Пругавин, Александр Степанович

Алекса́ндр Степа́нович Пруга́вин (1850—1920) — российский публицист-этнограф, историк, исследователь раскола русской церкви.

Биография

Родился в 1850 году в Архангельске в семье смотрителя народных училищ Архангельской губернии, поступил в местную гимназию. В 1869 году поступил в Московскую Петровскую земледельческую и лесную академию. Учебное заведение не окончил по причине участия в студенческих волнениях, привлекался по процессу «нечаевцев». В результате было запрещено жить в столицах. В апреле 1871 года выслан под надзор полиции в Архангельскую губернию. До 1879 г. Александр Степанович Пругавин обязан был проживать в Архангельской и Воронежской губерниях. В Воронеже в 1872 г. Пругавин организовал революционный кружок, где вел антиправительственную пропаганду. За это в конце 1873 г. был переведен в маленький город Воронежской губернии Коротояк. Там он поступил на службу в земскую управу. Оттуда вёл активную переписку с народниками. Из-за «политической неблагонадежности» снова отправлен в Архангельск, где поступил на службу в местное воинское присутствие. В феврале 1879 года был освобождён от полицейского надзора и переехал в Санкт-Петербург.

Рождение и проживание на Крайнем Севере способствовали проявлению интереса к русскому сектантству и расколу. Первая его статья публицистическая статья по расколу «Знаем ли мы раскол?» была опубликована в «Неделе» в 1877 г. под псевдонимом Борецкого. В дальнейшем публиковался в «Голосе», «Новом Времени», «Русском Курьере», «Стране», «Русской Мысли», «Вестнике Европы», «Русских Ведомостях», «Историческом Вестнике», «Неделе» и других изданиях второй половины XIX века. Выпускал книги. Одна из его книг — «Раскол внизу и раскол вверху. Очерки современного сектантства.» была уничтожена после выхода по постановлению Комитета министров Российской Империи (1882).

Как исследователь старообрядчества, А. С. Пругавин, анализируя причины распространения раскола, предположил, что эти причины следует искать в экономической сфере, прежде всего, в сельском хозяйстве.

В 1917 году уехал в Уфу. Сотрудничал с Белым движением в Сибири, работал в колчаковских газетах. В марте 1920 года был арестован большевиками. Умер в Красноярской тюрьме от сыпного тифа.

Семья

Брат российского экономиста, земского статиста, либерального народника, Виктора Степановича Пругавина (1858—1896).

Основные труды

• Знаем ли мы раскол?//Неделя. 1877. № 49-50
• Еретики//Голос. 1880. № 227, 229, 234.
• Шлиссельбургская крепость//Русская мысль. 1880. № 12.
• Значение сектантства в русской народной жизни//Русская мысль. 1881. № 1
• Раскол и его исследователи//Русская мысль. 1881. № 2.
• Алчущие и жаждущие правды//Русская мысль. 1881. № 10, 12; 1882. № 1.
• Чернокнижники//Русские Ведомости. 1883. № 151—152.
• Губернаторское описание Выгорецкого общества//Исторический Вестник. 1883. № 8.
• Русские сектанты до закона 3 мая 1883 года//Русская Мысль. 1883. № 10 и 11.
• Запросы и проявления умственной жизни в расколе // Русская мысль. М., 1884. Год пятый, кн. I. С. 161—199.
• Самоистребление. Проявление аскетизма и фанатизма в расколе. (Очерки, аналогии, параллели) // Русская мысль. М., 1885. Год шестой, кн. I. С. 79-111 ; год шестой, кн. II. С. 129—155.
• [dlib.rsl.ru/01003724016 Старообрядчество во второй половине XIX века. Очерки из новейшей истории раскола. М.: типография И. Д. Сытина, 1904.]
• [elib.shpl.ru/ru/nodes/8857-prugavin-a-s-monastyrskie-tyurmy-v-borbe-s-sektantstvom-k-voprosu-o-veroterpimosti-m-1905-izdanie-posrednika-dlya-intelligentnyh-chitateley-cxxi#page/1/mode/grid/zoom/1 Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством (К вопросу о веротерпимости).] М.: Типо-литогр. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1905.
• Раскол и сектантство в русской народной жизни. М. : Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1905.
• Старообрядческие архиереи в Суздальской крепости. М. : Типо-литогр. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1908.
• [dlib.rsl.ru/01003761655 Раскол вверху. Очерки религиозных исканий в привилегированной среде. Изд. Т-ва «Общественная польза». — СПб. : Тип. т-ва «Общественная польза», 1909.]

Литература

• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 2: К — П. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2009. С. 444—464 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0125-4 (т. 2)

Ссылки

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907)//enc-dic.com/brokgause/Prugavin-aleksandr-stepanovich-66707.html
• Русский биографический словарь//www.rulex.ru/01160707.htm
• Раскол и сектантство в русской народной жизни (отредактированный на современный русский)//istorus.ru/rossiyskaya-imperiya/187-raskol-i-sektantstvo-v-russkoy-narodnoy-zhizni-1-ya-chast-vstuplenie.html

Отрывок, характеризующий Пругавин, Александр Степанович

– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.