Псалом 103

Сто третий псалом — 103-й псалом из книги Псалтырь (в масоретской нумерации — 104-й). Выделяется из остальных псалмов своей особой темой: 103-й псалом — это песнь о красоте и величии мироздания.

Надписание и авторство псалма

В еврейском тексте Библии этот псалом не имеет надписания, он начинается с тех же слов, что и предыдущий, 102-й псалом: «Благослови, душа моя, Господа» (ивр. ‏בָּרֲכִי נַפְשִׁי אֶת יְהוָה‏‎). В Септуагинте присутствует надписание Τῷ Δαυΐδ, указывающее на то, что псалом написан царём Давидом. В славянской Библии, вследствие необычности псалма, в надписание добавлено краткое описание содержания: «Псалом Давиду, о мирстем бытии», что в русском надписании читается: «Псалом Давида, о сотворении мира».

Содержание псалма

103-й псалом представляет собой хвалу Богу как Творцу мира, в котором раскрываются Его премудрость, могущество и величие. Описание природы в псалме сделано очень поэтично и сильно в художественном отношении. В тексте содержится множество аллюзий на рассказ о шести днях сотворения мира (Быт. 1). Псалом близок к египетским гимнам Солнцу эпохи Эхнатона, с которыми его часто сравнивают, хотя однозначной связи между ними не установлено.

Фраза «Благослови, душа моя, Господа», с которой псалом начинается, является также и его завершением. В еврейском тексте Библии и его переводах, в том числе, в синодальном переводе за ним следует слово Аллилуйя, причём это первое место в книге псалмов, где оно появляется. В Септуагинте (и, соответственно, в славянской Библии) это слово относится не к 103-му псалму, а к следующему за ним.

Богослужебное использование

В иудаизме указанный псалом широко используется в богослужениях. Он читается в завершающей части молитв в рош-ходеш (новомесячие), в поминальных службах, у сефардов — в утренней молитве йом-кипура. В зимний период он читается вместе с псалмами 119-133 по субботам после дневной молитвы; по первым строкам псалма всё это чтение называется בָּרֲכִי נַפְשִׁי (Бархи нафши).

В православии псалом 103 читается в начале вечерни. Таким образом, он открывает суточный богослужебный круг, поэтому традиционно называется предначинательным. Этот псалом выбран в качестве начала вечерни, потому что напоминает о шести днях творения, которое, согласно Быт. 1, началось вечером. Чтение псалма не сопровождается никакими обрядами, более того, священник во время его чтения как бы отстраняется от службы, выйдя из алтаря и закрыв царские врата; эта символика напоминает об Адаме, стоящем перед закрытыми воротами рая, из которого он был изгнан (Быт. 3:23-24). На великой вечерне (накануне праздников) этот псалом поётся в особом торжественном стиле.

Примечания, ссылки

• [azbyka.ru/hristianstvo/bibliya/vethiy_zavet/razumovskiy_psalmi_14-all.shtml#2 прот. Григорий Разумовский]
• [www.klikovo.ru/db/book/msg/8409 Скабалланович М. Толковый Типикон]

Отрывок, характеризующий Псалом 103

Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.