Молуккские острова

Молуккские островаМолуккские острова

</tt>

</tt> </tt>

Молуккские острова индон. Kepulauan Maluku
Молуккские острова показаны светлозелёным
3°09′ ю. ш. 129°23′ в. д.3.150° ю. ш. 129.383° в. д. / -3.150; 129.383
Акватория	Тихий океан
Количество островов	1027
Крупнейший остров	Хальмахера
Общая площадь	74 505 км²
Наивысшая точка	3027 м
Страна	Индонезия Индонезия
Молуккские острова
Население (2010 год)	2 500 000 чел.
Плотность населения	33,555 чел./км²

Молу́ккские острова́ (индон. Kepulauan Maluku), также известные как Острова́ пря́ностей — индонезийская группа островов между Сулавеси и Новой Гвинеей, к северу от острова Тимор. Находятся на плите Хальмахера и в зоне столкновения с плитой Молуккского моря. Территория островов — 74 505 км², население — 2,5 миллиона жителей (2010).

Исторически острова получили название Острова пряностей от китайцев и европейцев, однако главным образом это название относится к небольшим вулканическим островам архипелага Банда, где выращивается мускатный орех. Однако такое же название получил остров Гренада. Кроме того, такое же название также используют и для других островов, на которых выращивают пряности, в частности архипелаг Занзибар у берегов Восточной Африки.

Этимология названия региона Молуккские острова восходит к арабскому Джазират аль-Малик (остров королей), как называли его купцы с Ближнего Востока.

География и геология

Общая площадь архипелага Молуккских островов — 850 000 км², 90 % её покрыто водой. В общей сложности в состав архипелага входит 1027 островов. Три крупнейших острова, Хальмахера — 17 780 км², Серам — 17 100 км² и Буру — 9505 км² едва заселены, а наиболее развиты небольшие острова Амбон и Тернате.

Большая часть островов гористые и покрыта лесами и горами. Острова Танимбар сухие и холмистые, в то время как острова Ару плоские и болотистые. Гора Биная (3027 м) на острове Серам — наивысшая точка архипелага. На некоторых островах находятся действующие вулканы. Множество островов, аналогичных Тернате (1721 м), представляют собой вершины вулканов, поднимающиеся из моря, с деревнями, расположенными вдоль побережья. За последние 500 лет произошло более 70 мощных извержений вулканов и землетрясений в регионе.

Для геологии Молуккских островов характерны те же особенности и процессы, как и для ближайшего региона Нуса Тенггара. Несмотря на то, что изучение геологии региона ведётся с колониального периода, учёные до сих пор не сформировали однозначную картину геологических формаций и процессов, а теории геологической эволюции островов в последние десятилетия постоянно менялись. Молуккские острова представляют собой один наиболее геологически сложных и активных регионов мира, что связано с тем, что они находятся в точке встречи четырёх геологических плит и двух континентов.

Флора и фауна

Растительность этих небольших по размеру островов весьма разнообразна: на них растут тропические дождевые леса, саго, рис, а также известные пряности — мускатный орех, гвоздика и другие.

Биогеографически все острова архипелага, кроме островов Ару, находятся в Уоллесии, регионе, расположенном между Зондским шельфом (частью Азиатского континентального шельфа) и Арафурским шельфом (частью Австралийского континентального шельфа). Таким образом, они расположены между линией Вебера и линией Лидеккера, поэтому фауна островов больше австралазийская, чем азиатская. На молуккское биоразнообразие и его вариативность оказывает влияние тектоническая активность региона; большая часть островов геологически очень молодые, им всего от 1 до 15 миллионов лет, и они никогда не были частями больших континентов. Молуккские острова отличаются от других регионов Индонезии; в этом регионе находятся некоторые из самых маленьких островов страны, коралловые островные рифы разделены одними из самых глубоких морей мира, и в архипелаге нет таких больших островов, как Ява или Суматра. Перемещения флоры и фауны между островами весьма затруднительны, поэтому для островов архипелага характерен высокий уровень эндемичности.

Экологию Молуккских островов изучали многие натуралисты со времени открытия островов европейцами; книга Альфреда Уоллеса «Малайский архипелаг» стала первым научным трудом, в котором описывалась история экологии региона, она стала важнейшим источником для изучения индонезийского биоразнообразия. Молуккские острова являются объектом двух главных исторических работ по естественной истории Георга Румфиуса «Амбонезийский гербарий» и «Амбонезийская Кунсткамера».

Дождевые леса покрывают большую часть северных и центральных островов архипелага, их на малых островах сменили плантации, в том числе эндемичных гвоздичных и мускатных деревьев. Острова Танимбар и другие юго-восточные острова засушливые и растительность на них бедна, как на близлежащем Тиморе. В 1997 году был создан Национальный парк Манузела, а в 2004 — Национальный парк Акетоджаве-Лолобата, их цель — спасти от исчезновения редкие эндемичные виды.

Ночные сумчатые, такие как кускусы и бандикутовые, представлены большим числом видов, пришлые из других регионов млекопитающие представлены циветтами и дикими свиньями. Среди птиц известно около 100 эндемичных видов с большими вариациями на крупных островах Хальмахера и Серам. На северных Молуккских островах обитает два вида эндемичных райских птиц. В отличие от остальных Молуккских островов, острова Ару населяет чисто папуанская фауна, в том числе кенгуру, казуары, райские птицы.

Несмотря на то, что загрязнение окружающей среды оказывает влияние и на малые, и на крупные острова, малые острова имеют и свои специфические экологические проблемы. Влияние цивилизации на малые острова возрастает, и эффекты не всегда предсказуемы. Несмотря на то, что Индонезия богата природными ресурсами, ресурсы малых островов Молуккского архипелага ограничены и специализированы; кроме того, плотность населения на малых островах, как правило, невелика.

Общими особенностями малых островов, которые проявляются и на Молуккских островах, являются:

• на большую поверхность суши оказывают влияние вулканическая активность, землетрясения, оползни и разрушительные циклоны;
• Преобладает морской климат;
• Площадь водосбора мала, а степень эрозии высока;
• Большая часть суши является морским побережьем;
• Высокий уровень специализации, относительно большое число эндемиков;
• Общество имеет самобытную культуру вследствие относительной изоляции;
• На население малых островов значительно влияет экономическая миграция.

Климат

Климат влажный. Центральные и южные Молуккские острова находятся во власти сухих муссонов с октября по март и влажных муссонов с мая по август, в отличие от остальной части Индонезии. Средняя максимальная температура сухих муссонов 30 °C, влажных — 23 °C. На северных Молуккских островах влажные муссоны господствуют с декабря по март, как и в остальной Индонезии. Каждая островная группа имеет свои климатические вариации, а на крупных островах характерны сухие прибрежные низменности и более влажные горные внутренние районы.

История

Обзор

Коренные жители островов Банда торговали пряностями с другими азиатскими народами, в частности с китайцами, ещё во времена Римской империи. С распространением ислама основными торговыми партнёрами стали мусульманские купцы. Один древний арабский источник указывает на местоположение островов, как 15 дней пути морем на восток от 'острова Джаба' — по-видимому Ява, но прямые свидетельства о проникновении ислама на архипелаг относятся только к концу XIV века, когда интерес китайцев к доминированию в регионе ослабел. С торговцами-мусульманами на острова пришёл не только ислам, но и новая социальная организация, султанат, который заменил местные советы состоятельных людей (orang kaya) на важнейших островах, и которая была более эффективна при проведении внешней политики. (См. султанаты Тернате и Тидоре).

Торгуя с мусульманскими государствами, Венеция обладала монополией на дороге специй в Европе с 1200 по 1500 годы, так как контролировала торговые пути Средиземноморья и порты, такие как Александрия, после того, как на обычном до этого сухопутном пути появились монголы и турки. Финансовый стимул к открытию новых торговых путей, которые могли бы составить альтернативу венецианской монополии в этом прибыльном бизнесе, возможно, стал самым важным фактором, давшим толчок началу эпохи Великих географических открытий. Португальцы захватили первенство в нахождении пути через южную оконечность Африки, открывая и обустраивая на маршруте поселения, даже открыв побережье Бразилии в поисках удобных южных течений. Успех португальцев и создание их колониальной империи подтолкнуло другие морские державы Европы, в первую очередь Испанию, Францию, Англию и Нидерланды, создавать свои колонии и потеснить португальские позиции.

Из-за высокой цены специй в Европе и высоких прибылей, которые приносила торговля ими, голландцы и британцы вскоре вступили в вооружённый конфликт за монополию в этой торговле и вытеснение с него португальцев. Борьба за контроль над этими маленькими островами обострилась в XVII и XVIII столетиях, когда голландцы даже отдали остров Манхеттан британцам в обмен, кроме прочего, на крошечный остров Ран, который давал голландцам полный контроль над производством мускатного ореха на архипелаге Банда. Банданезцы были наиболее пострадавшей стороной в этой борьбе, так как большая часть из них была вырезана или попала в рабство к европейским захватчикам. Свыше 6000 человек было убито во время Войны специй.

Во время поисков Островов пряностей, которые в конечном счёте стали частью Голландской Ост-Индийской империи, случайно была открыта Вест-Индия, чем была начата вековая конкуренция между европейскими морскими державами за контроль над мировыми рынками и ресурсами. Загадочная мистика Островов пряностей в конечном счёте исчезла, когда французы и британцы успешно вывезли с островов семена и образцы растений в свои колонии на Маврикии, Гренаде и в других регионах, что в конечном счёте привело к тому, что пряности стали заурядным продуктом в наши дни.

Первые европейские поселения были основаны в 1512 году португальцами, контролировавшими начинающийся здесь торговый путь приправ в Европу.

В 1663 году Молуккские острова перешли во владение Нидерландов.

Во время Наполеоновских войн острова временно оккупировала Великобритания (между 1796 и 1802 годами, а также между 1810 и 1816 годами).

Во время Второй мировой войны острова заняла Япония.

После 1945 года Молуккские острова стали составной частью нового государства Индонезия.

Ранняя история

Древнейшие археологические свидетельства присутствия на островах региона человека имеют возраст около 32 тысяч лет, однако археологические находки более древних поселений в Австралии говорят о том, что Молуккские острова человек, скорее всего, посещал и раньше. Свидетельства о возрастании радиуса торговых отношений и более плотного заселения многих островов имеют возраст от 10 до 15 тысяч лет. Бусины из оникса и части серебряного блюда, которые использовались в качестве денег на Индийском субконтиненте около 200 лет до н. э. обнаруживались на нескольких островах. Кроме того, в местных диалектах для обозначения серебра используется малайское по происхождению слово, в отличие от слова с тем же значением, которое использовалось в меланезийском сообществе, и которое имеет этимологические корни в китайском языке, что явилось следствием развития региональной торговли с Китаем в VI и VII веках.

Молуккские острова были космополитичным обществом, в котором торговцы пряностями со всего региона могли жить в своих поселениях или ближайших анклавах, в том числе арабские и китайские купцы, которые посещали эти места или проживали в этом регионе. Социальная организация обычно была местной и относительно ровной — властью обладал совет общины, в который входили старейшины и наиболее состоятельные люди (Оранг кая).

Арабские купцы, активизировавшие торговлю с регионом в XIV веке, принесли ислам. Религиозное обращение в ислам прошло мирно, и охватило многие острова, в большей мере те, которые находились в центре торговли, в то время как традиционный анимизм оставался главной религией на наиболее удалённых и изолированных островах. Археологическими свидетельствами распространения этих религий является частота нахождений зубов свиней, в зависимости от того, ели ли их аборигены или воздерживались от употребления свинины.

Португальский период

.

Если не говорить о некотором относительно небольшом культурном влиянии, наиболее существенными длительными последствиями португальского присутствия стали разрушение и реорганизация торговли в Юго-восточной Азии и появление христианства в восточной Индонезии, в том числе на Молуккских островах. Португальцы захватили город Малакка в начале XVI века и их влияние на Молуккских островах и во всей восточной Индонезии значительно возросло. Португальцы взяли Малакку в августе 1511 года, и как писал один из участников события в дневнике, 'через тридцать лет после того, как она стала мавританской', указывая на противостояние между исламским и европейским влиянием в регионе. Афонсу де Албукерки изучавший маршрут к островам Банда и другим 'Островам пряностей', отправил исследовательскую экспедицию из трёх судов под командованием Антониу ди Абреу, Симана Афонсо Бизагудо и Франсишку Серрана. На обратном пути Франсишку Серран потерпел крушение у Хиту (к северу от острова Амбон) в 1512 году. Здесь он познакомился с местным правителем, которого впечатлили его военные возможности. Правители соперничавших султанатов Тернате и Тидоре также хотели получить помощь от португальцев и привлечь их в качестве покупателей пряностей во время затишья в местной торговле, которое наступило в связи с временным прекращением плаваний яванских и малайских торговцев, наступившего после событий 1511 года в Малакке. Торговля пряностями вскоре возобновилась, но португальцы так никогда не смогли монополизировать или прекратить эту торговлю.

Выбрав в союзники султана Тернате, Серран построил крепость на этом небольшом острове и возглавил подразделение наёмников из португальских моряков на службе одного из двух местных султанов, которые контролировали большую часть торговли пряностями. Служба в колонии, находящейся далеко от Европы, могла привлечь только самых отчаянных и жадных людей, а некорректному поведению португальцев с местными жителями сопутствовали также слабые попытки распространения христианства, что осложняло взаимоотношения с мусульманскими правителями Тернате. Серран убедил Фернана Магеллана присоединиться к нему на Молуккских островах и переслал ему информацию относительно Островов пряностей. Однако, и Серран, и Магеллан погибли до того, как они смогли встретиться. В 1535 году султан Табариджи (англ.) был свергнут и переправлен португальцами на Гоа. Он перешёл в христианство и сменил имя на Дом Мануэль. После снятия обвинений против него, он отправился в обратный путь, чтобы занять свой трон, но умер по пути на Малакке в 1545 году. Он завещал остров Амбон своему крёстному отцу, португальцу Хордау да Фрейтас. После убийства португальцами султана Хайруна тернатцы выдворили иностранцев после пятилетней осады в 1575 году.

Португальцы впервые высадились на Амбоне в 1513 году, впоследствии он стал новым центром португальской деятельности на Молуккских островах после изгнания с Тернате. Влияние европейцев в регионе было слабым, и на Тернате усиливались ислам и антиевропейские настроения во время правления султана Бааба Уллы (1570—1583) и его сына султана Саида. Тем не менее, португльцы постоянно подвергались нападениям местных жителей-мусульман на северном берегу острова, в особенности в Хиту, которая поддерживала торговые и религиозные связи с крупнейшими портовыми городами северного побережья Явы. В 1521 году они основали факторию, но вплоть до 1580 года её существование не было мирным. В действительности португальцы никогда не контролировали местную торговлю специями, а также не смогли укрепить своё влияние на островах Банда, центра производства мускатного ореха.

Португальские миссионеры вели большую работу, благодаря им были созданы большие христианские общины в восточной Индонезии, которые существуют и в наше время, что способствовало усилению влияния европейцев на жителей островов, особенно на амбонезцев. В 1560-е годы в католическую веру было обращено около 10 000 жителей региона, главным образом на Амбоне, а в 1590-е их число было уже от 50 000 до 60 000, однако большая часть окружающих Амбон островов была мусульманской. Испанский миссионер Франциск Ксаверий внес большой вклад в распространение христианства на Молуккских островах.

Ещё одним наследием португальского влияния стало заимствование в индонезийском языке португальских слов, смесь которого с малайским стала lingua franca региона в начале XIX века. Современные индонезийские слова, такие как pesta ('вечеринка'), sabun ('мыло'), bendera ('флаг'), meja ('стол'), Minggu ('воскресенье'), заимствованы из португальского языка. Многие семьи на Молуккских островах носят португальские фамилии, в том числе да Лима, да Коста, Диаш, да Фрейташ, Гонзалес, Мендоза, Родригес и да Сильва. Кроме того, португальские корни есть в романтических балладах под гитару кронконг.

Испанский период

Испанцы получили контроль над Тидоре в 1603 году и создали форпост, для торговли пряностями и противостояния голландской экспансии на архипелаг. Территория вошла в состав Испанской Ост-Индии и управлялась из Манилы на Филиппинских островах. Миссионер Франциск Ксаверий проповедовал на Молуккских островах в 1546—1547 годах среди народов Амбона, Тернате и Моротай и заложил основы христианства в регионе. Испанское присутствие продлилось до 1663 года, когда поселенцы и военные были вывезены на Филиппины. Часть этих людей позднее создала поселение недалеко от Манилы под названием Тернате.

Голландский период

Голландцы появились в регионе в 1599 году, и использовали недовольство местных жителей попытками португальцев монополизировать их традиционную торговлю. После того, как амбонезцы помогли голландцам построить форт в Хиту Ларна, португальцы начали в ответ военную кампанию, в которой амбонезцы поддержали голландцев. В 1605 году Фредерик Гаутман стал первым голландцем-губернатором Амбона.

Голландская Ост-Индская компания, представлявшая собой торговую корпорацию, встретилась с противостоянием с трёх сторон: португальцев, местного населения и британцев. Со временем голландцы смогли одержать верх над всеми тремя и захватили почти полный контроль над островами, который удерживали до современного периода, оставив контрабанду единственной альтернативой своей европейской монополии. В XVII веке банданезцы предприняли попытку самостоятельно торговать с англичанами, и Ост-Индская компания в ответ уничтожила местное население островов Банда, выслала уцелевших на другие острова, и стала использовать труд рабов.

Несмотря на то, что другие народы населили острова Банда, остальная часть Молуккских островов под иностранным контролем оставалась неспокойной, и даже после того как португальцы открыли новый торговый центр в Макассаре, в 1636 и 1646 годах происходили народные восстания. Во время голландского правления северные Молуккские острова управлялись голландцами из резиденции в Тернате, а южные — из Амбона.

Во время Второй мировой войны Молуккские острова были оккупированы японцами. Молуккцы оказывали сопротивление захватчикам, уйдя в горы и ведя партизанскую войну. После войны политические лидеры островов вступили в переговоры с правительством Нидерландов о независимости. По соглашениям 1949 года Молуккские острова перешли под контроль Индонезии, гарантируя возможность выхода из состава Индонезии. Эти соглашения предоставили Молуккским островам право на самоопределение.

В составе Индонезии

После объявления независимости Индонезии 25 апреля 1950 года христианская часть населения провозгласила на южных Молуккских островах независимую республику Южное Молукку (Малуку-Селатан). Центром Республики Южное Молукку стали острова Серам, Амбон и Буру, возглавил движение за отделение Крис Саумокил (бывший Главный прокурор Восточной Индонезии) при поддержке молуккских солдат, служивших в войсках специального назначения Нидерландов. Эта попытка отделения была силовым путём пресечена индонезийской армией, а по соглашению с Нидерландами их войска были вывезены в Европу. Индонезийское правительство стало реализовывать в 1960-е годы программу трансмиграции (по большей части яванского) населения на менее заселённые острова (в том числе Моллукские), что повысило религиозную и этническую напряжённость в регионе. Были отмечены вспышки насилия на этнической и националистической почве.

С 1945 года Малуку было единой индонезийской провинцией, но в 1999 из состава провинции было выделена новая провинция Северное Малуку с административным центром в Тернате.

Религиозный конфликт 1999—2003 годов

В январе 1999 года в регионе вспыхнул религиозный конфликт. В последующие 18 месяцев происходили ожесточённые столкновения между крупными местными группами мусульманского и христианского населения, в результате чего были разрушены тысячи домов, около 500000 человек стали беженцами, погибли тысячи людей. В последующие 12 месяцев продолжали происходить эпизодические вспышки насилия. Постепенно к 2004 году конфликт утих.

Демография

Население Молуккских островов составляет около 2 млн человек, менее 1 % населения Индонезии.

Аборигенное население — меланезийцы (алфуры), однако их численность значительно уменьшилась после открытия островов европейцами, особенно на островах Банда, где они погибли в XVII веке во время войн за контроль за торговлей пряностями. В начале XX века, когда острова находились под контролем Нидерландов началась, а затем в индонезийский период продолжилась волна австронезийской иммиграции.

В регионе ранее было распространено около 130 языков, однако к нашему времени многие из них смешались и наиболее распространёнными местные пиджин-диалекты тернатского и амбонезского, лингва франка северного и южного Малуку соответственно.

Длительная история торговли и мореплавания привела к высокой степени смешения кровей народов Молуккских островов. Австронезийские народы стали смешиваться с кореным меланезийским населением 4 тыс. лет назад. Больше всего меланезийцев в процентном отношении проживает на островах архипелагов Кей и Ару, а также в отдельных частях островов Серам и Буру. Позднее к этой австронезийско-меланезийской смешанной расе добавились индийские, арабские, китайские и португальские гены. Ещё более поздними пришельцами стали бугисы, торговцы с Сулавеси, и трансмигранты с Явы.

Административное деление

Административно Молуккские острова с 1950 по 1999 год представляли одну провинцию Индонезии. В 1999 году северные острова (Хальмахера, Тернате и острова Сула и другие) стали частью провинции Северное Малуку, административный центр провинции — Тернате. В большей степени население этой провинции мусульманское, за исключением небольшого христианского анклава на севере Хальмахеры.

Остальная часть архипелага осталась в составе провинции Малуку, самыми важными островами которой являются Амбон, Серам, Буру, а также архипелаги Банда, Ару и Танимбар. Административным центром провинции является город Амбон.

Провинция Северное Малуку

• Тернате, на котором находится прежний административный центр Тернате
• Тидоре
• Бачан
• Хальмахера, крупнейший из Молуккских островов, на котором находится столица Софифи
• Моротай
• Острова Оби
• Острова Сула

Провинция Малуку

• Амбон, на котором находится административный центр Амбон
• Острова Ару
• Бабар
• Северо-Западные Острова
• Острова Банда
• Буру
• Острова Кей
• Острова Лети
• Маклан
• Сапаруа
• Серам
• Острова Танимбар
• Ветар

Экономика

Гвоздичные и мускатные деревья всё ещё занимают важную часть сельскохозяйственного производства, выращиваются также какао, кофе и фрукты. Рыболовство играет важную роль в экономике, больше всего развито вокруг Хальмахеры и Бачана. На островах ару выращивют жемчуг, Серам экспортирует лобстеров. Лесная промышленность имеет большое значение для крупных островов: на Сераме растёт железное дерево, а тик и чёрное дерево добываются на Буру.

Интересные факты

В декабре 1979 г. советский диссидент Юрий Александрович Ветохин во время плавания на экскурсионном теплоходе «Ильич» вдоль Молуккского архипелага, в Молуккском море, совершил побег, добравшись вплавь до острова Бачан.

Литература

• George Miller (editor), To The Spice Islands And Beyond: Travels in Eastern Indonesia, Oxford University Press, 1996, Paperback, 310 pages, ISBN 967-65-3099-9
• Severin, Tim The Spice Island Voyage: In Search of Wallace, Abacus, 1997, paperback, 302 pages, ISBN 0-349-11040-9
• Bergreen, Laurence Over the Edge of the World, Morrow, 2003, paperback, 480 pages
• Bellwood, Peter (1997). Prehistory of the Indo-Malaysian archipelago. Honolulu: University of Hawai’i Press. ISBN 0-8248-1883-0.
• Andaya, Leonard Y. (1993). The World of Maluku: Eastern Indonesia in the Early Modern Period. Honolulu: University of Hawai’i Press. ISBN 0-8248-1490-8.
• Donkin, R. A. (1997). Between East and West: The Moluccas and the Traffic in Spices Up to the Arrival of Europeans. American Philosophical Society. ISBN 0-87169-248-1.
• Monk, Kathryn A., Yance De Fretes, Gayatri Reksodiharjo-Lilley (1997). The Ecology of Nusa Tenggara and Maluku. Singapore: Periplus Press. ISBN 962-593-076-0.
• Van Oosterzee, Penny (1997). Where Worlds Collide: The Wallace Line. Ithaca: Cornell University Press. ISBN 0-8014-8497-9.
• Wallace, Alfred Russel (2000; originally published 1869). The Malay Archipelago. Singapore: Periplus Press. ISBN 962-593-645-9.

Отрывок, характеризующий Молуккские острова

– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.