Прямухино

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Село
Прямухино
Страна
Россия
Субъект Федерации
Тверская область
Муниципальный район
Сельское поселение
Координаты
Население
223[1] человек (2010)
Часовой пояс
Почтовый индекс
172101
Автомобильный код
69
Код ОКАТО
[classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=28234826001 28 234 826 001]

Пряму́хино[2] — село, центр Прямухинского сельского поселения Кувшиновского района Тверской области. Расположено на реке Осуга в 28 километрах от районного центра Кувшиново. По данным переписи 1989 года проживало 282 жителя. В 1997 году − 92 хозяйства, 244 жителя.

В селе имеется действующая[3] Троицкая церковь, построенная Бакуниными в 1836 году[4]. Здание церкви является памятником архитектуры XIX века.

В советское время Прямухино являлось главной усадьбой колхоза им. Ульянова-Ленина. В селе имеются средняя школа, клуб, библиотека и больница.





Усадьба Прямухино

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=6900848000 объект № 6900848000]
объект № 6900848000

В Прямухино находилась усадьба — родовое имение Бакуниных, в которой родился и провёл свои ранние годы известный русский революционер, идеолог анархизма Михаил Александрович Бакунин. При средней школе села Прямухино, располагающейся на территории бывшей усадьбы Бакуниных, в настоящее время имеется музей Бакуниных.

Родоначальником рода Бакуниных в Прямухино является Михаил Васильевич Бакунин[5], который купил это имение на имя своей жены Любови Петровны[6] у С. Н. Шишкова[7] 8 апреля 1779 года.

Третий сын Михаила Васильевича Бакунина и его супруги Любови Петровны — Александр[8] по настоянию родителей в марте 1790 года вернулся в Россию с дипломатической службы из-за границы (Италия, Франция) и 14 июля 1790 года ушёл со службы, а 31 марта 1791 года вышел в отставку в чине надворного советника. Некоторое время он жил в Петербурге, увлекался поэтичеким творчеством, входил в литературный кружок своего родственника Н. А. Львова, а потом поселился в Прямухино. Здесь Александр Михайлович восстановил пришедшее в упадок хозяйство, завёл приносящие доход производства, рассчитался с долгами. В 1806 году он избирался предводителем дворянства Тверской губернии. В октябре 1810 года он женился на Варваре Александровне Муравьёвой, бывшей младше его на 24 года[9]. После женитьбы супруги некоторое время жили в Твери, а осенью 1811 года они переехали для проживания в Прямухино.

В первой половине XIX века усадьба Прямухино, принадлежавшая супругам Александру Михайловичу и Варваре Александровне Бакуниным — родителям Михаила Бакунина, являлась одним из культурных центров как Тверской губернии, так и европейской части России. В Прямухино в гостях у Бакуниных бывали В. Г. Белинский, Н. В. Станкевич, Т. Н. Грановский и другие известные деятели русской культуры.

В 30-х и 40-х годах XIX столетия семейство Бакуниных, по своим связям с кружком Станкевича, сыграло значительную роль в развитии русской литературы и общественной мысли того времени, причем немаловажное участие в истории этого кружка имели дочери А. М. Бакунина: Любовь, Варвара, Татьяна и Александра, младшая дочь Софья умерла ребёнком[10].

Известно, что осенью 1881 года в Прямухино гостил Л. Н. Толстой, а в 1897 году в Прямухино приезжал Максим Горький, который несколько месяцев жил недалеко от Прямухино — в Кувшиново, где он собирал материал для своей литературной работы. Считается, что его книга «Жизнь Клима Самгина» в некоторых частях основана на материалах этих наблюдений. В настоящее время усадьба Прямухино объявлена историко-природным заповедником. К сожалению, от большого дома усадьбы Бакуниных и других строений на территории усадьбы сохранилось лишь несколько строений, в том числе остатки крыла южного флигеля усадьбы с интересной колоннадой. Сохранился также обширный парк, спускающийся к реке Осуге, конца XVIII — начала XIX веков, однако также в настоящее время далекий по своему внешнему виду от того, каким он был во времена, когда усадьба Прямухино принадлежала Бакуниным.

Интересные факты

Усадьба Прямухино и жизнь Бакуниных в ней, в первую очередь Михаила Бакунина, ярко отражены в первой части всемирно известной пьесы (трилогии) Тома Стоппарда «Берег утопии».

Том Стоппард посещал Прямухино, изучая жизнь своих героев. Экспозиция, посвященная пребыванию Тома Стоппарда в Прямухино, была представлена в Муниципальном музее рода Бакуниных села Прямухино в 2007 году.

В настоящее время спектакль «Берег утопии» с успехом идет на сцене Российского Академического молодёжного театра в Москве.

Напишите отзыв о статье "Прямухино"

Ссылки по теме

  • [region.library.tver.ru/cgi-bin/fulltext_opac.cgi?show_article=1050 Энциклопедический справочник «Тверская область»]
  • Троицкая церковь в деревне Прямухино. Архитектор Н. А. Львов // Наше наследие. — 1994. — № 29-30. — С.56, 60.
  • В. И. Сысоев «Бакунины» // Тверь, изд. «Созвездие», 2002.

Примечания

  1. tverstat.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/tverstat/resources/55cfbb8041a805a3ae0aee2d59c15b71/pub08-02.doc Всероссийская перепись населения 2010 года. населённые пункты Тверской области
  2. До начала XX века название имения и села писалось как Премухино, в настоящее время пишется как Прямухино.
    Историческое название села, Премухино, изменилось на Прямухино после революции. Причиной такого изменения является особенность северо-западного диалекта русского языка, в котором безударная «е» звучит как «я». После революции 1917 года в селе не осталось носителей иных диалектов, и Премухино постепенно трансформировалось в «Прямухино» во всех официальных документах.
  3. По состоянию на июнь 2008 года церковь закрыта ввиду отсутствия священника после трагической смерти последнего священника этой церкви вместе с семьей [www.rian.ru/society/20061205/56464622.html].
  4. По утверждению краеведов церковь строилась более тридцати лет и строилась по проекту архитектора Н. А. Львова.
  5. Михаил Васильевич Бакунин (1730—1803) — третий сын Василия Михайловича Бакунина (1700—1766) — действительного статского советника, чиновника Коллегии иностранных дел. Михаил Васильевич Бакунин начал гражданскую службу протоколистом Сената (1754) и дослужился до чина действительного статского советника и должности вице-президента Камер-коллегии. После выхода в отставку поселился в Прямухино. Умер от апоплексического удара в своём доме в Торжке в 1803 году.
  6. Любовь Петровна Бакунина — урожденная княжна Мышецкая.
  7. Семён Никифорович Шишков — премьер-майор, предводитель дворянства Новоторжского уезда, а затем и Тверской губернии — отец известного русского государственного деятеля Александра Семёновича Шишкова (1754—1841) — адмирала, писателя консервативно-патриотического направления, президента Российской академии и министра народного просвещения.
  8. Александр Михайлович Бакунин (1768—1854).
  9. Варвара Александровна Бакунина (1792—1864).
  10. О дочерях А. М. Бакунина можно прочитать в статьях А. А. Корнилова и П. В. Анненкова «Замечательное десятилетие (1838—1848)» и «Н. В. Станкевич» (Москва, 1857), А. Н. Пыпина «Белинский, его жизнь и переписка», П. Н. Милюков, «Любовь у идеалистов тридцатых годов», в сборнике «Из истории русской интеллигенции».

Фотогалерея

Отрывок, характеризующий Прямухино

Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.