Прощайте, голуби
Прощайте, голуби | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария | |
В главных ролях |
Алексей Локтев |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
97 мин. |
Страна | |
Язык | |
Год | |
IMDb | |
«Проща́йте, го́луби» — советский фильм-мелодрама 1960 года, снятый в духе оттепели Яковом Сегелем.
Сюжет
Генка Сахненко учится в училище и работает. Но у него, практически взрослого и самостоятельного человека, есть одна тайна: после работы он залезает на голубятню. Увлечение голубями у него с детства. Генка доволен работой (он даже обхитрит своего коллегу, мастера Максима Петровича, любящего брать с жильцов за работу), но однажды, поранив руку, он попал в больницу, где подружился с медсестрой Таней. Однако через некоторое время по комсомольской путёвке Генке пришлось уехать работать в другой город, а своих голубей он подарил первокласснику.
Съёмки
Съёмки целиком проходили в городе Киеве — улице Крещатик, площадь Октябрьской революции (Майдан Незалежности) и в районе Чоколовских новостроек по улице Авиации (ныне Антонова), бульвар Ленина (Чоколовский бульвар), улице Уманская. В массовых сценах принимали участие жители микрорайонов.
В ролях
Актёр | Роль |
---|---|
Алексей Локтев | Гена Сахненко |
Светлана Савёлова | Таня Булатова |
Савелий Крамаров | Васька |
Валентина Телегина | Мария Ефимовна |
Сергей Плотников | Максим Петрович |
Леонид Галлис | Константин Булатов |
Антонина Максимова | |
Пётр Вескляров | Илья Захарович |
Вера Предаевич | экскурсовод |
Анна Николаева | Ольга Булатова |
Валентин Брылеев | покупатель мотоцикла |
Александр Сумароков | прохожий с зонтом |
Ольга Наровчатова | диспетчер райконторы «Киевгаза» | Ольга Наровчатова — „Джульетта“
Напишите отзыв о статье "Прощайте, голуби"
Ссылки
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
|
Отрывок, характеризующий Прощайте, голуби
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.