Сражение под Прохоровкой

Сражение под Прохоровкой
Основной конфликт: Вторая мировая война Великая Отечественная война
Памятник павшим воинам в мемориальном комплексе «Прохоровское поле»
Дата	12 июля 1943
Место	Прохоровский район Белгородской области, координаты 51°01′01″ с. ш. 36°40′30″ в. д.51.017° с. ш. 36.675° в. д. / 51.017; 36.675
Итог	Ни одна из сторон не смогла достичь поставленных целей
Противники
СССР СССР Третий рейх Третий рейх
Командующие
Павел Ротмистров, генерал-лейтенант Пауль Хауссер, Обергруппенфюрер
Силы сторон
5-я гв. ТА и 5-я гв. А — 597 танков и САУ, 130 тыс. чел. 2-й тк СС — 311 танков и САУ, 70 тыс. чел.
Потери
Различные источники дают значительные расхождения по потерям, см. Потери около 70 танков и САУ, 842 убитыми, пропавшими и ранеными

Сражéние под Прóхоровкой — сражение между частями германской и советской армий в ходе оборонительной фазы Курской битвы. Произошло 12 июля 1943 года на южном фасе Курской дуги (Белгородское направление) в полосе Воронежского фронта, в районе станции Прохоровка на территории совхоза Октябрьский (Белгородская область РСФСР). Некоторыми представителями Генштаба ВС СССР считается одним из крупнейших в военной истории сражением с применением бронетанковых сил.

Непосредственное командование танковыми соединениями во время сражения осуществляли генерал-лейтенант Павел Ротмистров с советской стороны и оберстгруппенфюрер СС Пауль Хауссер — с немецкой.

Ни одной из сторон не удалось достичь целей, поставленных на 12 июля: немцам не удалось захватить Прохоровку, прорвать оборону советских войск и выйти на оперативный простор, а советским войскам не удалось окружить группировку противника.

Обстановка накануне сражения

Изначально основной удар немцев на южном фасе Курской дуги направлялся западнее — по операционной линии Яковлево — Обоянь. 5 июля, в соответствии с планом наступления, немецкие войска в составе 4-й танковой армии (48-й танковый корпус и 2-й танковый корпус СС) и Армейской группы «Кемпф» перешли в наступление против войск Воронежского фронта, на позиции 6-й и 7-й гвардейских армий в первый день операции немцы направили пять пехотных, восемь танковых и одну моторизованную дивизии. 6 июля по наступающим немцам были нанесены два контрудара со стороны железной дороги Курск — Белгород 2-м гвардейским танковым корпусом и из района Лучки (сев.) — Калинин силами 5-го гвардейского танкового корпуса. Оба контрудара были отражены силами 2-го танкового корпуса СС.

Для оказания помощи 1-й танковой армии Катукова, ведущей тяжёлые бои на Обоянском направлении, советское командование подготовило второй контрудар. В 23 часа 7 июля командующий фронтом Николай Ватутин подписал Боевой приказ № 0014/оп о готовности к переходу к активным действиям с 10:30 8 числа. Однако контрудар, наносившийся силами 2-го и 5-го гвардейских танковых корпусов, а также 2-го и 10-го танковых корпусов, хоть и ослабил давление на бригады 1-й ТА, ощутимых результатов не принёс.

Не достигнув решающего успеха — к этому моменту глубина продвижения наступающих войск в хорошо подготовленной советской обороне на Обоянском направлении составила лишь около 35 километров — германское командование в соответствии со своими планами, сместило острие главного удара в направлении Прохоровки с намерением выйти к Курску через излучину реки Псёл. Изменение направления удара было связано с тем, что согласно планам германского командования именно в излучине реки Псёл представлялось наиболее целесообразным встретить неизбежный контрудар превосходящих по численности советских танковых резервов. В случае, если до подхода советских танковых резервов п. Прохоровка германскими войсками занят не будет, то предполагалось вообще приостановить наступление и временно перейти к обороне, с целью использовать выгодный для себя рельеф местности, не дав советским танковым резервам вырваться из узкого дефиле, образованного топкой поймой реки Псёл и железнодорожной насыпью, и не дать им реализовать численное преимущество охватив фланги 2-го танкового корпуса СС.

К 11 июля немцы заняли исходные позиции для захвата Прохоровки. Вероятно, имея разведывательные данные о присутствии советских танковых резервов, германское командование предприняло действия по отражению неизбежного контрудара советских войск. 1-я дивизия Лейбштандарте-СС «Адольф Гитлер», укомплектованная лучше других дивизий 2-го танкового корпуса СС, заняла дефиле и 11 июля атак в направлении Прохоровки не предпринимала, подтягивая противотанковые средства и подготавливая оборонительные позиции. Напротив, обеспечивающие её фланги 2-я танковая дивизия СС «Дас Райх» и 3-я танковая дивизия СС «Тотенкопф» вели 11 июля активные наступательные бои за пределами дефиле, пытаясь улучшить своё положение (в частности прикрывающая левый фланг 3-я танковая дивизия СС «Тотенкопф» расширила плацдарм на северном берегу реки Псёл, сумев переправить на него, в ночь на 12 июля, танковый полк, обеспечив фланговый огонь по ожидаемым советским танковым резервам в случае их атаки через дефиле). К этому времени на позициях к северо-востоку от станции сосредоточилась советская 5 гвардейская танковая армия, которая, находясь в резерве, 6 июля получила приказ совершить 300-километровый марш и занять оборону на рубеже Прохоровка — Весёлый. Район сосредоточения 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской общевойсковой армий был выбран командованием Воронежского фронта с учетом угрозы прорыва 2-м танковым корпусом СС советской обороны на прохоровском направлении. С другой стороны, выбор указанного района для сосредоточения двух гвардейских армий в районе Прохоровки, в случае их участия в контрударе, неизбежно приводил к лобовому столкновению с наиболее сильной группировкой противника (2-м танковым корпусом СС), а, учитывая характер дефиле, исключал возможности охвата флангов обороняющейся на этом направлении 1-й дивизии Лейбштандарте-СС «Адольф Гитлер». Фронтовой контрудар 12 июля планировалось нанести силами 5-й гвардейской танковой армии, 5-й гвардейской армии, а также 1-й танковой, 6-й и 7-й гвардейских армий. Однако в реальности в атаку смогли перейти только 5-я гвардейская танковая и 5-я гвардейская общевойсковая, а также два отдельных танковых корпуса (2-й и 2-й гвардейский), остальные вели оборонительные бои против наступающих германских частей. Против фронта советского наступления оказались 1-я дивизия Лейбштандарте-СС «Адольф Гитлер», 2-я танковая дивизия СС «Дас Райх» и 3-я танковая дивизия СС «Тотенкопф».

Нужно отметить, что к этому времени немецкое наступление на северном фасе Курской дуги уже стало иссякать — с 10 июля наступающие части стали переходить к обороне.

Вспоминает генерал-майор Михаил Овсянников:

Когда сражение за Поныри было проиграно немцами, то тут наступил коренной перелом во всей Курской битве. И вот для того, чтобы боевую ситуацию как-то повернуть по-другому, в свою пользу, немцы и ввели танковые войска под Прохоровкой.

Силы сторон

Традиционно, советские источники указывают, что в сражении участвовало около 1500 танков: порядка 800 — с советской и 700 — с германской стороны (напр. БСЭ). В некоторых случаях указывается несколько меньшее количество — 1200.

Многие современные исследователи считают, что, вероятно, введённые в бой силы были значительно меньше. В частности указывается, что сражение происходило на узком участке (шириной 8—10 км), который был ограничен с одной стороны рекой Псёл, а с другой — железнодорожной насыпью. Ввести настолько значительные массы танков на такой участок затруднительно.

Надо сказать, что завышение сил противника имело место и на предварительном этапе. Так Штеменко С. М. в своей работе указывает: «К 8 апреля против Воронежского и Центрального фронтов враг сосредоточил 15-16 танковых дивизий с 2500 танками. … На 21 апреля Н. Ф. Ватутин насчитывал уже только перед Воронежским фронтом в районе Белгорода до 20-ти пехотных и 11 танковых дивизий.» Реальнее оценивает обстановку Жуков Г. К.. У него мы читаем: "В битве под Курском войска Центрального и Воронежского фронтов, как я уже говорил, по силам и средствам несколько превосходили противника. … в людях — в 1.4, в орудиях и минометах — в 1.9, в танках — в 1.2 в самолетах — в 1.4 раза. Однако, делая основную ставку на танковые и моторизованные войска, немецкое командование сгруппировало их на узких участках … ". Есть версия о том, что командование Воронежским фронтом тоже попыталось сгруппировать танковые силы под Прохоровкой.

Германия

С западного направления на Прохоровку наступал 2-й танковый корпус СС (2 тк СС), при этом в полосе между рекой Псёл и железной дорогой действовала дивизия СС «Адольф Гитлер», а с южного направления — 3-й танковый корпус (3 тк). Известное по наличие танков и штурмовых орудий без САУ: Grille, Wespe, Hummel и Marder, данные по которым уточняются, в дивизиях 2 тк СС по состоянию на вечер 11 июля и 3 тк по состоянию на утро 12 июля указано в таблице.

Укомплектованность частей и соединений 2-го танкового корпуса СС 4 ТА и 3-го танкового корпуса АГ «Кемпф» на 11 июля 1943 года

Номер, наименование соединения	Pz.II	Pz.III 50/L42	Pz.III 50/L60	Pz.III 75 мм	Pz.IV L24	Pz.IV L43 и L48	Pz.VI «Тигр»	Т-34	StuG III	Bef.Pz. III	Всего танков и StuG
2-й танковый корпус СС
Тд Лейбштандарте-СС «Адольф Гитлер» (на 19.25 11.07)	4	—	5	—	—	47	4	—	10	7	77
Тд СС «Дас Райх» (на 19.25 11.07)	—	—	34	—	—	18	1	8	27	7	95
Тд СС «Тотенкопф» (на 19.25 11.07)	—	—	54	—	4	26	10	—	21	7	122
2-й танковый корпус СС, всего	4	—	93	—	4	91	15	8	58	21	294
3-й танковый корпус
6-я танковая дивизия (на утро 11.07)	2	2	11	?	—	6	—	—	—	2	23 (?)
7-я танковая дивизия (на утро 12.07)	—	—	24	2	1	9	—	—	—	3	39
19-я танковая дивизия (на утро 12.07)	—	—	7	4	—	3	—	—	—	1	15
503-й отдельный тяжёлый танковый батальон (на утро 11.07)	—	—	—	—	—	—	23	—	—	—	23
228-й отдельный батальон штурмовых орудий (на утро 12.07)	—	—	—	—	—	—	—	—	19	—	19
3-й танковый корпус, всего	2	2	42	6	1	18	23	—	19	6	119

Следует отметить, что танки «Пантера» в Прохоровском сражении 12 июля участия не принимали, продолжая действовать в составе дивизии «Великая Германия» на обоянском направлении. В послевоенной печати вместо реально участвовавшей в бою под Прохоровкой роты трофейных танков Т-34 (8 единиц в составе 2-й танковой дивизии СС «Дас Райх»), указывались танки «Пантера». О «Пантерах», якобы действующих против его 5-й гв. ТА, говорил П. А. Ротмистров.

СССР

Командующий Воронежским фронтом генерал армии Ватутин Н. Ф., Представитель ставки Верховного Главнокомандования Василевский А. М. — до 14.07.43. С 14 июля координацией действий фронта со Ставкой занимался уже Жуков Г. К.

Советская группировка включала в себя следующие силы:

• 2-я воздушная армия (2 ВА, генерал-лейтенант авиации Красовский С. А.);
• 5-я гвардейская армия (5 гв. А, генерал-лейтенант Жадов А. С.);
• 5-я гвардейская танковая армия (5 гв. ТА, генерал-лейтенант т/в Ротмистров П. А.) в составе :
  • 18-й танковый корпус (18 тк, генерал-майор т/в Бахаров Б. С.), 148 танков:

Подразделение	Т-34	Т-70	Mk IV
Единиц техники боеготовых и временно в ремонте по состоянию на 11 июля
110-я танковая бригада (110 тбр, подполковник Хлюпин М. Г.)	24	21
170-я танковая бригада (170 тбр, подполковник Тарасов В. Д.)	22	17
181-я танковая бригада (181 тбр, подполковник Пузырев В. А.)	24	20
36-й гв-й отдельный тяж.танковый полк прорыва (36 гв.отд.тпп)	0	0	20

32-я мотострелковая (32 мсб полковник Стуков И. А.).

• • 29-й танковый корпус (29 тк, генерал-майор т/в Кириченко И. Ф.), 192 танка и 20 САУ:

Подразделение	Т-34	Т-70	СУ-122	СУ-76
Единиц техники боеготовых и временно в ремонте по состоянию на 11 июля
25-я танковая бригада (25 тбр, полковник Володин Н. К.)	26	32
31-я танковая бригада (31 тбр, полковник Моисеев С. Ф.)	32	38
32-я танковая бригада (32 тбр, полковник Линев А. А.)	64	0
1446-й самоходно-артиллерийский полк (1146 сап)			12	8

53-я мотострелковая (53 мсб, подполковник Липичев Н. П.). 1529-й тяжёлый самоходный артиллерийский полк СУ-152 (1529 тсап. Полк в количестве 11 машин из 12 прибыл на место только к вечеру 12 июля без снарядов. В танковом сражении 12 июля участия не принимал).

• • 5-й гвардейский механизированный корпус (5 гв.мк, генерал-майор т/в Скворцов Б. М.)

Подразделение	Т-34	Т-70	СУ-122	СУ-76
Единиц техники боеготовых и временно в ремонте по состоянию на 11 июля [14 июля], штук
10-я гвардейская механизированная бригада (10 гв.мбр, полковник Михайлов И. Б.)	29	12
11-я гвардейская механизированная бригада (11 гв.мбр, полковник Грищенко Н. В.)	42	22
12-я гвардейская механизированная бригада (11 гв.мбр, полковник Борисенко Г. Я.)
24-я гвардейская отдельная танковая бригада (24 гв.отд.тбр, подполковник Карпов В. П.)	51	0
1447-й самоходно-артиллерийский полк (1147 сап)			12	8

• 5-я гв. ТА была усилена соединениями, с 10 июля вошедшими в её состав частями:
  • 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус (2 гв. Ттк, полковник Бурдейный А. С.),

Подразделение	Т-34	Т-70	Mk IV
Единиц техники боеготовых и временно в ремонте по состоянию на 11 июля [14 июля], штук
4-я гвардейская механизированная бригада (4 гв.мбр, полковник Бражников А. К.)	28 [12]	19 [16]
25-я гвардейская механизированная бригада (25 гв.мбр, подполковник Булыгин С. М.)	28 [2]	19 [9]
26-я гвардейская механизированная бригада (26 гв.мбр, подполковник Нестеров С. К.)	28 [28]	14 [11]
47-й гвардейский отдельный танковый полк прорыва (47 гв.отд.тпп, подполковник Шевченко М. Т.)	0	0	21

• • 2-й танковый корпус (2 тк, генерал-майор т/в Попов А. Ф.):
    • 26-я танковая бригада (26 тбр, полковник Пискарев П. В.) (на 11.07.43 Т-34 1 1шт. + 7 в ремонте и Т-70 33 шт. + 2 в ремонте)
    • 99-я танковая бригада (99 тбр, полковник Малов Л. И.),
    • 169-я танковая бригада (169 тбр, полковник Степанов И. Я.).

Состояние материальной части и обеспечения 5-й гвардейской танковой армии на 17:00 11 июля 1943 года

Боевая техника	29 тк	18 тк	2 тк	2 гв. Ттк	5 гв. мк	армейские части	Всего
Т-34	120	68	35	84	120	36	463
T-70	81	58	46	52	56	8	301
Mk IV	—	18	4	3	—	—	25
СУ-122	12	—	—	—	10	—	22
СУ-76	8	—	—	—	7	—	15
Всего танков и САУ	221	144	85	139	193	44	826
На пути к ст. Прохоровка	13	33	—	—	51	4	101
В ремонте	2	6	9	—	1	6	24
Итого бронеединиц	236	183	94	139	245	54	951

Г. А. Олейников по состоянию на 10 июля насчитывает в составе 5-й гвардейской танковой армии 790 танков — 260 Т-70, 501 Т-34, 31 Mk IV «Черчилль» (модификации Churchill IV). И 40 (два полка) самоходных штурмовых гаубиц СУ-122 и легких штурмовых орудий поддержки пехоты на базе Т-70 СУ-76.

Сам Ротмистров количество техники оценивал так: «5-я гвардейская танковая армия усиливалась 2-м гвардейским Тацинским и 2-м танковыми корпусами, 1529-м самоходно-артиллерийским, 1522-м и 1148-м гаубичными, 148-м и 93-м пушечными артиллерийскими полками, 16-м и 80-м полками гвардейских минометов. В целом в нашей армии с приданными танковыми соединениями насчитывалось около 850 танков и САУ.»

Оценка сил сторон очень сильно зависит от географических рамок сражения. В районе совхоза Октябрьский наступали 18-й и 29-й танковые корпуса — всего 348 танков.

Планы сторон

Выдержки из боевого приказа соединениям 5-й гв. ТА № 3 11 июля 1943 г. на 18.00:

1. Противник на белгородском направлении, введя в бой крупные силы танков, пытается развить успех в сев. направлении — на Обоянь, Курск (до 400 танков) и в вост. направлении — на Александровский, Скородное, Старый Оскол (до 300 танков).

В районе Покровка, Яковлево, Бол. Маячки (ныне посёлок Рождественка Ивнянского района) отмечено до 100 танков противника.

2. 5-я гв. танковая армия со 2 тк, 2 гв. Ттк, 10 иптбр, 27-я пушечная артбригада (пабр), 522-й и 1148-й гаубичный артполк большой мощности (гап), 26-я зен. див., 16 и 18 гмп (гв. минометный полк), 1329 сап (самоходно-артиллерийский полк) с 10.00 12.07.43 г. наносит удар в полосе: справа — Береговое, Андреевка (искл.), Красная Поляна, Красная Дубрава; слева — Правороть, Беленихино, отм. 232.0, курган с отм. +1,1 (3 км юго-вост. Яковлево) и во взаимодействии с 5 гв. А и 1 гв. ТА уничтожает прорвавшуюся группировку противника в районе: Покровка, Грезное, Кочетовка, не допуская отхода его на юг.

К исходу дня выходит на рубеж: Красная Дубрава, отм. 254.5, Яковлево, имея в виду в дальнейшем наступать в юго-зап. направлении.

Исходное положение на рубеже: Прелестное, Сторожевое, Мал. Яблоново — занять к 24.00 11.07.43 г.

Готовность атаки — 3.00 12.07.43 г.

Начало атаки — дополнительное распоряжение.

3. 18 тк с 80 гмп, одним 76-мм иптап, одним 57-мм иптап, 10 иптабр — сломить сопротивление противника на рубеже: Андреевка, роща, что сев.-зап. совхоза «Комсомолец», и уничтожить противника в районе: Красная Дубрава, Бол. Маячки, Красная Поляна, повернувшись фронтом на север, обеспечить наступательные действия армии на юг.

…

4. 29 тк с 76 гмп, 1529 сап — сломить сопротивление противника на рубеже: роща (что 1 км сев. совхоза «Комсомолец»). Уничтожить его группировку в районе Лучки, Большие Маячки, Покровка.

К исходу 12.07.43 г. выйти в район Покровки и рощи зап. и юж. Покровки, в дальнейшем быть готовым к действиям на юг.

…

До начала атаки корпус поддерживается 378 гап.

5. 2 гв. Ттк с 16 гмп, одним 76-мм иптап, 10 иптабр сломить сопротивление противника на рубеже: Ясная Поляна, Беленихино, уничтожить его группировку в районе Яковлево и леса восточнее и быть готовыми к наступлению в юж. направлении.

…

8. Артиллерия

…

В) Задачи

а) десятиминутный огневой налёт по переднему краю на участке: Васильевка, совхоз «Комсомолец», Ивановский Выселок, Беленихино;
б) пятиминутный методический огонь в глубине противника;
в) пятиминутный огневой налёт по переднему краю и глубине противника (огонь открывается по объектам, согласно заявкам, требованиям командиров корпусов).

Группа РС:

а) огневой залп по переднему краю обороны противника в момент начала артобработки противника;
б) второй залп — по объектам переднего края, конец артиллерийской обработки.

Время атаки переносили несколько раз и окончательно установили на 8.30:

Командиру 29 тк генерал-лейтенанту Т. Кириченко

1. Задача корпуса прежняя…
2. Начало атаки — 8.30 12.07.43 г. Начало артподготовки с 8.00.
3. Разрешаю пользоваться радио с 7.00 12.07.43 г. Командующий 5 гв. ТА генерал-лейтенант П. А. Ротмистров

Штаб 2-го тк СС поставил следующие задачи 11 июля в 22.00:

2 тк СС разбивает врага юж. Прохоровки и создает этим предпосылки для дальнейшего продвижения через Прохоровку. Задания дивизиям:

Дивизия «МГ» перейти в наступление с плацдарма на рассвете, захватить высоты сев.-вост. и прежде всего выйти к дороге Прохоровка, Карташёвка. Овладеть долиной р. Псёл атакой с юго-запада, обеспечив левый фланг дивизии «АГ».

Дивизия «АГ», удерживая на левом фланге занимаемый рубеж, на правом флаге занять Сторожевое и лес севернее, отделение совхоза «Сталинское» и х. Ямки, а также высоты в 2 км вост. С наступлением угрозы со стороны долины р. Псёл совместно с частями «МГ» захватить Прохоровку и высоту 252.4.

Дивизия «Р», удерживая на правом фланге достигнутые рубежи, занять Виноградовку и Ивановку. После овладения правофланговыми частями дивизии «АГ» Сторожевое и лесом севернее, используя их успех, перенести основные усилия в направлении высот юго-зап. Правороть. Удерживать новый рубеж Ивановка, высоты юго-зап. Правороть, высоты 2 км вост. Сторожевое (иск.).

Ход сражения

Существуют разные версии этого сражения.

Официальная советская версия

Первое столкновение в районе Прохоровки произошло вечером 11 июля. По воспоминаниям Павла Ротмистрова, в 17 часов он вместе с маршалом Василевским во время рекогносцировки обнаружил колонну танков противника, которые двигались к станции. Атака была остановлена силами двух танковых бригад.

В 8 утра следующего дня советская сторона провела артподготовку и в 8:15 перешла в наступление. Первый атакующий эшелон насчитывал четыре танковых корпуса: 18-й, 29-й, 2-й и 2-й гвардейский. Второй эшелон составлял 5-й гвардейский мехкорпус.

В начале сражения советские танкисты получили некоторое преимущество: восходящее солнце слепило наступавших с запада немцев. Очень скоро боевые порядки смешались. Высокая плотность боя, в ходе которого танки сражались на коротких дистанциях, лишила немцев преимущества более мощных и дальнобойных пушек. Советские танкисты получили возможность прицельно бить в наиболее уязвимые места тяжело бронированных немецких машин.

Когда советские танки во время контратаки вышли на дистанцию прямого выстрела своих орудий и их встретили плотным огнём противотанковые орудия немцев, то танкисты были просто ошеломлены. Под ураганным огнём было необходимо не только вести бой, но прежде всего психологически перестраиваться от рывка вглубь обороны противника к позиционной борьбе со средствами ПТО противника.

Южнее основного сражения наступала немецкая танковая группа «Кемпф», которая стремилась зайти наступающей советской группировке в левый фланг. Угроза охвата заставила советское командование отвлечь на это направление часть своих резервов.

Около 13 часов немцы вывели из резерва 11-ю танковую дивизию, которая совместно с дивизией «Мёртвая голова» нанесла удар по советскому правому флангу, на котором находились силы 5 гвардейской армии. Им на подмогу были брошены две бригады 5 гвардейского мехкорпуса и атака была отбита.

К 14 часам советские танковые армии стали теснить противника в западном направлении. К вечеру советские танкисты смогли продвинуться на 10—12 километров, оставив, таким образом, поле сражения у себя в тылу. Сражение было выиграно.

Версия на основании воспоминаний немецких генералов

На основании воспоминаний германских генералов (Э. фон Манштейн, Г. Гудериан, Ф. фон Меллентин и др.), в бою приняло участие около 700 советских танков (часть, вероятно, отстала на марше — «на бумаге» армия имела более тысячи машин), из которых было подбито около 270 (имеется в виду только утренний бой 12 июля).

Из воспоминаний Ротмистрова следует, что его армия должна была прорвать фронт и двигаться на Харьков (косвенно это подтверждается качественным составом армии, наполовину состоящей из лёгких машин и почти не имеющей тяжёлых), обходя германское танковое скопление, находящееся, по данным разведки, в 70 км от Прохоровки и «успешно атакуемое» в тот момент штурмовой авиацией. Столкновение танковых масс было неожиданным для обеих сторон, так как обе танковые группировки решали свои наступательные задачи и не предполагали встретить серьёзного противника.

Группировки двигались навстречу друг другу не «в лоб», а под заметным углом. Немцы первыми заметили советские танки и успели перестроиться и приготовиться к бою. Лёгкие и большая часть средних машин атаковали с фланга и заставили обратить на себя все внимание танкистов Ротмистрова, принявшихся на ходу менять направление атаки. Это вызвало неизбежную сумятицу и позволило роте «Тигров» при поддержке самоходок и части средних танков неожиданно атаковать с другой стороны.

Версия Рудольфа фон Риббентропа, сына Иоахима фон Риббентропа, командира танковой роты, непосредственного участника сражения

Согласно опубликованным воспоминаниям Рудольфа фон Риббентропа, операция «Цитадель» преследовала не стратегические, а сугубо оперативные цели: срезать курский выступ, уничтожить русские войска, задействованные в нём и выправить фронт. Гитлер рассчитывал в ходе фронтовой операции добиться военного успеха с тем, чтобы попытаться вступить в переговоры с русскими.

Риббентроп отмечает, что русская сторона ожидала немецкого наступления. Вдобавок ко всему, германское командование оказало любезность противнику, атаковав точно в тех пунктах, где это предполагалось. Русские обладали преимуществом «внутренней линии»: могли направлять резервы коротким путём к каждому из угрожающих участков фронта. Они расположили в Старом Осколе оперативный резерв: 5-ю гвардейскую танковую армию. В распоряжении немецкой стороны не имелось существенных оперативных резервов. Германская стратегия предусматривала, что пехотные дивизии передовой линии пробьют бреши в оборонительных линиях противника, через которые танковые дивизии ударят во вражеский тыл. Однако, у пехотных дивизий не имелось никаких шансов преодолеть русские оборонительные позиции, сплошь усиленные вкопанными в землю Т-34. Таким образом, танковые дивизии должны были сами пробивать себе дорогу со значительными потерями: так из 22 машин Т-IV танковой роты, с которыми Риббентроп выступил 5 июля, к утру 12 июля осталось всего 7 боевых машин.

По оценке Риббентропа, длинноствольные 75-мм пушки, установленные на старых неповоротливых Т-IV, представляли собой отличное оружие. Т-34 были намного быстрее, мощнее и маневренней, чем Т-IV. Однако, Т-34 не имел командирской башенки и управлялся наводчиком, не располагавшим круговым обзором. Наводчик видел лишь небольшой участок поля боя, на который он как раз нацеливался своей скверной оптикой.

В своих мемуарах Риббентроп даёт подробное описание диспозиции сражения, его хода и результата. К 11 июля 1943 года танковому корпусу СС удалось далеко продвинуться в глубь позиций русских. На острие клина вечером 11 июля располагалась «бронированная группа» 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт», в составе которой находилась танковая рота Риббентропа. Части дивизии преодолели ещё один протяженный и глубокий противотанковый ров, прорвав многочисленные оборонительные линии противника. Ранним утром 12 июля немцам необходимо было взять Прохоровку — важный пункт на пути к Курску. Однако, внезапно части 5-ой советской гвардейской танковой армии вмешались в ход сражения.

Неожиданная атака на глубоко зашедшее острие немецкого наступления — частями 5-й гвардейской танковой армии, переброшенными за ночь, — была предпринята русским командованием совершенно непонятно. Русские неизбежно должны были идти в свой собственный противотанковый ров, который был четко показан даже на захваченных нами картах.

Русские въезжали, если им вообще удалось зайти так далеко, в свой собственный противотанковый ров, где они, естественно, становились легкой добычей нашей обороны. Горящее дизельное топливо распространяло густой черный чад — повсюду пылали русские танки, частью наехавшие друг на друга, между ними спрыгнувшие русские пехотинцы, отчаянно пытавшиеся сориентироваться и легко превращавшиеся в жертву наших гренадеров и артиллеристов, также стоявших на этом поле боя.

Атаковавшие русские танки — их должно было быть больше ста — были полностью уничтожены.

В результате предпринятой контратаки к полудню 12 июля немцы «с удивительно малыми потерями» заняли «почти полностью» прежние позиции.

Немцы были ошеломлены расточительностью русского командования, бросившего на верную гибель сотни танков с пехотинцами на броне. Данное обстоятельство заставило немецкое командование глубоко задуматься о мощи русского наступления.

Сталин якобы хотел отдать под трибунал командира 5-й советской гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова, атаковавшего нас. На наш взгляд, у него имелись для этого веские причины. Русские описания битвы — «могила немецкого танкового оружия» — не имеют ничего общего с действительностью. Мы, однако, чувствовали безошибочно, что наступление выдохлось. Мы не видели для себя шанса продолжить наступление против превосходящих сил противника, разве только будут приданы значительные пополнения. Их, однако, не имелось.

Версии других историков

Версия В. Н. Замулина

Российский историк В. Н. Замулин отмечает отсутствие ясного изложения хода боевых действий, отсутствие серьёзного анализа оперативной обстановки, состава противоборствующих группировок и принимавшихся решений, субъективизм в оценке значения Прохоровского сражения в советской историографии и использование этой темы в пропагандистской работе. Вместо беспристрастного изучения сражения советские историки вплоть до начала 1990-х годов создавали миф о «крупнейшем танковом сражении в истории войн».

Согласно его исследованию, сражение у Прохоровки немецкое командование спланировало заранее: «4 ТА должна была двигаться от Белгорода не строго на север, а, прорвав две армейских полосы и разгромив 6 гв. А и 1 ТА, развернуться на восток, чтобы на четвёртый день операции встретить советские танковые и мехкорпуса в наиболее удобном месте для использования своих танковых дивизий — прохоровском направлении.» В то же время, участие советской стороны в нём явилось импровизацией.

По замыслу советской стороны, контрудар 12 июля 1943 года в районе станции Прохоровка должен был окончательно переломить ход оборонительного этапа Курской битвы:

12 июля 1943 г. юго-западнее станции на участке в 20 км по фронту с обеих сторон действовало 767 танков и самоходных орудий, в том числе 494 — из 5 гв. ТА генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова. Гвардейцев поддерживали значительные силы пехоты. Только в восьми дивизиях 5 гв. А генерал-лейтенанта А. С. Жадова насчитывалось 58 197 человек, в том числе активных штыков — более 33 000.

Однако ожидаемых результатов советская сторона добиться не смогла. В. Н. Замулин подчёркивает, что

главной причиной этого явилось решение о фронтальном ударе корпусами 5 гв. ТА и 5 гв. А не по флангам, а «в лоб» наиболее сильному на тот момент вражескому соединению, которое частью сил перешло к обороне. План контрудара к его началу уже не соответствовал изменившейся оперативной обстановке, район развертывания главной контрударной группировки был неудобным для использования большого числа танков, а возможности 2 тк СС при удержании занятой им 11 июля территории у Прохоровки недооценены.

По данным В. Н. Замулина, 12 июля 1943 в 5 гв. А и 5 гв. ТА вышло из строя не менее 7019 бойцов и командиров. Потери четырёх корпусов и передового отряда 5 гв. ТА составили 340 танков и 17 САУ, из них 194 — сгорели, а 146 — могли быть восстановлены. Но из-за того, что большая часть подбитых боевых машин оказалась на территории, контролируемой немецкими войсками, машины, подлежавшие восстановлению, также были потеряны. Таким образом, всего было потеряно 53 % бронетехники армии, принимавшей участие в контрударе. По мнению В. Н. Замулина,

основной причиной высокой убыли танков и невыполнения задач 5 гв. ТА явилось неправильное использование танковой армии однородного состава, игнорирование приказа Наркома обороны СССР № 325 от 16 октября 1942 г., в котором был аккумулирован накопленный за предыдущие годы войны опыт применения бронетанковых войск. Распыление стратегических резервов в неудачном контрударе оказало существенное негативное влияние на итоги завершающего этапа Курской оборонительной операции.

Оценивая роль танкового боя у станции Прохоровка 12 июля 1943 года, В. Н. Замулин признаёт, что он явился «кульминационным моментом Курской оборонительной операции на южном фасе, после которого напряжение боев резко снизилось», однако бой был лишь частью сражения, проходившего с 10 по 16 июля, и срыв наступления ГА «Юг» стал результатом общих усилий войск Воронежского фронта и резерва Ставки ВГК.

Версия Ричарда Дж. Эванса

Согласно версии известного западного историка, профессора королевской кафедры современной истории Кембриджского университета (Великобритания) Ричарда Дж. Эванса у немцев под Прохоровкой было лишь 117 танков, из которых лишь три было потеряно.

Согласно Эвансу (англ. Richard J. Evans), Курская битва закончилась отнюдь не советской победой, а по «приказу Гитлера». В материалах Эванса есть очевидные противоречия с другими источниками: так, по Эвансу к концу битвы Красная армия потеряла 10 тысяч танков, тогда как по Зеттерлингу и Франксону Красная армия могла применить в Курской битве лишь около 8 тысяч танков.

Итоги

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Согласно исследованию А. В. Исаева:

Контрудар советских войск в районе Прохоровки был для немцев ожидаемым ходом. Ещё весной 1943 г., более чем за месяц до наступления, вариант отражения контрудара из района Прохоровки отрабатывался, и что делать, части II танкового корпуса СС прекрасно знали. Вместо того чтобы двигаться на Обоянь, эсэсовские дивизии «Лейбштандарт» и «Мертвая голова» подставились под контрудар армии П. А. Ротмистрова. В результате планировавшийся фланговый контрудар выродился в лобовое столкновение с крупными танковыми силами немцев. 18-й и 29-й танковые корпуса потеряли до 70 % своих танков и фактически были выведены из игры…

Несмотря на это, операция прошла в весьма напряженной обстановке, и только наступательные, подчеркиваю, наступательные действия других фронтов позволили избежать катастрофического развития событий.

Информация про фланговый удар — не более чем миф. Прохоровское сражение было частью (основной) общего наступления, в которую были включены 5 из 7 армий Воронежского фронта, а именно: 5 гв. ТА, 5 гв. А, 1 ТА, 6 гв. А и 69 А. Наступление абсолютно всех армий планировалось в лоб наступающих немецких войск:

• 5 гв. ТА против дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер».
• 5 гв. А против дивизии СС «Мертвая голова».
• 40 А (с приданными частями 2 тк и 2 гв. Ттк) против дивизии СС «Дас Райх»
• 1 ТА и 6 гв. А (с приданными частями 40 А, 10 тк и 5 гв. Стк) против 3 тд, 11 тд и мд «Великая Германия» (включая 100-ю тбр «пантер»).

Впрочем, идея флангового удара 5 гв. ТА в направлении Шахово, Яковлево, действительно рассматривалась и притом основательно. Дело в том, что на этом участке 48-му ск 69-й А противостоял относительно слабый противник — немецкая 167-я пд. 11 июля по приказу П. А. Ротмистрова командир 29-го тк И. Ф. Кириченко с группой офицеров штаба приступил к рекогносцировке района Лески, Шахово. В случае успеха прорыва 29-го тк создалась бы угроза окружения основных сил 4 ТА. Но этот вариант принят не был, вероятно, из-за необходимости преодоления сложных препятствий: заболоченной поймы Липового Донца и заминированной немцами насыпи железной дороги. Также рассматривался план наступления 5 гв. ТА на х. Веселый, против дивизии СС «Мертвая голова», но из-за отсутствия средств для форсирования р. Псёл от этого плана также отказались.

Местность, в которой воевали войска 11 июля, по всему фронту была очень сильно пересеченная: с глубокими балками, оврагами, поймами рек и железнодорожными насыпями. По обстановке на 10 июля, наступление из района свх. Комсомолец было наиболее предпочтительным для танкового удара. Однако к вечеру 11 июля 2-й гренадерский полк дивизии СС «Лейбштандарт» уже вышел на окраины Прохоровки, лишив 5 гв. ТА всех преимуществ маневра. Армия вынуждена была наступать поэшелонно в двух возможных очень узких местах, в обход глубокой балки:
— На деревню Васильевка, вдоль реки Псёл.
— через свх. Октябрьский, вдоль железнодорожной насыпи, форсируя свой собственный противотанковый ров, пройденный немцами днем ранее.
Таким образом, с учетом рельефа местности и прибытия 5 гв. ТА под Прохоровку, других возможностей для концентрированного удара танковыми частями на 11 июля просто не было. Особенно во фланг наступаюшему 2 тк СС.

Тем не менее, немецкое наступление закончилось неудачей, и больше таких масштабных атак немцы под Курском не предпринимали.

Потери советских танкистов составили не менее 270 машин (из них только два танка — тяжёлые) в утреннем бою и ещё несколько десятков в течение дня — по воспоминаниям немцев небольшие группы советских танков и даже отдельные машины появлялись на поле боя до вечера. Вероятно, это подтягивались отставшие на марше. С ними боролась уже противотанковая артиллерия, бронетехника была отведена и замаскирована.

Тем не менее, выведя из строя четверть танков противника (а учитывая качественное соотношение сил сторон и неожиданность удара это было чрезвычайно непросто), советские танкисты вынудили его остановиться и, в конечном счёте, отказаться от наступления.

2-й танковый корпус Пауля Хауссера (фактически только в составе дивизии «Лейбштандарт» без танков и тяжелой матчасти, оставленной на фронте) был переведён в Италию.

Советские армии были вынуждены перейти к обороне. После организованного отвода немецких войск советские войска вернулись на ранее оставленные позиции.

Потери

Потери Красной Армии

Оценки боевых потерь в различных источниках сильно отличаются. Генерал Ротмистров утверждает, что за день из строя было выведено с обеих сторон около 700 танков. Официальная советская «История Великой Отечественной войны» приводит сведения о 350 подбитых немецких машинах. Г. Олейников критикует эту цифру, по его подсчётам в сражении не могло принимать участие больше 300 немецких танков. Советские потери он оценивает в 170—180 машин. Согласно докладу, который представил по итогам сражения Сталину представитель Ставки А. М. Василевский, «в течение двух дней боёв 29-й танковый корпус Ротмистрова потерял безвозвратными и временно вышедшими из строя 60 % и 18-й корпус — до 30 % танков». К этому нужно добавить значительные потери пехоты. В ходе боёв 11—12 июля наибольшие потери понесли 95-я и 9-я гвардейские дивизии 5-й гвардейской армии. Первая потеряла 3334 человека, в том числе убитыми почти 1000 и пропавшими без вести 526 человек. 9 гв. вдд потеряла 2525, убитыми — 387 и пропавшими без вести — 489.

Сводные данные о потерях 5-й гв. ТА за 12 июля

Соединение	Личный состав, всего	Безвозвратные потери	Источник потерь	Танков и САУ в строю	Участвовало в бою	Потери (сгорело / подбито)	Источник потерь танков и САУ	В строю на 13.00 13.07.43
18 тк	471	271	ЦАМО, ф. 18 тк, оп. 2, д. 5, л. 125	183	149	84 (35/49)	ЦАМО, ф. 5 гв. ТА, оп. 4948, д. 75, л. 32	33
29 тк	1991	1033	ЦАМО, ф. 332, оп. 4948, д. 80, л. 7	215	199	153 (103/50)	ЦАМО, ф. 332, оп. 4948, д. 46	51
2 тк	124	36		59	52	22 (11/11)	ЦАМО, ф. 5 гв. ТА, оп. 4948, д. 67, л. 12, 70, 203	44
2 гв. тк	550	145		140	138	54 (29/25)	ЦАМО, ф. 5 гв. ТА, оп. 4948, д. 75, л. 20, 28, 34	80
5 гв. мк (на 18.00)	405	?		158	66	15 (5/10)	ЦАМО, ф. 5 гв. ТА, оп. 4948, д. 70, л. 137	158

Диаграмма справа показывает динамику опознанных (есть ФИО и дата смерти) захоронений Красной Армии за июль 1943 г. под Прохоровкой и даёт наглядное представление о событиях тех дней..

Потери Вермахта

Согласно исследованиям А. Томзова, ссылающегося на данные немецкого федерального Военного Архива, в ходе боёв 12—13 июля дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер» потеряла безвозвратно 2 танка Pz.IV, в долгосрочный ремонт было отправлено 2 танка Pz.IV и 2 — Pz.III, в краткосрочный — 15 танков Pz.IV и 1 — Pz.III. Общие же потери танков и штурмовых орудий 2 тк СС за 12 июля составили около 80 танков и штурмовых орудий, в том числе не менее 40 единиц потеряла дивизия «Мёртвая Голова», в утреннем бою не участвовавшая.

Наличие боеспособных танков и штурмовых орудий во 2 тк СС на вечер 13 июля 1943 г.

Номер, наименование соединения	Pz.II	Pz.III 50/L42	Pz.III 50/L60	Pz.III 75 мм	Pz.IV L24	Pz.IV L43 и L48	Pz.VI «Тигр»	Т-34	StuG	Bef.Pz. III	Всего танков и StuG
Тд Лейбштандарте-СС «Адольф Гитлер»	4	—	5	—	—	31	3	—	20	7	70
Тд СС «Дас Райх»	—	—	43	—	—	20	1	11	24	8	107
Тд СС «Тотенкопф»	—	—	32	—	3	14	0	—	20	5	74
Всего 2 тк СС	4	—	80	—	3	65	4	11	64	20	251

Память

В память о погибших под Прохоровкой 3 мая 1995 года к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне в Прохоровке был открыт Храм Святых Апостолов Петра и Павла (день празднования этих святых приходится на 12 июля, день сражения). На мраморных плитах его стен высечены имена 7 тысяч погибших здесь воинов.

В произведениях культуры и искусства

• В книге «Курская битва» И. Маркина. (Воениздат) 1953 год.
• В «Освобождение (киноэпопея)», (Режиссёр: Озеров, Юрий Николаевич), фильм первый «Огненная дуга» события под Прохоровкой излагаются в версии некоторых советских генералов и маршалов.
• Шведская группа Sabaton посвятила данному сражению песню «Panzerkampf».
• У шведской группы Marduk в альбоме Iron Dawn есть песня «Prochorovka: Blood And Sunflowers» (Прохоровка: кровь и подсолнухи).
• В видеоигре Блицкриг есть миссия «Битва за Прохоровку».
• В видеоигре Panzer Front есть миссия «Октябрьский», где можно поучаствовать в бою под Прохоровкой на участке свх. Октябрьский.
• В ММО World of Tanks одна из карт называется «Прохоровка». С последним обновлением была добавлена «историческая» версия карты под названием «Огненная дуга», сделанная частично по документальным материалам.
• В шутере Call of Duty: United Offensive есть танковая миссия «Курск», а действия разворачиваются около Прохоровки.

Интересные факты

• В рассказе Ивана Ефремова «Звёздные корабли» (1944, издан - 1948) упоминается рукопись молодого учёного, «погибшего в грандиозном танковом сражении», найденная в оставленном на поле подбитом танке.

См. также

• Битва за Дубно — Луцк — Броды
• Битва под Сенно
• Звонница на Прохоровском поле

Литература

• Ротмистров П. А. Танковое сражение под Прохоровкой. — М.: Воениздат, 1960. — 108 с. — (Героическое прошлое нашей Родины).
• Война. Народ. Победа. 1941—1945. — М.: Политиздат, 1976.
• Олейников Г. А. Прохоровское сражение (июль 1943). — СПб.: Нестор, 1998.
• Замулин В. Н. Прохоровка — неизвестное сражение великой войны. — Москва: Транзиткнига, АСТ, 2006. — 736 с. — 5000 экз. — ISBN 5-17-022743-4.
• Лев Лопуховский. [nvo.ng.ru/history/2003-10-31/5_prohorovka.html Прохоровка — без грифа секретности]. Независимое военное обозрение. [www.webcitation.org/67laEos2Y Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].
• Лопуховский, Лев. Прохоровка (без грифа секретности). М.: Яуза; Эксмо, 2008, 605 с.
• [www.gov.karelia.ru/Karelia/749/51.html Битва под Прохоровкой: победа или поражение?]. Военный вестник. [www.webcitation.org/67laJN8bh Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].
• [www.hrono.ru/biograf/bio_r/rotmistrov.html Павел Алексеевич Ротмистров]. Хронос. — Биография. [www.webcitation.org/67laJzHyE Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].
• В. Сафир. [www.volk59.narod.ru/Safir.htm Ещё раз о прохоровском сражении. Две книги — два подхода]. — Рецензия на книги В. Замулина и Л. Лопуховского о Прохоровском сражении. [www.webcitation.org/67laKQtTD Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].
• Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны.. — Москва: Воениздат. Военное издательство Министерства обороны СССР., 1968. — С. 159, 171. — 416 с. — 200 000 экз.
• Жуков Г.К. Воспоминания и размышления.В 3-х томах. Том 3.. — 8-е. — Москва: Агентство печати Новости., 1998. — С. 53-60. — 351 с. — 300 000 экз.
• Свердлов Ф.Д. Неизвестное о советских полководцах.. — Москва, 1995. — С. 56.
• Соколов Б. В. Красная Армия против войск СС. — М.: Яуза,; ЭКСМО, 2008. 448 с. ISBN 978-5-699-31086-9

Ссылки

• [map31.ru/Map/MapView.aspx?ms=12&ls=%d0%9f%d1%80%d0%be%d1%85%d0%be%d1%80%d0%be%d0%b2%d1%81%d0%ba%d0%b8%d0%b9+%d1%80%d0%b0%d0%b9%d0%be%d0%bd&key=17640&sc=50000 Место сражения на карте]

Отрывок, характеризующий Сражение под Прохоровкой

– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]