеслава Фетисова. В ноябре 2005 года посетили Россию по приглашению Федерации фигурного катания Санкт-Петербурга.

В 2015 году, 83-х летний Олег Протопопов вместе с 79-и летней Людмилой Белоусовой вышли на лёд и выступили в США на "Вечере с чемпионами", организованном выпускниками Гарвардского университета.

Негативно оценивает Новую систему судейства, указывая, что она не оставляет места для творчества.

Награждён двумя орденами Трудового Красного Знамени (1965, 1968), призом Жака Фавара Международного союза конькобежцев.

Спортивные достижения

Соревнование/Сезон	1952-53	1953-54	1954-55	1955-56	1956-57	1957-58	1958-59	1959-60	1960-61	1961-62	1962-63	1963-64	1964-65	1965-66	1966-67	1967-68	1968-69	1969-70	1970-71	1971-72
Зимние Олимпийские игры								9				1				1
Чемпионаты мира						13		8		2	2	2	1	1	1	1	3
Чемпионаты Европы						10	7	4		2	2	2	1	1	1	1	2
Чемпионаты СССР	3	3	3	4	2	2	2	?	2	1	1	1	-	1	1	1	2	4	6	3

См. также

• Фигурное катание на зимних Олимпийских играх 1960

Ссылки

• [www.peoples.ru/sport/fskating/oleg_protopopov/ peoples.ru]

Отрывок, характеризующий Протопопов, Олег Алексеевич

– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.