Прохор Лебедник

Прохор Лебедник
Преподобный Прохор Чудотворец
Рождение	Смоленск
Смерть	1107(1107) Киев
Почитается	в православной церкви
В лике	преподобный
Главная святыня	мощи в Ближних пещерах Киево-Печерской лавры
День памяти	и 10 (23) февраля и 28 сентября (11 октября) в Соборе преподобных отцов Киево-Печерских в Ближних пещерах почивающих
Подвижничество	аскетизм, чудотворения

Прохор Лебедник (?—1107) — древнерусский православный святой, монах Печерского монастыря, преподобный. Вёл аскетичный образ жизни, ел не обычный хлеб, а собирал лебеду и, перетирал её своими руками в муку, делал себе хлеб и им питался. В летнее время он заготовлял себе такой хлеб на весь год. Он не ел ничего, кроме просфоры в церкви в келии, даже овощей, и не пил ничего, кроме воды, за это и был прозван «лебедником».

Во время жизни святого от постоянных войн начался голод на Руси. Прохор начал делать ещё больше хлеба из лебеды, и начал раздавать его неимущим и погибающим от голода. Люди, чтобы пропитаться во время голода, начали тоже делать хлеб из лебеды, но не могли есть от горечи. Тогда все начали обращаться к святому, и он не отказывал никому. На вкус этот хлеб казался сладким, как будто он был смешан с мёдом. Этот хлеб давался только с благословением, а если кто брал его тайно, то такой хлеб становился чёрным и горьким.

Один из монахов взял хлеб тайно, без благословения, и начал есть, хлеб на вкус оказался горьким сверх меры, так что он не мог его есть. Так случалось несколько раз. Придя к игумену он рассказал ему происшедшее. Игумен, не поверив рассказу, приказал ещё раз украсть хлеб у святого, когда хлеб был принесён, хлеб оказался горьким. Хлеб, полученный с благословением, оказывался сладким. После этого чуда Прохор прославился.

Позже, в результате междоусобиц князя Святополка Изяславича с волынским князем Давыдом Игоревичем в Киеве не стало карпатской соли. Блаженный Прохор, видя это, собрал в свою келию пепел со всех келий, и молившись превращал пепел в чистую соль. Чем больше святой раздавал соли, тем больше её становилось, так что соли стало достаточно не только для монастыря, но и для остальных людей. Собравшись вместе, все торговцы, которые не могли торговать солью, пришли к князю Святополку с жалобой на блаженного: «Прохор, черноризец Печерского монастыря, отнял у нас большие деньги: всех неотступно привлек он к себе за солью, а мы, платящие тебе подати, не можем сбыть своей соли и через него разорились».

Князь же решил украсть соль у монаха и решить эту проблему, да ещё и заработав себе денег. Когда соль была перевезена, он пришёл сам посмотреть на неё, но увидел только пепел. Князь, продержав пепел три дня, и после этого приказал ночью его выкинуть. Тот пепел, который высыпали, снова превратился в соль. Тогда князю рассказали всё, что делал блаженный Прохор, и узнав об этом, князь Святополк устыдился, пошёл в Печерский монастырь и примирился с игуменом Иоанном. Из-за этих чудес князь стал с тех пор иметь великую любовь к Пресвятой Богородице и преподобным отцам Антонию и Феодосию Печерским. Прохор прожил ещё немало лет но потом разболелся, князь сам отнёс тело святого в пещеру и своими руками положил его в гроб.

Литература

• Н.В. Квливидзе. [www.pravenc.ru/text/149067.html Бессребники] // Православная энциклопедия / Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. — Церковно-научный центр Русской Православной Церкви «Православная Энциклопедия», 2000-2008. — Т. 5. — 14998 с. — ISBN 5-89572-005-6.
• Прохор (преподобный Печерский) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

• Прохор, преподобный отец печерский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Прохор Лебедник

– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.