Слова излишни

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Прочь слова (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Слова излишни
Away with words / San tiao ren / 三条人
Жанр

драма

Режиссёр

Кристофер Дойл

Продюсер

Хиро Токимори
Нобуру Уоя

Автор
сценария

Кристофер Дойл
Тони Рэйнс

В главных
ролях

Таданобу Асано
Кевин Шерлок

Оператор

Кристофер Дойл

Композитор

Фумио Итабаси

Кинокомпания

Time Warp Inc.

Длительность

90 мин.

Страна

Гонконг Гонконг
Япония Япония
Сингапур Сингапур

Язык

Английский
Японский
Кантонский диалект

Год

1999

К:Фильмы 1999 года

«Слова излишни» (англ. Away with words) — авторский фильм Кристофера Дойла, созданный в 1999 году. Известен также под китайским названием 三條人, означающим примерно «Три человеческих жизни», и японским — 孔雀, означающим «Павлин».





Сюжет

Асано, обладающий феноменальной памятью и потому не забывающий ни слова, прибывает в Гонконг и отправляется на побережье. Именно там в одном баре он знакомится с его содержателем, геем-алкоголиком по имени Кевин. Из-за своих постоянных запоев последний постоянно всё забывает и часто оказывается наказан за это полицией. Постепенно между этими двумя противоположностями завязываются дружеские отношения, для которых и слова не требуются.

Стилистика

Зрительно работа выполнена в обычном для Дойла феерическом стиле c пересыщенными цветами и взбудораженными движениями камеры, во многом оттеняющими переполненное воображение главного героя. По утверждению режиссёра (в финальных титрах) фильм был вдохновлен работами Борхеса (вероятнее всего, рассказом «Фунес, чудо памяти») и «Маленькой книжкой о большой памяти» А. Р. Лурии, в которой описана реальная жизнь пациента (С. В. Шерешевского), отличавшегося подобными феноменальными особенностями психики.

В ролях

Напишите отзыв о статье "Слова излишни"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Слова излишни

Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.