Псалом 29

Двадцать девятый псалом — 29-й псалом из книги Псалтырь (в масоретской нумерации — 30-й). Благодарственная песнь, написанная царём Давидом для исполнения в ходе ритуала освящения Иерусалимского храма.

Надписание, авторство и предназначение псалма

В синодальном переводе Библии псалом имеет надписание «Псалом Давида. Песнь при обновлении дома», что соответствует церковнославянскому «Псалом песни обновления дому Давидова» и заголовку в еврейском тексте (ивр. ‏מִזְמוֹר שִׁיר חֲנֻכַּת הַבַּיִת לְדָוִד‏‎). Таким образом, надписание ясно указывает на то, что псалом этот написан царём Давидом, и что автор предназначил его для пения в сопровождении музыкальных инструментов.

Относительно повода для написания псалма комментаторы расходятся. Еврейская традиция считает, что псалом был написан после рождения его сына Соломона, так как Давиду было предсказано, что Соломон построит Иерусалимский Храм (2Цар. 7:13). Христианские толкователи предполагают, что псалом мог быть написан для освящения жертвенника, устроенного Давидом на месте будущего храма (2Цар. 24:18-25), или после постройки собственного дома Давида (2Цар. 5:11). Многие придают надписанию переносный смысл и толкуют обновление дома как обновление церкви Иисусом Христом или обновление человека через искупительную жертву Иисуса Христа и таинство крещения..

Богослужебное использование

В иудаизме псалом поётся в праздник Хануки (название праздника на иврите означает «обновление»). Также он включён в ежедневную утреннюю молитву.

Отрывок, характеризующий Псалом 29

Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.