Прутц, Роберт Эдуард

Роберт-Эдуард Прутц
Роберт-Эдуард Прутц. около 1872 г.
Дата рождения:	30 мая 1816(1816-05-30)
Место рождения:	Штеттин (теперь Щецин, Германский союз
Дата смерти:	21 июня 1872(1872-06-21) (56 лет)
Место смерти:	Штеттин (теперь Щецин Германская империя
Гражданство:
Род деятельности:	педагог, поэт, драматург, журналист
Направление:	политическая тематика
Язык произведений:	немецкий

Роберт-Эдуард Прутц (нем. Robert-Eduard Prutz; 30 мая 1816, Штеттин (теперь Щецин, Польша) — 21 июня 1872, там же) — немецкий поэт, драматург и историк литературы. Редактор. Профессор Университета Галле.

Биография

Изучал филологию, философию и историю в университетах Берлина, Бреслау и Галле. Окончив в 1838 университет в Галле, сблизился с известным писателем Арнольдом Руге и стал работать в его журнале «Hallesche Jahrbücher». Но уже в 1840 г. крайние воззрения Прутца заставили его переселиться в Дрезден, а затем в Йену, где он безуспешно добивался кафедры; в 1843 г., напечатав одно стихотворение, не пропущенное цензурой, он должен был покинуть Веймар. Опубликованные в это время сборники его стихотворений («Gedichte», 1841; «G., Neue Sammlung», 1843), по преимуществу политического содержания, завоевали ему широкую известность.

Возвратившись в Галле, он усердно занялся историей литературы и в 1843—1848 гг. издавал «Litterarhistorisches Taschenbuch». Не добившись в Галле не только кафедры, но и разрешения читать публичные лекции, в 1846 г. он переселился в Берлин, где его публичный курс «Ueber die Geschichte der Entwickelung des deutsch. Theaters» пользовался большим успехом. На новый курс об истории немецкой литературы было, однако, наложено полицейское запрещение, и он в 1847 г. стал во главе гамбургского театра, издавая в то же время и «Dramaturgische Blätter».

Революция 1848—1849 годов в Германии нашла в Прутце одного из своих энергичнейших деятелей. Прочитав в феврале ряд лекций в Дрездене о новейших событиях, он в марте в Берлине стал одним из вожаков конституционно-демократического клуба. Новые веяния позволили ему, наконец, занять кафедру истории литературы в Галле, где он оставался до 1859 г., пользуясь большим и заслуженным успехом.

В своё время наделали также много шума драмы Прутца (собр. в «Dramatische Werke» 1847—49: «Karl v. Bourbon», «Moritz v. Sachsen» и др.).

В 1861 г. он вместе с В. Вольфсоном основал журнал «Deutsches Museum», который редактировал до 1866 г.

Творчество

Роберт-Эдуард Прутц — представитель группы, так называемых, «политических поэтов» 1848 г. Из многочисленных и разнообразных сочинений Прутца наиболее значимы:

• романы
  • «Das Engelchen» (1851),
  • «Die Schwägerin» (1851),
  • «Der Musikantenturm» (1865),
  • «Helene» (1856),
  • «Der Weg zum Ruhme» (1857),
  • «Oberndorf» (1862);
• сборники стихов
  • «Aus der Heimat» (1858),
  • «Aus goldenen Tagen» (1861),
  • «Buch der Liebe» (1869);
  • «Ver sacrum»,
  • «Was wir wollen»,
  • «Billigkeit»,
  • «Zensur»
  • «Praktischer Rat»
• пьеса
  • «Die politische Wochenstube»
• историко-литературные исследования
  • «Die politische Poesie der Deutschen» (1845),
  • «Geschichte des deutschen Journalismus» (1845),
  • «Kleine Schriften zur Politik u. Litteratur» (1847),
  • «Neue Schriften» (1854);
  • «Goethe» (1856),
  • «Die deutsche Litteratur der Gegenwart» (1860)

На русский язык стихотворения Прутца переводили А. Н. Плещеев и Н. И. Позняков.

Литература

• Прутц, Роберт-Эдуард // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [de.wikisource.org/wiki/ADB:Prutz,_Robert Prutz, Robert] (нем.)

Отрывок, характеризующий Прутц, Роберт Эдуард

Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.