Прута

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Прута́ (ивр.פרוטה‏‎) — медная монета малого достоинства, выпуск которой был начат во времена династии Хасмонеев (примерно с середины II века до н. э.) и прекращён в конце I века н. э. Название монеты встречается в текстах Мишны и Талмуда. Цена монеты определялась стоимостью чистого серебра весом соответствуюшим половине ячменного зерна. В современном мире принимается как 1/40 грамма.
Название «прута» имела также разменная денежная единица, выпускавшаяся в Израиле с 1949 по 1956 год.





Предыстория

Пришедший в 175 году до н. э. к власти в империи Селевкидов Антиох IV Епифан стремился ускорить процесс эллинизации подвластных народов, в том числе евреев[1]. Летом 167 года Антиох издал ряд указов, прямо направленных против иудаизма как религии[2]. Гонения носили беспрецедентный для древнего мира характер[3]. Это катализировало противоречия между эллинизированным населением и еврейскими традиционалистами. Началось вооружённое сопротивление[4][5]. В декабре 164 года повстанцы овладели Иерусалимом[6][7]. Иудейское государство было восстановлено в 142 году до н. э.[8][9][10] Первым вождём восставших был священник (коэн) Маттафия Хасмоней (Маттитьягу), а затем его третий сын Иуда (Иехуда) Маккавей. В 140 году до н. э. официально избранным правителем, первосвященником и главнокомандующим Иудеи стал второй сын Маттафии — Симон (Шим‘он), который собрал для этого в Иерусалиме Великий Собор (Кнессет гдола), утвердивший Симона в этих должностях. Это назначение стало наследственным и должно было передаваться потомкам Симона «до того как явится истинный пророк». С этого момента ведётся формальный отсчёт правления династии Хасмонеев[11][12].

История первых еврейских монет

С возникновением независимого государства Хасмонеев (135—37 гг. до н. э.) начинается история еврейских монет. Симон, основатель династии Хасмонеев, был официально признан Антиохом VII в качестве царя с правом свободной чеканки монеты для своей страны с собственным клеймом. Во время его правления появилась единственная монета, которую из-за греческой надписи нумизматы приписывают Антиоху VII. Однако общепризнанно, что это первая еврейская прута, отчеканенная в Иерусалиме во время правления Симона и его сына Иоанна Гиркана I (142—104 гг. до н. э.)[13]. Монеты хасмонейского периода — мелкие медные пруты и лепты. В соответствии со второй заповедью, на хасмонейских монетах не было изображений людей или животных. Большинство эмблем (одинарный или двойной рог изобилия, венок, якорь, цветок, звезда, шлем и т. п.) заимствованы с селевкидских монет. К обычным эллинистическим мотивам добавлены некоторые еврейские, например плод граната. Хасмонейские монеты несут надписи древним еврейским письмом, а монеты Александра Янная и Антигон II Маттитьяху — также на греческом. После имени хасмонейского правителя обычно следует надпись: «первосвященник евреев». За единственным исключением на хасмонейских монетах не указан год чеканки, что затрудняет их датировку. До сих пор не выяснено, кто чеканил монеты с надписью «Иехуда первосвященник» — Аристобул I или Аристобул II. Монеты с надписью «Иехонатан первосвященник» приписываются Александру Яннаю. Чеканил ли монету Гиркан II — неизвестно. Бронзовые монеты с греческими надписями чеканила и династия Ирода (правила с 37 г. до н. э. по 95 г. н. э.) Так, прута Агриппы I датирована «год шестой» (42 г. н. э.) и несёт изображения зонтообразного царского балдахина и трёх ячменных колосьев[14].

Денежная система в античной Иудее

При Хасмонеях прута была прочно связана с греческой денежной системой.

1 серебряная драхма = 6 оболам = 48 халкам = 168 прутам = 336 лептам.

После монетной реформы последнего из правителей Хасмонейской династии Антигона Маттитьягу (40-37 гг. до н. э.), за 384 пруты стали давать 1 шекель серебра, а 96 прут приравняли к одному денарию. Соотношение сохранялось и в правление Ирода Великого.

Назначенный в 6 г. н. э. первый римский префект Копоний приравнял пруту к ассу. Для этого вес пруты был немного увеличен. Теперь 256 прут (ассов) стали равняться одному серебряному шекелю, а 64 пруты (асса) — одному денарию.

После 70 года н. э. пруты более не чеканились и официально не обращались[15].

Напишите отзыв о статье "Прута"

Примечания

  1. Штереншис, 2008, с. 139-140.
  2. Штереншис, 2008, с. 142.
  3. Штерн, 2001, с. 101, 104.
  4. Штереншис, 2008, с. 143.
  5. Штерн, 2001, с. 104-105.
  6. Джонсон, 2001, с. 119-121.
  7. Штерн, 2001, с. 106.
  8. Штереншис, 2008, с. 146.
  9. Джонсон, 2001, с. 122.
  10. Штерн, 2001, с. 110.
  11. Штереншис, 2008, с. 147.
  12. Штерн, 2001, с. 111.
  13. [www.judaea.ru/judaea_coins/hasmonaim/ Первая иудейская прута]. Проверено 14 октября 2013.
  14. [www.eleven.co.il/article/13015 Статья «Нумизматика» из ЭЕЭ]. Проверено 11 октября 2013.
  15. David Hendin. Revised and Expanded // [www.amazon.com/Guide-Biblical-Coins-David-Hendin/dp/0965402959 Guide to Biblical Coins]. — 4th Edition. — NY: Amphora Books, 2001. — ISBN 0-9654029-2-4.

Литература

  • Hendin D.[en], Kreindler H. Guide to Biblical Coins. — 4th Edition Revised and Expanded. — NY: Amphora, 2001. — ISBN 0965402924.
  • Hendin D.[en]. [numismatics.academia.edu/DavidHendin/Papers/327796/The_Metrology_of_Judaean_Small_Bronze_Coins The Metrology oj Judaean Small Bronze Coins]. — AJN Second Series 21 (2009), pp. 105—121. — NY: [numismatics.org/ The American Numismatic Society], 2009.
  • Штерн М. Часть II. Период Второго Храма // История еврейского народа = History of the Jewish people / Под ред. Ш. Эттингера. — Москва—Иерусалим: Мосты культуры/Гешарим, 2001. — 678 с. — 3000 экз. — ISBN 5-93273-050-1.
  • Джонсон П. Популярная история евреев = The History of the Jews / Пер. с англ.: И. Зотова. — М.: Вече, 2001. — 672 с. — 7000 экз. — ISBN 5-7838-0668-4.
  • Штереншис М. Евреи: история нации. — Герцлия: Исрадон, 2008. — 560 с. — 5000 экз. — ISBN 978-5-94467-064-9.


Отрывок, характеризующий Прута

Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.