Песнь восхождения

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Псалом 121»)
Перейти к: навигация, поиск

Песнь восхождения (ивр.שִׁיר הַמַּעֲלוֹת‏‎; др.-греч. ᾠδὴ τῶν ἀναβαθμῶν, лат. canticum graduum), — общее надписание, которое в синодальном переводе Библии имеют псалмы 119—133 из книги Псалтирьмасоретской нумерации — псалмы 120—134). 120-й псалом в еврейском тексте имеет чуть изменённое надписание שִׁיר לַמַּעֲלוֹת, что даёт тот же смысл. Эти псалмы обладают определённым смысловым единством и зачастую читаются подряд при богослужении.





Смысл надписания псалмов

Точный смысл надписания «песнь восхождения» не установлен (как многих других надписаний в псалмах). Существует несколько версий. В еврейской традиции принято объяснение, согласно которому эти псалмы пели левиты во время богослужений в Иерусалимском Храме, стоя на ступенях, которые отделяли женский двор храма (эзрат нашим) от внутренней части храмового двора, куда допускались только мужчины. Ступеней этих было пятнадцать — отсюда и количество соответствующих псалмов. В соответствии с этим объяснением в религиозных текстах иудаизма при переводе на русский язык надписание псалмов обычно передаётся как «песнь ступеней».

Согласно христианской традиции в надписании речь идёт о восхождении на родину, в Иерусалим, евреев, вышедших из вавилонского пленения. При этом надписанию придаётся и переносный смысл: эти псалмы наставляют человека на правильный путь, читая их человек повышает свой духовный уровень, то есть как бы «восходит».

Другие версии заключаются в том, что эти псалмы, возможно, следовало петь в повышающейся тональности, либо под аккомпанемент особого музыкального инструмента, либо же это были песни паломников, приходивших в Иерусалим на праздники (с древних времён и до сих пор на иврите не говорят «пойти» или «поехать в Иерусалим», но пользуются словом «подняться»).

В Септуагинте все эти псалмы имеют надписание «ᾨδὴ τῶν ἀναβαθμῶν», что в славянской Библии переводится как «Песнь степе́ней». В еврейском тексте четыре псалма (121, 123, 130, 132) имеют надписание «Песнь восхождения. Давида» (שִׁיר הַמַּעֲלוֹת, לְדָוִד), а 126-й — «Песнь восхождения. Соломона» (שִׁיר הַמַּעֲלוֹת, לִשְׁלֹמֹה), что отражено в синодальном переводе Библии и в Вульгате, но отсутствует в Септуагинте. Таким образом, эти псалмы связаны с именами израильских царей Давида и Соломона, что, однако, оставляет открытым вопрос об авторстве этих псалмов, так как эти надписания можно понимать и как указания на авторство, и как посвящения.

Содержание и богослужебное использование псалмов

Псалом 119

119 псалом (в масоретской нумерации — 120) — это молитва изгнанника. В краткой (семь стихов) молитве он просит об одном — о спасении от злоречия окружающих. Упоминаемые в тексте Мосох и Кидар — территории, входившие в Вавилонское царство; псалмопевец составил этот псалом, имея в виду всех изгнанников, где бы они ни жили. В иудаизме принято читать это псалом беременным женщинам; также он читается во время поста по случаю бездождия.

Псалом 120

120 псалом (в масоретской нумерации — 121), по мнению большинства толкователей, — дорожная молитва, которая могла быть составлена при возвращении пленников в Иерусалим из Вавилона. В этом псалме Бог воспевается как Хранитель (שׁוֹמֵר). Горы, от которых псалмопевец ждёт помощи — это, конечно, горы земли Израильской (Палестины), на которых стоит Иерусалим, и где находился Иерусалимский Храм.

В оригинале надписание псалма отличается от остальных псалмов цикла одной буквой, его можно перевести «Песнь для восхождения».

В иудаизме псалом читается во время поста по случаю бездождия, в ежемесячном обряде благословения новой луны. У сефардов его читают в вечерней молитве, а также, вместе со следующими тремя псалмами, в субботней утренней молитве. Текст этого псалма принято вешать над кроватью готовящейся родить.

В христианстве псалом входил в древнее чинопоследование вечерни, что сохранилось до сих пор в армянском обряде.

Псалом 121

121 псалом (в масоретской нумерации — 122), согласно надписанию, написан царём Давидом. Он посвящён Иерусалиму, который Давид сделал столицей единого Израильского царства и новым религиозным центром народа. Давид мог написать этот псалом для будущих паломников, приходящих на праздники в Храм.

Псалом 122

122 псалом (в масоретской нумерации — 123) — короткая молитва человека, находящегося в бедственном положении и видящего в Боге свою единственную надежду. Как и другие псалмы цикла, скорее всего относится к эпохе вавилонского пленения или более поздней.

Псалом 123

123 псалом (в масоретской нумерации — 124), согласно надписанию, написан царём Давидом, и этого мнения придерживается большинство толкователей. Псалмопевец благодарит Бога за победу над врагами. По сюжету напоминает 17 псалом в сильно сокращённом виде.

Псалом 124

124 псалом(в масоретской нумерации — 125) относят ко времени построения Второго Храма, он продолжает тему предыдущих псалмов о человеке, находящемся в трудной ситуации и ищущем спасения в Боге.

Псалом 125

125 псалом (в масоретской нумерации — 126) — это радостная песнь возвращающихся пленников. В конце псалма приводится притча о людях, с плачем сеющих семена, являющиеся их единственной пищей, в надежде на будущий урожай — псалмопевец выражает уверенность в том, что Бог вознаградит их сторицей. В историческом контексте в этой притче имелись в виду те, кто, получив разрешение на возвращение из Вавилона в землю Израилеву, оставил налаженную жизнь на чужбине и отправился в путь с тем, чтобы в борьбе с трудностями восстановить свою страну и Храм.

В иудаизме этот псалом поётся в начале послетрапезного благословения по субботам и праздникам, а также во все дни, когда не читаются таханун («моления о милости»). Псалом принято читать в день независимости Израиля, он предлагался в качестве гимна государства Израиль.

Псалом 126

126 псалом (в масоретской нумерации — 127) имеет в надписании имя царя Соломона, но по общему мнению всех толкователей, это указывает не на авторство, а на то, что псалом посвящён Соломону. Смысл псалма: все усилия людей окажутся тщетными, если Бог не поможет им. Псалом говорит о сыновьях как о награде от Господа: если у человека нет сыновей, то все его усилия тоже будут потрачены впустую.

Латинский текст этого псалма (по Вульгате «Nisi Dominus aedificaverit domum», обычно сокращённо «Nisi Dominus») — один из излюбленных старинными европейскими композиторами текстов Псалтири, обычно воплощался в рамках жанров мотета и кантаты. Музыкальные произведения на текст Пс.126 писали, среди прочих, О. Лассо, К. Монтеверди (часть его «Вечерни»), Ф. Кавалли, Г.Л. Хасслер, М.А. Шарпантье, Г.И.Ф. фон Бибер, Я.Д. Зеленка, А. Вивальди (2 кантаты).

Псалом 127

Тема этого псалма (в масоретской нумерации — 128) — вознаграждение, которое Бог даёт праведнику. В Православии этот псалом входит в чинопоследование венчания[1]. В иудаизме этот псалом читают в молитве перед сном, а также во время совершения ритуала обрезания.

Псалом 128

Псалом продолжает общую для цикла тему о человеке, находящемся в стеснённом положении. Он ищет утешения в истории Израиля, который претерпел много бедствий, но всегда получал помощь от своего небесного Хранителя. Интересно окончание псалма: он заканчивается благословением, которым не будут благословлять врагов Израиля.

Псалом 129

Псалом 129 (в масоретской нумерации — 130) — это покаянная молитва, взывающая к Божьему милосердию. Псалом особенно популярен в западнохристианской традиции, хорошо известен по первым словам — «De profundis» (с лат. — «Из глубины»).

В иудаизме этот псалом включён в погребальную службу и в молитву, читаемую во время поста по случаю бездождия.

В православии псалом читается на вечерне в составе группы «Господи, воззвах».

В качестве погребальной молитвы «De profundis» с давних пор использовали католики, а в переводе на немецкий язык — и протестанты. Псалом был неоднократно положен на музыку; первые слова псалма часто используются в качестве заголовка литературных произведений.

Псалом 130

Автор 130 псалма (в масоретской нумерации — 131), согласно надписанию, — царь Давид. Псалом мог быть написан во время преследования Давида царём Саулом. Основная идея псалма — человек живёт милостью Божьей, как грудной младенец — молоком матери.

Псалом 131

131 псалом (в масоретской нумерации — 132) — самый большой псалом цикла. Согласно традиции псалом написан царём Давидом и по случаю основания жертвенника на месте будущего Иерусалимского Храма (2Цар. 24:18-25). В 2Пар. 6:41-42 слова этого псалма цитирует царь Соломон в молитве, посвящённой постройке Храма.

В Православном Богослужении стихи из псалма используются в 1 и 2 антифонах на Литургии в праздник Рождества Пресвятой Богородицы.

Псалом 132

132 псалом (в масоретской нумерации — 133), согласно надписанию, написан царём Давидом. Основная идея — радость паломников, пришедших в Иерусалим на праздник — выражается через сравнение праздничной трапезы с елеем и росой.

Псалом 133

Последний, 133 псалом цикла (в масоретской нумерации — 134) представляет собой вечернее благословение, обращённое к левитам, охраняющим Храм. Последний стих псалма является завершением всего цикла, он повторяет мотивы из предыдущих псалмов цикла.

Богослужебное использование всего цикла

В иудаизме песни восхождения читаются все вместе (с добавлением в начале псалма 103) в зимний период после дневной субботней молитвы.

В православии псалмы 119—133 составляют одну кафизму (18-ю) и в этом качестве читаются в соответствии с общим расписанием их чтения. В осенне-зимний период года они читаются на вечерне каждый день, кроме воскресенья, в великий пост — каждый день, кроме воскресенья и понедельника, в остальное время — на субботней вечерне (то есть в пятницу).

Напишите отзыв о статье "Песнь восхождения"

Примечания, ссылки

В Викитеке есть тексты по теме
Песнь восхождения
  • [azbyka.ru/hristianstvo/bibliya/vethiy_zavet/razumovskiy_psalmi_18-all.shtml#1 прот. Григорий Разумовский]
  1. [azbyka.ru/bogosluzhenie/trebnik/treb10.shtml Требник. Последование венчания.]

Отрывок, характеризующий Песнь восхождения

Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.