Пруссия

Пруссия
нем. Preußen
1525 — 1947
Флаг (1892—1918) Герб
Пруссия в составе Германской империи
Столица	Кёнигсберг (1525—1701) Берлин (1701—1947)
Язык(и)	немецкий
Площадь	297 007 км² (1939)
Население	41 915 040 чел. (1939)
Форма правления	монархия (1525—1918) республика (1918—1947)
Династия	Гогенцоллерны (до 1918)
История
-  1525	герцогство
- 27 августа 1618	уния с Бранденбургом
- 18 января 1701	королевство
- 9 ноября 1918	Свободное государство
- 30 января 1934	упразднено (де-факто)
- 25 февраля 1947	упразднено (де-юре)
Преемственность
← земли Тевтонского ордена СССР → Польша → Литва → Дания → Германия →

К:Появились в 1525 годуК:Исчезли в 1947 году

Пру́ссия (нем. Preußen) — историческое название ряда районов в восточной и центральной Европе, а именно:

1. Территория, населённая одноимённым балтийским народом — (пруссами), находящаяся восточнее Вислы, на юго-восточном побережье Балтийского моря. В результате Крестового похода завоёванная тевтонскими рыцарями.
2. Территория, разделённая с 1466 на королевскую (западную) часть и северо-восточную (находящуюся под непосредственным управлением великого магистра), которое позднее было преобразовано в Герцогство (с 1525 года).
3. Герцогство под властью курфюрста Бранденбурга (с 1618 года, из немецкой династии Гогенцоллернов). К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Столица располагалась вначале в Кёнигсберге, а после Тридцатилетней войны — в Берлине.
4. Королевство (с 1701 года). С этого момента германские земли Бранденбурга также обозначаются этим историческим названием. В результате разделов Речи Посполитой, в рамках королевства появилась провинция Западная Пруссия, герцогская часть стала называться провинцией Восточная Пруссия. Некоторое время (в наполеоновскую эпоху) из бывших земель Речи Посполитой существовали провинции Южная Пруссия, Новая Восточная Пруссия. После образования Германской империи, Пруссия как Королевство просуществовало до конца 1918 года.
5. Восточная Пруссия — территория в рамках Веймарской республики, возникшей после поражения Германии в 1918 году. В результате разделения Германской Империи земли Западной Пруссии вошли в состав польского государства и был образован т.н. «польский коридор» к Балтийскому морю. Восточная Пруссия не имела сухопутной границы с остальными землями Германии.
6. В рамках Третьего рейха образованы две территории (рейхсгау): Данциг-Западная Пруссия (из оккупированных польских земель) и Восточная Пруссия. В ходе послевоенного переустройства Европы, в 1947 году германские земли исторической территории Пруссия — Бранденбург были ликвидированы по решению союзников.

История

V—XIII века

До XIII века территорию Пруссии населяли пруссы. Они являлись одними из прямых преемников культуры западнобалтийских курганов (VI—I века до н. э.), располагавшейся на территориях Калининградской области, западной Литвы, северо-восточной Польши, северо-западной Белоруссии . Их выделение в отдельный народ из группы родственных племен балтов относят к V—VI векам. При этом характерные черты собственно прусской культуры прослеживаются с начала нашей эры. Первые поселения собственно пруссов возникли на побережье нынешнего Калининградского залива. Затем, вплоть до IX века, пруссы мигрировали на запад, к нижнему течению Вислы.

В XIII веке эта территория была захвачена Тевтонским орденом.

Тевтонский орден (1224—1525)

В 1226 году польский князь Конрад I Мазовецкий попросил помощи у тевтонских рыцарей в борьбе против пруссов, обещав им владение городами Кульм и Дрохичин, а также сохранение за ними захваченных территорий. В 1232 году Тевтонские рыцари прибыли в Польшу. Покорение пруссов и ятвягов, начатое в 1233, завершилось в 1283; два больших восстания пруссов (1242—1249 и 1260—1274) были жестоко подавлены. В 1237 к Тевтонскому ордену присоединились остатки Ордена меченосцев, потерпевшего незадолго до этого поражения от литовцев и земгалов. В результате этого объединения образовалось отделение Тевтонского ордена в Лифляндии и Курляндии — Ливонский орден. После подчинения Пруссии начались регулярные походы против языческой Литвы. В 1308—1309 Тевтонский орден захватил у Польши Восточное Поморье с Гданьском. В 1346 датский король Вальдемар IV уступил ордену Эстляндию. В 1380—1398 орден подчинил Жемайтию (Жмудь), объединив таким образом свои владения в Пруссии и Ливонии, в 1398 захватил остров Готланд, в 1402 приобрел Новую марку.

Угроза со стороны Тевтонского ордена привела к установлению династического союза между Польшей и Литвой (Кревская уния, 1385). В Великой войне 1409—1411 годов Тевтонский орден потерпел поражение при Грюнвальде от объединенных сил Польши и Великого княжества Литовского. По Торуньскому миру (1411) он, отказавшись от Жемайтии и польской Добжиньской земли, выплатил контрибуцию. С этого поражения начинается закат Ордена.

Потерпев поражение в Тринадцатилетней войне (1454—1466), Тевтонский орден лишился Гданьского Поморья, Торуня, Мариенбурга, Эльблонга, епископства Вармии и стал вассалом Польского королевства. Резиденция великого магистра была перенесена в Кёнигсберг. Ливонский орден фактически стал самостоятельным.

Герцогство Пруссия (1525—1618)

В 1525 Великий Магистр Тевтонского Ордена Альбрехт Бранденбургский, перейдя в протестантизм, по совету Мартина Лютера секуляризовал земли Тевтонского ордена в Пруссии, превратив их в светское герцогство, находящееся в ленной зависимости от Польши.

Альбрехт также реформировал всю государственную систему. Создавались новые правительственные учреждения. В 1544 году в Кёнигсберге образован университет, устроенный по образцу других немецких университетов. Реформы Альбрехта сыграли значительную роль в развитии Пруссии, способствовали её экономическому и культурному развитию. Умер Альбрехт 20 марта 1568 года на 78-м году жизни в замке Тапиау (Гвардейск).

После его смерти ситуация в Пруссии вновь осложнилась. Его больной сын, Альбрехт Фредерик, практически не принимал участия в управлении герцогством. С 1578 года Пруссией стали управлять регенты из немецкой династии Гогенцоллернов. Так как у Альберта Фредерика не было сыновей, курфюрст Бранденбурга Иоахим Фридрих женил своего сына Иоанна Сигизмунда на Анне Прусской, дочери Альбрехта, в надежде установить династическое родство и после его смерти присоединить земли Пруссии к Бранденбургу. Так и случилось. В 1618 Альбрехт Фредерик умирает и прусское герцогство переходит курфюрсту Бранденбурга Иоанну Сигизмунду.

Королевская Пруссия (1466—1772)

Часть земель государства Тевтонского ордена, вошедшая в состав Польши в 1466 году в результате Второго Торуньского мира, завершившего Тринадцатилетнюю войну между Орденом и Польшей. Королевская Пруссия пользовалась значительной автономией в составе Польши.

Курфюршество Бранденбург-Пруссия (1618—1701)

Власть Бранденбургских курфюрстов в присоединенных землях Пруссии была довольно шаткой. Во-первых, Пруссия продолжала находиться в ленной зависимости от Польши, во-вторых, Польша сама хотела владеть этими территориями, мечтая присоединить Пруссию к коронным землям в виде воеводства. Бранденбург же в это время сильно страдал от начавшейся Тридцатилетней войны и не мог проводить активную политику по закреплению за собой новоприобретенных земель.

Значительное усиление Бранденбургско-Прусского государства произошло при правлении Фридриха Вильгельма I. Его политика благоприятствовала притоку иммигрантов в разрушенный войной Бранденбург и способствовала его быстрому восстановлению. С целью уничтожения ленной зависимости Пруссии от Польши и достижения её суверенитета курфюрст принял участие в шведско-польской войне 1655—1661 годов. Победа над поляками в трехдневной битве под Варшавой, одержанная при помощи бранденбургских войск, значительно усилила позиции курфюрста. 20 ноября 1656 Карл Χ заключил с курфюрстом договор в Лабиау, по которому Фридрих-Вильгельм получал полный суверенитет в Пруссии. В соответствии с Велявско-Быдгощским трактатом 1657 этот суверенитет признается Речью Посполитой. Теперь на карте Европы появляется новое государство Бранденбург-Пруссия, которое благодаря усилиям Фридриха Вильгельма I значительно усиливается и обрастает новыми землями.

Королевство Пруссия (1701—1918)

18 января 1701 года в Кёнигсберге сын Фридриха Вильгельма курфюрст Бранденбургский Фридрих III был коронован королём Пруссии и принял титул Фридриха I, при этом название Пруссия было присвоено всему Бранденбургско-Прусскому государству.

Хотя никакими особо важными для государства событиями правление Фридриха I отмечено не было, королевский титул правителя поднял международный престиж Пруссии.

После смерти Фридриха I в 1713 году на прусский престол вступил Фридрих Вильгельм I, прозванный Королём-солдатом. Фридрих-Вильгельм I перестроил властные структуры больших городов, таких как Берлин, Кёнигсберг и Штеттин. Города получали назначенных королём штадт-президентов, одновременно становящихся председателями военных и земельных палат в данной провинции. Во время его правления прусская армия стала сильнейшей армией в Европе.

С 1740 по 1786 гг. королём Пруссии был Фридрих II Великий. В этот период Пруссия участвовала в многочисленных войнах. Уже в 1740 году начинается Война за австрийское наследство (1740—1748), в результате которой Пруссия захватила большую часть Силезии.

В 1756—1763 годах Пруссия участвовала в Семилетней войне, в которой одержала победу, понеся, однако, большие потери. В 1757 и 1759 годах Пруссия потерпела поражение от русских войск в битве при Гросс-Егерсдорфе и в Кунерсдорфском сражении. В итоге большинство прусских провинций были заняты либо русскими, либо австрийцами. Однако в 1762 году после смерти императрицы Елизаветы пришедший к власти Пётр III заключил с Фридрихом II перемирие и вернул земли, завоёванные русской армией. Вслед за Россией перемирие было заключено 22 мая 1762 года между Пруссией и Францией, а 24 ноября — между Пруссией и Австрией. По итогам войны Пруссия окончательно вошла в круг ведущих европейских держав.

Последняя война, в которой участвовала Пруссия во время правления Фридриха II, — Война за баварское наследство 1778—1779 годов. Пруссия одержала победу, однако не получила от войны никаких выгод.

Георгиевский крест 1839 г. для прусских ветеранов-союзников в борьбе с Наполеоном

Фридрих II скончался в 1786 году в Потсдаме, не оставив прямого наследника.

Его преемником стал его племянник Фридрих Вильгельм II. При нём система правления, созданная Фридрихом, стала разрушаться, и начался упадок Пруссии. При Фридрихе Вильгельме II, во время Великой французской революции Пруссия вместе с Австрией составила ядро 1-й антифранцузской коалиции, однако после ряда поражений была вынуждена подписать сепаратный Базельский мир с Францией в 1795 году.

В 1797 году после смерти Фридриха Вильгельма II на престол вступил его сын, Фридрих Вильгельм III. Фридрих Вильгельм оказался слабым и нерешительным правителем. В наполеоновских войнах он долгое время не мог определиться, на чьей он стороне. Он обещал содействие Австрии, но ничего не предпринял после вторжения в эту страну Наполеона в 1805 году, надеясь приобрести от Франции взамен за нейтралитет Пруссии Ганновер и другие земли на севере. 1 октября 1806 года Пруссия предъявила Наполеону ультиматум, а уже 8 октября 1806 года Наполеон напал на Пруссию. В итоге прусская армия была разгромлена Наполеоном в битвах при Йене и Ауэрштедте. По Тильзитскому миру 1807 года Пруссия потеряла около половины своих территорий. В январе 1813 года Пруссия освобождена от наполеоновских войск. По итогам Венского конгресса 1814—1815 годов Пруссии были возвращены Рейнская Пруссия, Вестфалия, Познань и часть Саксонии.

Войны за объединение Германии

В 1848—1850 и 1864 годах Пруссия совместно с Германским союзом вела войну против Дании за обладание герцогствами Шлезвиг и Гольштейн (См. Датско-прусская война 1848—1850, Датская война 1864 года). По итогам второй войны герцогства были объявлены совместными владениями Пруссии и Австрии, стоявшей во главе Германского союза.

Стремление Австрии и Пруссии к объединению всех германских земель под своей эгидой привело к началу в 1866 году Австро-Прусской войны, итогами которой стали аннексия Пруссией территорий Ганновера, Кургессена, Нассау, Шлезвиг-Гольштейна, Франкфурта-на-Майне, достигнутое вследствие этих аннексий территориальное соединение рейнских провинций Пруссии с основной территорией королевства и образование Северогерманского союза, объединившего 21 германское государство.

В 1870—1871 годах Пруссия вела войну против Франции, по итогам которой к Северогерманскому союзу были присоединены южногерманские земли — Баден, Вюртемберг и Бавария. 18 января 1871 года, ещё до окончания войны, в Версале министр-президент Пруссии Бисмарк и прусский король Вильгельм I объявили о создании Германской империи.

С этой даты начинается история Пруссии в составе единого Германского государства.

В составе Германии

Новая империя Бисмарка стала одним из самых могущественных государств из стран континентальной Европы. Господство Пруссии в новой империи было почти столь же абсолютным, как это было в Северо-Германском Союзе. Пруссия имела три пятых площади империи, и две трети её населения. Императорская корона стала наследственной короной династии Гогенцоллернов.

Однако корни будущих проблем находились в глубоких различиях между имперской и прусской системами. Империя имела систему всеобщего и равного избирательного права для всех мужчин старше 25 лет. В то же время, Пруссия сохранила систему голосования с ограничительными тремя классами, в которой 17,5 % населения контролировало все сферы жизни. Имперский канцлер был, за исключением двух периодов (январь-ноябрь 1873 и 1892—1894 годов) также премьер-министром Пруссии, и это означало, что на протяжении большей части существования империи, королю/императору и премьер-министру/канцлеру пришлось искать большинства в избирательных законодательных органах двух абсолютно разных избирательных систем.

На момент создания империи две трети населения Пруссии было сельским. Однако в течение 20 последующих лет положение изменилось и на городские поселения уже приходилось две трети населения. Тем не менее, границы избирательных округов так и не были изменены, чтобы отразить рост населения и влияние городов.

Бисмарк понимал, что остальная часть Европы несколько скептически относится к силе нового Рейха, и обратил своё внимание на сохранение мира вроде Берлинского конгресса.

Вильгельм I умер в 1888 году, и его на троне сменил наследный принц — Фридрих III. Новый император был англофилом и планировал осуществить широкие либеральные реформы. Но он умер через 99 дней с момента своего восхождения на трон. Его наследником стал 29-летний сын, Вильгельм II.

Вильгельм восстал против своих родителей в их либеральных попытках и оставил Пруссию под опекой Бисмарка. Новый кайзер быстро испортил отношения с британской королевской и российской императорской семьями (хотя и был родственно связан с ними), стал их соперником и наконец врагом. Вильгельм II отстранил Бисмарка от должности в 1890 году и начал кампанию милитаризации и авантюризма во внешней политике, что в конечном итоге привело Германию к изоляции.

Во время Австро-Венгерского конфликта с Сербией кайзер уехал в отпуск, и поспешные планы мобилизации нескольких государств привели к катастрофе — Первой мировой войне (1914—1918). За выход из войны большевики, согласно Брестскому миру (1918 год), согласились на оккупацию части Прибалтики и Беларуси, которые граничили с Пруссией. Немецкий контроль над этими территориями длился всего несколько месяцев и прекратился из-за поражения немецкой армии и победы немецкой революции, приведших к отречению кайзера от трона и его изгнанию. По условиям Версальского мирного договора, Германия принимала на себя обязательство признать все независимые государства, образовавшиеся на этой территории.

Послевоенный Версальский договор заставил Германию нести полную ответственность за войну. Договор был подписан в Версале, в зале зеркал, где немецкая империя и была создана. По этому мирному договору Пруссия утратила ряд территорий, ранее входивших в её состав (Верхняя Силезия, Познань, часть провинций Восточная и Западная Пруссия, Саар, Северный Шлезвиг и некоторые другие).

Ещё до завершения войны в Германии вспыхнула Ноябрьская революция 1918 г., заставившая Вильгельма II отречься и от прусского престола, и от связанного с ним титула германского императора. Германия стала республикой, Королевство Пруссия было переименовано в Свободное государство Пруссия.

В составе Веймарской республики

Веймарская республика осталась «союзным государством», а земли были государствами, хотя и с ограниченным суверенитетом. Именно неравноправие её членов, прежде всего, и характеризовало федералистическую структуру Веймарской республики. На территории Пруссии проживало почти 2/3 населения, здесь была широко развита промышленность и военная организация. Вследствие этого Пруссия сохранила своё доминирующее положение в Германии в сравнении с другими германскими землями. Планы территориального переустройства Германии встречали ожесточённое сопротивление. Ст.18 Конституции установила, что территориальные изменения существующих и создание новых земель в пределах Германской империи происходит путём имперского закона, изменяющего конституцию, что в прямом смысле означало, что никакое территориальное переустройство невозможно без согласия Пруссии.

Неравноправие проявлялось и в представительстве земель в Рейхсрате. Пруссия здесь получила 2/5 голосов и ситуацию не могло изменить даже включение в конституцию «антипрусской оговорки», которая предусматривала, что половину прусских голосов должны иметь представители прусских провинциальных управлений, а не прусское правительство. Итак, из 66 голосов в Рейхсрате Пруссия имела 26, Бавария — 11, Саксония — 7, Вюртемберг — 4, Баден — 3, Тюрингия, Гессен, Гамбург — по 2, остальные 9 земель по 1 голосу. Всё это говорило о том, что ни одно решение не могло быть принято против воли Пруссии.

Пруссия в эпоху Третьего рейха

После прихода 30 января 1933 года к власти в Германии национал-социалистов Пруссия продолжала оставаться в составе Германии на особом положении. Уже 30 января рейхскомиссаром Пруссии стал вице-канцлер в сформированном правительстве Адольфа Гитлера Франц фон Папен.

После введения постов имперских наместников (рейхсштатгальтеров) в землях Германии с 7 апреля 1933 года и до своей смерти 30 апреля 1945 года имперским наместником Пруссии был сам А. Гитлер, а её министром-президентом с 11 апреля 1933 до 23 апреля 1945 года был президент Рейхстага Герман Геринг. Ему же 30 января 1935 года А. Гитлер поручил одновременно исполнять свои обязанности рейхсштатгальтера Пруссии, де-юре оставаясь главой прусского государства.

Ликвидация Пруссии

После капитуляции Германии во Второй мировой войне в 1945 году и перехода верховной власти в стране к союзническим властям последними предпринимаются меры по расформированию огромной Пруссии, рассматриваемой ими как оплот германского милитаризма и реакции. В течение 1945—1946 гг. распоряжениями союзнических властей из состава Пруссии изымаются различные её территории.

Этот процесс завершился с принятием союзным Контрольным советом в Германии 25 февраля 1947 года Закона «О ликвидации Прусского государства». 1 марта 1947 года Контрольным советом официально заявлено о том, что Прусское государство «являлось источником милитаризма и реакции в Германии», и поэтому оно больше не существует.

Восточная Пруссия была разделена между Советским Союзом и Польшей. В состав Советского Союза вместе со столицей Кёнигсбергом (который был переименован в Калининград) вошла одна треть Восточной Пруссии, на территории которой была создана Калининградская область. Небольшая часть, включавшая часть Куршской косы и город Клайпеда (Клайпедский край), была передана Литовской ССР. К Польше отошли Нижняя Силезия, большая часть Померании и другие территории к востоку от линии Одер-Нейсе.

Остальные территории упраздненного Прусского государства вошли в состав других федеральных земель Германии, таких, как Бранденбург, Гессен, Нижняя Саксония, Рейнланд-Пфальц, Северный Рейн-Вестфалия, Саксония-Анхальт, Тюрингия, Шлезвиг-Гольштейн, Мекленбург-Передняя Померания, Баден-Вюртемберг, Саар. В 1990 году самостоятельной землей Германии стала бывшая столица Пруссии — Берлин.

Таким образом, из 16 земель современной Федеративной Республики Германия 12 полностью или частично расположены на территориях, ранее входивших в состав Пруссии.

Значение Пруссии

Исторически Пруссия являлась центром и главой земель Германии. С 1871 года, после образования единой Германской империи, стала терять свои позиции в качестве самостоятельного субъекта, поскольку, возглавив объединение страны, стала в обыденном сознании в значительной степени синонимична новому государству.

География и население Пруссии

Территория Пруссии значительно изменялась с течением времени. Так, в XIV веке Пруссия включала в себя территорию нынешнего Варминьско-Мазурского воеводства Польши, Калининградской области и Клайпедского района Литвы.

В начале XX века королевство Пруссия включало в себя «собственно Пруссию» (Восточную и Западную Пруссию), Бранденбург, провинцию Саксония (территория нынешней земли Саксония-Анхальт и часть земли Тюрингия), Померанию, Рейнскую провинцию, Вестфалию, Силезию, Лужицу, Шлезвиг-Гольштейн, Ганновер, Гессен-Нассау и провинцию Гогенцоллерн.

В 1914 году площадь территории Пруссии составляла 354 490 км².

Население Пруссии по годам (1740—1939)

Изменение численности населения Пруссии

Год	Население	Год	Население	Год	Население
1740	2 240 000	1840	14 929 000	1890	29 957 000
1786	5 430 000	1852	16 935 000	1900	34 473 000
1800	9 700 000	1861	18 491 000	1910	40 165 000
1816	10 349 000	1864	19 255 000	1925	38 176 000
1828	12 726 000	1871	24 689 000	1933	39 934 000
1834	13 510 000	1880	27 279 000	1939	41 334 000

Награды Пруссии

Ордена Пруссии

• Орден Чёрного Орла нем. Hohen Orden vom Schwarzen Adler 18. Januar 1701
• Орден «За заслуги» нем. Orden «Pour le Mérite» 31.05.1740
• Орден «За заслуги в науке и искусстве» (Пруссия) нем. Orden «Pour le Mérite» für Wissenschaft und Künste
• Орден Красного орла нем. Roter Adlerorden
• Орден Лебедя нем. Schwanenorden
• Орден Короны нем. Kronen-Orden
• Королевский орден дома Гогенцоллерн нем. Königlicher Hausorden von Hohenzollern 18 января 1851 года
• Королевский прусский орден Святого Иоанна нем. Königlich Preußischer St Johanniterorden
• Княжеский орден дома Гогенцоллерн нем.  Hausorden von Hohenzollern
• Орден Луизы нем. Luisenorden
• Железный крест (орден) нем. Eisernes Kreuz

См. также

• Боруссия
• Малая Литва
• Исторические области Польши

Литература

• Пруссия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Иванов В. В. [www.inslav.ru/images/stories/books/BSI-XIX%282014%29.pdf К происхождению этнонима пруссов. Название Purušḫanda (княжество и город III–II тыс. до н.э.)] // [www.inslav.ru/izdaniya/arxiv/8-2009-08-05-10-47-42/108--l-r Балто-славянские исследования, 2014] / Отв. ред. Иванов В. В.. — М.*СПб: Нестор-История, 2014. — С. 5—20.

Ссылки

• [www.runivers.ru/doc/d2.php?SECTION_ID=7458&CENTER_ELEMENT_ID=226713&PORTAL_ID=7455 Э. Лависс. Очерки по истории Пруссии.]

Отрывок, характеризующий Пруссия

Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.