Проспект Свободы (Львов)

Проспект Свободы Львов
укр. Проспект Свободи
Центральная часть проспекта Свободы
Общая информация
Страна	Украина Украина
Регион	Львовская область
Город	Львов
Район	Галицкий
Исторический район	Старый город
Протяжённость	350 м
Трамвайные маршруты	1, 2, 7, 9
Автобусные маршруты	1А, 2А, 3А, 4А, 5А, 6А, 47А
Прежние названия	до 1855 года — улица Нижние Валы, с 1855 по 1919 годы — улица Карла Людвига, с 1871 по 1940 годы — улица Гетманская, с 1940 по 1941 годы — улица Первого Мая, с 1941 по 1942 годы — улица Оперная и улица Музейная, с 1942 по 1944 годы — площадь Адольфа Гитлера, с 1945 по 1959 годы — улица Первого Мая, с 1959 по 1990 годы — проспект Ленина
[maps.yandex.ua/-/CVVyQUlM на Яндекс.Картах]
[goo.gl/maps/fnsZc на Картах Google]

Про́спект Свобо́ды — центральная улица Львова, одна из самых красивых и престижных в городе, центр деловой и культурной жизни. В архитектуре проспекта Свободы переплелись черты сецессии и эклектики, питаемой историческими стилями классицизма, неоренессанса и барокко. Общая длина проспекта составляет около 350 метров. С южной стороны он ограничен площадью Мицкевича, а с северной стороны — пересекающей его улицей Городоцкой, за которой проспект Свободы переходит в проспект Вячеслава Черновола.

Названия проспекта

Изменение политической обстановки во Львове находило своё отражение в изменении названия его главной улицы. С конца XVIII века он носил название Нижние Валы, с 1855 года его нечётная сторона называлась Карла Людвига нижняя, чётная — Карла Людвига верхняя, с 1871 нечётная сторона — Карла Людвига, а чётная — Гетманская. В 1919 нечётная сторона, носившая имя австрийского эрцгерцога была переименована польскими властями в улицу Легионов. Однако в городском польском просторечии обе части проспекта к тому времени уже получили устоявшееся имя — Гетманские Валы (польск. Wały Hetmańskie). В 1940 году советские власти переименовали бульвар в улицу 1-го Мая. Немецкие оккупационные власти снова разделили проспект на две стороны, чётная сторона стала называться Опернштрассе (Оперная улица) (нем. Opernstrasse), нечётная — Музеумштрассе (Музейная улица) (нем. Museumstrasse); в 1942 они были объединены и получили название «Площадь Адольфа Гитлера» (нем. Adolf-Hitler-Platz). В 1944 на короткое время вернулись названия обеих частей бульвара — улицы Легионов и Гетманская. С 1945 — вновь 1-го Мая. С 1959 — проспект Ленина, и, наконец, с 1990 года — проспект Свободы.

История проспекта

После присоединения Галицкой Руси в 1772 году к Австрии начали разбираться львовские укрепления, которые к тому времени находились в плачевном состоянии. В результате ликвидации западной линии укреплений образовались нынешние площади Мицкевича и святого Духа, а также чётная сторона проспекта Свободы. Западная часть львовских городских укреплений состояла из Высокой стены (на которой стояли башни резников, кузнецов и слесарей, торговцев, пекарей), Нижнего Замка (со шляхетской и угловой башнями) и Нижнего вала (с артиллерийскими бастионами Фарским, Гетманским и Гродским).

В свою очередь, четная сторона проспекта образована из левого берега Полтвы, который до ликвидации укреплений представлял собой болотистую местность, на которой стояли кое-где небольшие домики жителей предместья и лепрозорий. На территории, где ныне установлен памятник Шевченко в XVII—XVIII веках сооружали небольшие временные театры. В 1787 году в костёле, расположенном на месте нынешнего Национального музея, был открыт первый стационарный львовский театр.

Формирование проспекта Свободы, фактически второго (после площади Рынок) исторического центра Львова началось в 1780-е годы. До 1800 года вальные укрепления были перепланированы, и сформировался бульвар (Нижние Валы, Untere Wallgasse) с рядами тополей и пешеходной аллеей вдоль Полтвы. Уже с начала XIX века прогулки по бульвару стали модными, на нём появляются киоски.

27 января 1836 в здании дирекции львовской полиции, которое находилось на месте современного «Гранд-отеля» родился австрийский писатель Леопольд фон Захер-Мазох (от его фамилии образовано понятие мазохизм). Захер-Мазох родился в служебной квартире своего отца Леопольда Захера, который возглавлял в то время львовскую полицию.

С 1858 года Нижние Валы начали освещаться газовыми фонарями взамен масляных. В 1887—1888 инженер Вацлав Ибианский перекрыл Полтву бетонными сводами в районе бульвара, а новые насаждения деревьев и цветов разбил проектировщик Стрыйского парка Арнольд Реринг. Вдоль нечётной стороны бульвара в 1888 году были проложены линии конного трамвая, а в сентябре 1893 году — линии электротрамвая.

Значительно расширившийся бульвар стал местом рандеву и «чёрной биржи». По вечерам возле памятника Михаилу Архангелу собирались коммерсанты, в основном евреи, ожидавшие телеграмм из Вены: напротив памятника в здании Галицкого кредитного общества (ныне Музей этнографии) размещался телеграф; именно это место бывшей «чёрной биржи» с конца 1990-х стали называть «клумбой», местом встреч граждан национал-патриотической и националистической ориентации

Вместе с Марийской площадью (ныне пл. Мицкевича) и и ул. Академической (пр. Шевченко) Гетманские Валы образовали единую пешеходную, прогулочную зону — так называемое Корзо. С конца XIX века бульвар застраивается зданиями отелей, банков, доходных домов, на нём появляются модные магазины.

Завершение строительства Городского театра (ныне — Оперный театр) в 1900 году стало важным акцентом пространственной композиции проспекта, перспективный вид на новый театр стал одним из наиболее привлекательных во львовском урбанистическом ландшафте.

В 1901 году было устроено электрическое освещение бульвара. В междувоенный период общественное значение проспекта подчёркивалось проведением разнообразных массовых акций.

В 1939 году в Городском театре работало организованное коммунистами Народное собрание Западной Украины, на котором было утверждено решение об объединении западно-украинских земель, находившихся в составе Польши, с Украинской ССР.

В 1941, во время немецкой оккупации, городское строительное управление разработало план перепланировки бульвара в Адольф-Гитлер-ринг с триумфальной аркой в центре и памятником фюреру. В 1943 году здесь советский разведчик Николай Кузнецов уничтожил генерала Германа Кнута, заместителя Эриха Коха по общим вопросам, главу конторы «Пакетаукцион», вместе с его адъютантом и водителем.

В послевоенный период усилилось общественное и транспортное значение проспекта. В 1951 году было принято решение прекратить трамвайное движение по проспекту. Прокладка улицы 700-летия Львова (ныне пр. Черновола) резко увеличила автомобильный поток. Как и в австрийско-польское время люди продолжали неформально собираться на бульваре — «чёрная биржа» превратилась в футбольную. С победой львовской футбольной команды «Карпаты» в розыгрыше Кубка СССР в 1969 году связаны единственные неорганизованные демонстрации на бульваре во времена, предшествующие перестройке.

Современность

Ныне проспект Свободы — одна из самых элегантных и престижных улиц Львова. Первые этажи большинства зданий заняты банками, дорогими магазинами, кафе, ресторанами, ночными клубами и казино. В то же время, во многих зданиях выше второго этажа по-прежнему находятся жилые квартиры.

С конца 1980-х проспект стал местом собрания стихийных политклубов, так называемой «клумбы» (собирались возле клумбы напротив Музея этнографии), митингов и демонстраций. С 1991 года на проспекте Свободы, на площади перед Оперным театром, а особенно перед памятником Тарасу Шевченко, проводятся также концерты и другие праздничные акции, в частности, в рамках празднования Дня города. В последние годы проводится реставрация и ремонт исторических зданий, например была реконструирована одна из средневековых оборонительных башен — башня цеха торговцев, в которой расположен ресторан.

Посредине проспекта от Оперного театра к площади Мицкевича проложена широкая центральная аллея длиной более 300 метров (ныне носящая просторечно-сленговое название «стометровка»), в праздничные дни заполненная гуляющими львовянами и туристами. Здесь же, на аллее, собираются любители шахмат и домино; это также место встреч гомосексуалов. Около гранитных парапетов у подножия памятника Т.Шевченко собирается неформальная молодёжь, любят кататься роллеры, назначаются свидания,.

• Fountain-lviv.JPG

  Фонтан на площади перед Оперным театром

• Svobody-prospekt-velodorizhka.JPG

  Велодорожка на проспекте Свободы

• Prospekt-svobody.jpg

  Цветочные клумбы на площади перед памятником Шевченко

• Passage-freedom-avenue-lviv-ukraine.jpg

  Торговая галерея "Опера Пассаж"

• Вежа торговців.jpg

  Реконструированная башня цеха торговцев

Памятники

Станиславу Яблоновскому

Каменная статуя гетмана Станислава Яблоновского, который спас Львов от нападения крымских татар в 1695, была первым памятником на территории современного проспекта Свободы (и вообще первым памятником на территории Украины). Фигура С.Яблоновского была изготовлена в конце XVIII века и стояла возле стены Нижнего замка. Позже, после разрушения Нижнего замка, она была убрана; повторно её установили в 1859 году на набережной Полтвы перед площадью Каструм, образовавшейся в результате уничтожения Нижнего замка.

Вырезанная из песчаника фигура гетмана была представлена в рыцарских доспехах, с шлемом на голове и булавой в опущенной правой руке, через левое плечо был переброшен римский плащ.

В межвоенный период «каменного гетмана» уже трактовали как излишнюю деталь главной городской улицы. В 1832 году памятник был перенесён, а после 1944 он исчез и судьба его неизвестна.

Яну Собескому

В конце XIX века Гетманские Валы ассоциировались уже с именем другого гетмана, а позже короля — Яна Собеского. Памятник был торжественно открыт в ноябре 1898 года. Автором проекта выступил Тадеуш Баронч, каменный цоколь выполнил Ю.Марковский. Фигуру гетмана отлили в Вене, городе, который в 1683 году был спасён от турецкого нашествия армией под командованием Яна Собеского. Бронзовый всадник на каменном пьедестале испытал влияние памятников Яну Собескому в Варшаве и Богдану Хмельницкому в Киеве.

В 1950 году «львовский гетман» был перевезён в Варшаву, а оттуда в 1965 году в Гданьск.

Архангелу Михаилу

Бронзовая скульптурная композиция архангела Михаила, который уничтожает Сатану, была отлита в 1639 году, но на центральной аллее появилась только в 1873.

В связи с работами по перекрытию Полтвы памятник архангелу Михаилу перенесли, и сейчас он находится во Львовском историческом музее.

Сталинской конституции (Дружбе народов)

В 1940 перед памятником Яну Собесскому был установлен бетонный обелиск с соцреалистическими фигурами солдата, рабочего и крестьянина. На пьедестале находились надписи на украинском, польском и еврейском языках. Монумент был разрушен в июне 1941 года, ещё до вступления немецких войск во Львов.

Владимиру Ленину

Подготовка к установлению памятника В. И. Ленину началась ещё перед началом Великой Отечественной войны, в июне 1941 года, но открыт он был 20 января 1952 года, возле Оперного театра. Работа известного скульптора С. Д. Меркурова представляла собой камерную полуфигуру на высоком гранитном постаменте, который символизировал трибуну. Именно этот памятник был первым (сентябрь 1990) среди демонтированных согласно санкции местных властей; бронзовый отлив был расплавлен. При демонтаже памятника оказалось, что для строительства основания и фундамента были использованы надгробные камни с разрушенных христианских и еврейских кладбищ города Львова.

Тарасу Шевченко

Решение о строительстве во Львове памятника Т. Г. Шевченко было принято 22 июня 1987 года. Областной конкурс 1988 и республиканский 1989 не определили ни одного проекта-победителя. Однако «клумба» и львовская общественность требовали скорейшего установления памятника. Было принято решение об использовании проекта скульпторов В. и А. Сухорских и архитекторов Ю.Дыбы и Ю.Кромея, проекта, который жюри республиканского конкурса назвала «относительно лучшим».

Торжественное открытие памятника Т. Г. Шевченко произошло 24 августа 1992 года, на годовщину принятия декларации независимости Украины, а ровно через четыре года был открыт 12-метровый элемент памятника — бронзовая «Волна Национального Возрождения».

Здания

Гранд-отель (пр. Свободы, 11/13)

Здание «Гранд-отеля» было выстроено в 1892—1893 годах по проекту Эразма Гарматника. Фасад «Гранд-отеля» украшен скульптурами Леонарда Маркони. на первом этаже здания в первые десятилетия его существования находились четыре магазина, а на верхних этажах — 48 отельных номеров и ресторан. В отель было проведено электрическое освещение, интерьеры были выполнены в стиле необарокко, и он считался наиболее комфортабельным во Львове. «Гранд-отель» составлял единый комплекс с пассажем Гаусмана (теперь — проезд Кривая Липа). После Второй мировой войны в здании размещалась гостиница «Львов» (позже — «Верховина»). В 1990-х здание было отреставрировано, а отелю возвращено его прежнее название.

Галицкая кредитная касса (ныне — Музей этнографии, пр. Свободы, 15)

Здание Галицкой кредитной кассы — вторая по значимости (после главного корпуса Львовской политехники) работа Юлиана Захаревича (1837—1898). Сооружение по его проекту достраивалось сыном Ю.Захаревича Юлианом, которому также помогали инженеры З.Кензерский и Струшкевич, архитектор Ю.Яновский.

В застройке проспекта Свободы здание Кредитного общества выделяется романтической трактовкой неоренессансных мотивов. Архитекторы активно использовали текстурные особенности и цвет материалов: полихромный надрейнский кирпич, тёсаный тернопольский камень, майоликовые рельефы и металлические кованные решётки. Ярко и выразительно был решён вестибюль, выложенный полихромной плиткой, украшенный панелями из цветного камня и витражами фирмы «Тиролер Глассмалерай» из Инсбрука. Интерьеры и фасад здания были декорированы многочисленными работами из скульптурной мастерской Л.Маркони. Завершает здание купол со шпилем; возле основы купола размещена аллегорическая скульптурная группа, которая символизирует экономическое процветание Галиции.

Галицкая кредитная касса с расположенным на углу здания куполом, доминирующим в силуэте проспекта, оставляет ощущение мажорной красочности. Данное сооружение знаменовало собой отход от «археологической» трактовки львовскими архитекторами исторических стилей, движение в сторону более красочных интерпретаций, что предвещало последующее распространение сецессии.

С 1951 года здание занимает Музей этнографии и художественноого промысла. Здесь же расположен Институт народоведения Национальной академии наук Украины.

Пражский банк (ныне — филиал Проминвестбанка, пр. Свободы, 17)

Здание для львовского филиала Пражского банка было выстроено в стиле поздней сецессии в 1911—1912 годах. Автором проекта был чешский архитектор Матей Блех, фасады были украшены также чешским скульптором Эммануэлем Кодетом. В здании сохранились многочисленные ценные детали интерьеров: витражи, светильники, стенные пакеты, паркет, пневмопочта, сейфы, мебель. В 1932—1939 годах здесь находился Общий акционерный банк. В настоящее время здание продолжает выполнять свои функции, в нём находится отделение Проминвестбанка.

Пассаж Феллеров (пр. Свободы, 35)

Пассаж был выстроен в 1902 году Артуром Шлееном. В 1908—1909 годах по проекту Ф. Касслера был создан фасад пассажа в стиле модернизированного ренессанса. Тогда же фасад был украшен скульптурами: в нишах окон второго этажа появились каменные атланты и кариатиды, на аттике — женские фигуры, аллегории коммерции и транспорта. Пассаж является действующим, по нему можно пройти на ул. Наливайко.

Венская кофейня (пр. Свободы, 14)

Здание «Венской кофейни»(укр. — Віденська кав`ярня) выстроено в 1829—1829 годах по проекту М.Брезани и перестроено в духе неоренессанса в 1880 году. Со стороны бульвара в нём была устроена одна из первых кофеен во Львове, «Венская кофейня», которая была вновь открыта в 1998. В 2005 году в здании была размещена гостиница «Вена».

Экономический факультет Львовского университета (пр. Свободы, 18)

Данная территория после разрушения городских укреплений была занята зданием австрийского губерниального правительства. Во время Великой Отечественной войны оно было разрушено и разобрано. В 1950—1952 годах по проекту архитекторов И.Персикова и Г.Швецко-Винецкого здесь было выстроен корпус экономического факультета Львовского университета. Классические архитектурные формы сооружения выполненного в стиле «сталинского ампира» позволили зданию хорошо вписаться в общий стиль проспекта.

Промышленный музей (теперь Национальный музей, пр. Свободы, 20)

Данное здание является одним из последних памятников львовского историзма и, одновременно, единственным сооружением в городе с самого начала предназначенное для музея. Промышленный музей строился в 1898—1904 годах на месте разобранного в 1802 году Нижнего замка. Архитектором проекта являлся Ю. Яновский. Строительными работами руководил Э. Жухович, орнаментику выполнили А. Попель и М. Паращук.

В конструктивном плане здание отвечало новаторским тенденциям в архитектуре: вокруг центрального пространства с верхним залом размещались комнаты и анфилады музейных залов. Художественная форма сооружения решена в духе эклектизма, с богатой орнаментировкой на фасадах и в интерьере. Архитектурные и декоративные элементы свидетельствуют о влиянии здания венского Музея искусств.

До 1941 г. здание занимал Городской музей. В музее находилась уникальная коллекция часов. Во время немецкой оккупации музей был разграблен, коллекция часов увезена в Германию.

В 1950—1990 в здании размещался Музей В. И. Ленина, с 1990 года в нём находится Национальный музей во Львове.

Большой городской театр (ныне — Оперный театр, пр. Свободы, 28)

Необходимость в отдельном здании для городского театра стала особенно ощутимой в конце XIX века. В 1895 году был объявлен конкурс, в котором победила работа директора Львовской высшей художественно-промышленной школы З. Горголевского. Он предложил смелое решение для места постройки нового театра. Так как центр города к тому времени был плотно застроен, проект предусматривал перекрытие городской реки, Полтвы, сплошными бетонными сводами. З. Горголевский руководил всеми земляными и строительными работами. Основанная нагрузка легла на львовскую фирму инженера И. Левинского. Строительство началось в июне 1897 года и длилось почти три года.

Театр построен в классических традициях с использованием элементов архитектурных стилей ренессанса и барокко, в духе так называемого венского псевдоренессанса. Театр был декорирован и снаружи и внутри, продемонстрировав искусство скульпторов (П. Войтович, А. Попель, Э. Печ, Т. Баронч) и художников (Т. Попель, М. Герасимович, Т. Рыбковский, З. Розвадовский, С. Дембицкий, С. Рейхан).

Большой городской театр (так назывался Оперный театр до 1939 года) открылся 4 октября 1900 года. В торжественном открытии приняли участие писатель Генрик Сенкевич, композитор И. Падеревский, художник Г. Семирадский. В этот вечер в театре показывали постановку драматической оперы «Янек» В. Желенского про жизнь жителей карпатской Верховины.

Транспорт

Проспект Свободы — одна из наиболее оживлённых магистралей Львова, в часы пик здесь обычны пробки. Проезд по проспекту открыт для частного и общественного (автобусы и маршрутные такси) автотранспорта, трамвайные линии пересекают его только на перекрёстке с улицей Дорошенко. В выходные и праздничные дни проезд по проспекту Свободы закрывается,. В непосредственной близости от проспекта Свободы нет промышленных зон, и автотранспорт здесь является основным загрязнителем окружающей среды.

См. также

• Площадь Рынок (Львов)
• Площадь Мицкевича (Львов)
• Проспект Шевченко (Львов)

Литература

• Бірюльов Ю. Два століття головної вулиці Львова // Галицька брама, лютий 1998, № 2 (38). — С.6 — 8.
• Львов. Путеводитель. Львов, без указания издательства, 2006.
• Сьомочкін І. Пам`ятники // Галицька брама, лютий 1998, № 2 (38). — С. 14 — 15.
• Шишка О. Гетьманські Вали — проспект Свободи // Галицька брама, лютий 1998, № 2 (38). — С.3 — 4.

Ссылки

• [maps.yandex.ru/?text=%D0%A3%D0%BA%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BD%D0%B0%2C%20%D0%9B%D1%8C%D0%B2%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%2C%20%D0%9B%D1%8C%D0%B2%D0%BE%D0%B2%2C%20%D0%93%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D1%80%D0%B0%D0%B9%D0%BE%D0%BD%2C%20%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%B5%D0%BA%D1%82%20%D0%A1%D0%B2%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D0%B4%D1%8B&sll=24.028281%2C49.841432&ll=24.026978%2C49.841810&spn=0.029354%2C0.005356&z=15&l=map%2Cstv&ol=stv&oll=24.02697821%2C49.84181032&ost=dir%3A-16.076063410255802%2C-2.6805043047056056~spn%3A90%2C53.79826713765306 Проспект Свободы] на сервисе Яндекс.Панорамы.
• [ourlviv.il.if.ua/historytext/istoriavulyc/prospektsvobody.htm Проспект Свободы (на укр.)]
• [www.wz.lviv.ua/print.php?atid=51281 «Дневной дозор» на «стометровке» (на укр.)]
• [www.univer-sity.com/lofiversion/index.php/t479.html На львовской «стометровке» никогда не бывает скучно (на укр.)]

Отрывок, характеризующий Проспект Свободы (Львов)

– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…