Псалтырь Мелисенды

Псалтырь Мелисенды (Лондон, Британская библиотека, Коллекция Эгертона 1139) — иллюминированная рукопись созданная около 1135 г. в Иерусалимском королевстве, во время правления королевы Мелисенды. Псалтырь является блестящим образцом искусства эпохи крестоносцев, представляющего собой синтез романо-католического и восточно-православного искусства.

В создании Псалтыря участвовало семь художников, которые работали в помещении для переписывания рукописей при Храме Гроба Господня в Иерусалиме. Размеры Псалтыря составляют 21,6 см на 14 см. Псалтырь предназначался для личного пользования. Манускрипт включает в себя 211 пергаментных листов.

Новозаветный цикл

Первые двадцать четыре иллюстрации, занимающие двенадцать листов, представляют сюжеты из Нового Завета. Сцены из Нового Завета, в отличие от восточной христианской традиции, обычно открывали западные псалтыри, однако в данном случае для иллюстраций избраны сюжеты, более распространенные в восточной литургии. Изображены: Благовещение, Богоявление, Рождество, Поклонение волхвов, Сретенье, Крещение Господне, Искушение Христа, Преображение Господне, Воскрешение Лазаря, Вход Господень в Иерусалим, Тайная вечеря, Омовение ног, Моление о чаше, предательство Иуды, Распятие Христово, Снятие с креста, Оплакивание Христа, Сошествие во ад, Жены-мироносицы, Деисус.

Эти иллюстрации были сделаны миниатюристом по имени Василиус, который подписал последнее из изображений Basilius me fecit, и является единственным из создателей этой рукописи, известным по имени. О Василиусе нет никаких сведений, но, судя по его греческому имени, вероятно, он византиец. В равной степени можно предположить, что он был европейским художником, прошедшим обучение, возможно, в Константинополе или армянином, знакомым как с католическими, так и с православными традициями.

Календарь

Фолио 13-21 занимает календарь, подобный календарям псалтырей, созданным в этот же период в Англии. Образцом, вероятно, послужил календарь кафедрального собора в Винчестере. Имя святого Мартина Турского, почитаемого всюду в Европе, выделено золотом, в отличие от имён других святых. В календаре отмечены даты взятия Иерусалима (15 июля), смерти Балдуина II (21 августа) и смерти его жены Морфии (1 октября). Каждому месяцу соответствует медальон со знаком Зодиака, выполненный в романском стиле с сильным исламским влиянием.

Псалтырь

Фолио от 22 до 196 отведены основному содержанию псалтыря — псаломам из Вульгаты. Текст выполнен северо-французским письмом. Инициалы каждого псалма выполнены золотом на пурпурном фоне. Стилистически они связаны с итальянской и исламской книжной миниатюрой и приписываются третьему художнику из оформлявших псалтырь.

Молитвенник

Писец, написавший текст псалмов, выполнил также цикл молитв на фолио 197—211, посвященных девяти святым — Деве Марии, св. Михаилу, Иоанну Крестителю, св. Петру, Иоанну Евангелисту, св. Стефану, св. Николаю, Марии Магдалине, и св. Агнессе. Молитвы сопровождаются изображениями святых, выполненными четвертым художником в романском стиле, но его техника также показывает попытку включения элементов стиля византийского. Этот раздел псалтыря имеет несколько пропусков и его оформление неполно.

Обложка

Обложка (футляр) из панелей слоновой кости в настоящее время отделена от манускрипта. Она украшена небольшими бирюзовыми бусинами, на её передней стороне изображены сцены из жизни царя Давида и из «Психомахии» Пруденция, на задней — царя из Евангелия от Матфея, выполняющего шесть дел милосердия. В миниатюрах соединились черты византийского, исламского, и западноевропейского искусства. Геометрические орнаменты на обложках выполнены под явным влиянием Востока. Царь в эпизодах шести дел милосердия облачён в традиционную одежду византийских императоров, но наиболее вероятно, что это изображение короля, одного из участников крестового похода, возможно Фулька Анжуйского. Выше вырезан сокол, который возможно указывает на имя короля, так как «сокол» и «Фульк» на старофранцузском языке писались одинаково — Fouque.

Плетеный корешок псалтыря выполнен вышивкой в византийском стиле шелковыми и серебряными нитями, украшен красными, синими, и зелеными греческими крестами, которые присутствуют и в гербе Иерусалимского королевства. Корешок выполнен мастером, вероятно обучавшимся в Западной Европе, так как его работа не отличается тонкостью, свойственной византийским вышивальщикам.

Датировка и заказчик

Точная дата создания псалтыря и личность заказчика неизвестны. Однако очевидно, что псалтырь был выполнен для женщины (так, в латинских молитвах использованы женские окончания) высокого ранга. Наиболее вероятно, что владельцем манускрипта была Мелисенда Иерусалимская. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что кроме взятия Иерусалима, единственные даты в календаре, касающиеся участников крестовых походов — даты смерти родителей Мелисенды. Вполне возможно, что смесь католических и восточных тенденций в псалтыре отражает особенности воспитания Мелисенды, выросшей в семье, где отец был католиком, а мать — дочерью армянского князя, правителя Мелитены.

Если псалтырь был действительно сделан для Мелисенды, то наиболее вероятно, что заказан он был её мужем Фульком приблизительно в 1135 году. До этого Фульк и Мелисенда вели борьбу за власть в королевстве, и Мелисенда вступила в союз с противниками своего мужа. К 1134 году они урегулировали свои отношения. Палеографические сравнения с другими текстами, из Иерусалима, приводят к предположению, что время создания псалтыря — 1140-х (или даже 1150-е) годы, более поздние тексты, возможно, использовали Псалтырь Мелисенды в качестве источника.

Манускрипт, возможно, хранился до начала XIX века в монастыре Гранд-Шартрёз в Гренобле. Около 1840 года им владел А. Комармонд, директор лионского Дворца искусств. Его следующим хозяином был Гильельмо Либри (1802—1869), известный своими кражами редких книг из французских публичных библиотек, продавший псалтырь лондонским букинистам Пейну и Фоссу, у них рукопись была приобретена Британским музеем в ноябре 1845 года.

Напишите отзыв о статье "Псалтырь Мелисенды"

Литература

Hugo Buchthal, Miniature Painting in the Latin Kingdom of Jerusalem. Clarendon Press, 1957.
Jaroslav Folda, The Art of the Crusaders in the Holy Land, 1098-1187. Cambridge University Press, 1995.
Bianca Kühnel, Crusader Art of the Twelfth Century - A Geographical, an Historical, or an Art Historical Notion? Berlin, 1994.
Jonathan Riley-Smith, The Oxford History of the Crusades. Oxford University Press, 2002.
Barbara Zeitler, "The Distorting Mirror: Reflections on the Queen Melisende Psalter," in Through the Looking Glass: Byzantium Through British Eyes. Papers From the Twenty-Ninth Spring Syposium of Byzantine Studies, London, March 1995, eds. Robin Cormack and Elizabeth Jeffreys. Variorum, 2000.

См. также

Внешние ссылки

[www.bl.uk/onlinegallery/sacredtexts/melispsalter.html Псалтырь Мелисенды: информация, просмотр] Сайт Британской библиотеки
[www.bl.uk/catalogues/illuminatedmanuscripts/record.asp?MSID=8095&CollID=28&NStart=1139 British Library Digital Catalogue of Illuminated Manuscripts entry]

Отрывок, характеризующий Псалтырь Мелисенды

– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.

Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.