Псалом 118

Сто восемнадцатый псалом — 118-й псалом из книги Псалтырь (в масоретской нумерации — 119-й). Самый большой псалом (и вообще — самая большая глава) в Библии — 176 стихов.

Содержание псалма

Псалом не имеет надписания в еврейском тексте Библии; его содержание раскрывается уже в первой строке: «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем» (ивр. ‏אַשְׁרֵי תְמִימֵי דָרֶךְ הַהֹלְכִים בְּתוֹרַת יְהוָה‏‎). Это молитва человека, находящего главное жизненное благо в словах Господа, то есть в Торе. Псалмопевец выражает восхищение совершенством Божьего закона и говорит о важности его исполнения. В каждом стихе псалма (кроме 122-го) присутствует одно из следующих слов: закон, откровение, путь, повеление, заповедь, устав, суд, слово. Все эти слова в оригинале являются синонимами слова «Тора».

Феофан, епископ Тамбовский в своей книге, посвящённой истолкованию этого псалма, говорил о его содержании:

Каждый стих есть молитва, но всё об одном — об исполнении закона Господня. Душа, сознавшая, что спасение только в Боге, чрез исполнение святой Его воли, беседует с Богом, моля Его просвещать, вразумлять, укреплять, избавлять от искушений внутренних и неприятностей внешних, восстановлять от падений, избавлять от врагов, словом — даровать ей, по милости Своей, быть благоугодною Ему.

Об авторстве и времени написания существуют разные мнения. Псалом начинается со слова «Блаженны», с которого, согласно еврейской традиции, начинал наиболее важные для него псалмы царь Давид. Этот псалом он мог написать как назидательный, для обучения своего сына Соломона. С другой стороны, в псалме много говорится о нарушителях закона и о сложившейся вокруг псалмопевца враждебной обстановке. Это даёт возможность предположить, что псалом написан в VI—V вв. до н. э., во время вавилонского пленения или при Ездре и Неемии. В Септуагинте псалом имеет надписание «Аллилуия» (Ἀλληλούϊα).

Псалом разбит на двадцать два восьмистишия, в которых каждый стих начинается с соответствующей буквы еврейского алфавита: в первом восьмистишии все стихи начинаются с алеф, во втором — с бет и т. д. В связи с этим еврейская традиция называет этот псалом «великим алфавитом». В переводе алфавитное построение псалма передать невозможно; однако в ряде переводов сохраняют разбивку на строфы, и каждую из них озаглавливают соответствующей буквой. Имя Бога (тетраграмматон) появляется в псалме двадцать два раза. Каждое восьмистишие имеет свою особую тему. В первых двух строфах поэт говорит о принятой им на себя обязанности исполнять законы Бога и благословляет Господа за них. С третьей строфы («гимель») начинается собственно молитва, в которой присутствуют общие для всей книги псалмов мотивы: плачевная песнь (строфа 11, «каф»), радостная хвала (строфа 6, «вав»), молитва о помощи (строфа 17, «пе»); все эти темы нанизываются на основную идею псалма — о благе, заключённом в словах закона Божьего.

Богослужебное использование

В иудаизме использование псалма неразрывно связано с его алфавитным построением: в молитве за больного или за умершего принято читать строфы, соответствующие буквам имени того человека, за которого молятся.

Двенадцатый стих псалма «Благословен Ты, Господи! научи меня уставам твоим» (בָּרוּךְ אַתָּה יְהוָה לַמְּדֵנִי חֻקֶּיךָ) содержит формулу, с которой начинаются все еврейские благословения. В связи с этим в еврейской традиции принято, что если человек начал говорить благословение ошибочно (а напрасное благословение произносить нельзя), он выходит из ситуации путём произнесения этого стиха.

В православии псалом 118 известен по одному из первых слов как «Непорочны» (греч. Αμωμος) и составляет отдельную кафизму (17-ю). Как и все кафизмы, она делится на три части для чтения принятого славословия («Слава»), а так как псалом один, то и разделения сделаны в самом тексте псалма: после 72-го и 131-го стихов. Этот псалом читается в будничной (вседневной) полунощнице, на субботней, а иногда и на воскресной утрени (в качестве положенной на этот день кафизмы). Он входит в состав погребальной и заупокойной служб, на них он исполняется с припевом «Аллилуия» после каждого стиха, что выражает уверенность в конечной победе над смертью, дарованной через искупительную жертву и воскресение Иисуса Христа. На утрени Великой субботы псалом 118 исполняется с особыми припевами (похвалами), являясь центральной частью этого богослужения.

В сирийских обрядах псалом входит в группу «Господи, воззвах» и в её составе читается на вечерне.

Ссылки

• Григорий Разумовский, прот. [azbyka.ru/hristianstvo/bibliya/vethiy_zavet/razumovskiy_psalmi_17_1-all.shtml Объяснение священной книги псалмов]

Отрывок, характеризующий Псалом 118

Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.