Прюдон, Пьер Поль

Пьер Поль Прюдон
Имя при рождении:	Pierre Prud'hon
Дата рождения:	4 апреля 1758(1758-04-04)
Место рождения:	Клюни, Франция
Дата смерти:	14 февраля 1823(1823-02-14) (64 года)
Место смерти:	Париж, Франция
Гражданство:	Франция Франция
Жанр:	Портреты, мифологические и аллегорические полотна
Учёба:	Лионская художественная школа
Стиль:	Классицизм
Влияние:	Жан-Батист Грёз, Эдме Бушардон, Леонардо да Винчи, Антонио да Корреджо
Влияние на:	Майер, Констанция
Награды:	Prix de Rome
Работы на Викискладе

Пьер Поль Прюдо́н (фр.  Prud’hon, Pierre Paul, 1758—1823) — французский живописец и график.

Биография

Пьер Прюдон родился 4 апреля 1758 года в небольшом городке Клюни (южная Бургундия, Франция) и был девятым сыном в семье резчика по камню. Позже он взял более аристократический псевдоним Пьер-Поль Прюдон.

В 1773 году приехал в Дижон, где поступил в Художественную школу, возглавляемую Франсуа Девожем, который познакомил его с творчеством художника Жана-Батиста Грёза и скульптора Эдме Бушардона. Оба мастера сыграли определенную роль в формировании молодого художника.

В 1780—1783 продолжил обучение в Париже, в Королевской академии живописи и скульптуры.

В 1784 году он получил Римскую премию (Prix de Rome). Лауреат премии получал возможность отправиться на учёбу в Рим за счёт патрона премии. Прюдон путешествовал по Апеннинскому полуострову более четырёх лет — в 1784—1789 годах. Значительное впечатление на художника произвели работы Леонардо да Винчи и Антонио да Корреджо.

По возвращении Прюдон поселился в Париже, зарабатывая на жизнь рисунками и миниатюрами. Свой первый серьёзный заказ он получил в 1798 году — роспись потолка во дворце Сен-Клу (Saint-Cloud).

После прихода к власти Наполеона много работает при новом дворе, ему покровительствует императрица Жозефина. Впрочем, и вторая жена Наполеона Мария-Луиза Австрийская заказывала картины у Прюдона.

Наиболее значительные произведения художника относятся к концу XVIII — началу XIX века. В основном это картины на мифологические и аллегорические сюжеты, а также работы назидательного характера. В творчестве Прюдона черты позднего классицизма сочетаются с грацией и мягкостью. Вместе с тем в ряде произведений он предвосхищает настроения, свойственные искусству романтизма.

Прюдон также разрабатывал мебель и интерьеры в стиле классицизма.

Наиболее известные произведения

• «Сен-Жюст» (1793). Лион, Музей изящных искусств
• «Мадам Антони с детьми» (1796). Лион, Музей изящных искусств
• «Мудрость и Истина, сходящие на землю» (1799). Париж, Лувр
• «Триумф Бонапарта» (1800). Лион, Музей изящных искусств
• «Невинность, предпочитающая Любовь Богатству» (1804). Санкт-Петербург, Эрмитаж
• «Портрет Жозефины Богарне» (1805). Париж, Лувр
• «Диана, умоляющая Юпитера», роспись плафона (1808). Париж, Лувр
• «Психея, уносимая зефирами» (1808). Париж, Лувр
• «Правосудие и Божественное возмездие, преследующие Преступление» (1808). Париж, Лувр
• «Портрет императрицы Марии Луизы» (1811). Париж, Лувр
• «Мадам Жарр» (1822). Париж, Лувр

См. также

• Майер, Констанция

Ссылки

• [www.artfrance.ru/art/p/prudon/main2.htm Биография Пьера Поля Прюдона и виртуальная галерея его картин на проекте Artfrance.ru]

Отрывок, характеризующий Прюдон, Пьер Поль

После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.