Псаррос, Димитриос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Димитриос Псаррос
Δημήτριος Ψαρρός

Полковник Димитриос Псаррос в начале 30-х годов
Дата рождения

1893(1893)

Место рождения

Хриссо Фокида

Дата смерти

17 апреля 1944(1944-04-17)

Место смерти

Клима Фокида

Принадлежность

Греция Греция

Род войск

пехота, партизанская армия

Звание

полковник, посмертно генерал-майор

Командовал

частями регулярной армии Греции, партизанским полком

Сражения/войны

Балканские войны, Первая мировая война, Украинском поход , Малоазийский поход, Греческое сопротивление

Димитриос Псаррос (греч. Δημήτριος Ψαρρός Хриссо Фокида 1893 — Клима Фокида 17 апреля 1944) — греческий офицер, посмертно генерал-майор. В годы тройной, германо-итало-болгарской оккупации Греции (1941—1944), был соучредителем организации Сопротивления социал-демократической ориентации[1], получившей имя Национальное и Социальное Освобождение (ЕККА) и возглавил её партизанское соединение, «полк 5/42»[2]. Был расстрелян в апреле 1944 года, после столкновения с соединениями Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС). Коллективное издание «100+1 год, Греция» нейтрально характеризует «беспричинное убийство Псарроса шагом местного военачальника горячей крови, который действовал самостоятельно, без приказа»[3]. Историк Т. Герозисис пишет, что «убийство полковника Псарроса легло тенью на Греческое сопротивление и имело трагические последствия». Убийство полковника Псарроса стало важным элементом антикоммунистической пропаганды в Греции на протяжение всех послевоенных десятилетий, включая период военной диктатуры (1967—1974)[4].





Молодость

Димитриос Псаррос родился в 1893 году в селе Хриссо, Фокида. Поступил на юридический факультет Афинского университета. С началом Балканских войн (1912—1913) добровольцем вступил в греческую армию. По окончанию войн поступил в Военное училище эвэлпидов, которое закончил в 1916 году, в звании младшего лейтенанта артиллерии. В годы Первой мировой войны примкнул к, возглавляемому Э. Венизелосом, Движению Национальной Обороны. Принял участие Украинском походе греческой армии (1919), совершённом в поддержку Белого движения, по просьбе Антанты. В звании капитана принял участие в Малоазийском походе (1919—1922), после неудачного исхода которого принял участие в антимонархистской революции армии в сентябре 1922 года. Был среди молодых офицеров, требовавших устранения монархии и провозглашения Республики[5]:390.

Межвоенные годы

Впоследствии был назначен в Генеральный штаб и принял участие в создании армии Эвроса, которая до подписания мира с турками готовилась возобновить войну и совершить бросок на Константинополь. В октябре 1923 года, капитан Псаррос, находясь в Салониках, защищал революцию от мятежа генералов Ликардопулоса и Гаргалидиса[5]:402. В 1935 году, в звании полковника, и будучи начальником штаба X дивизии, вступил в руководимую И. Цигантесом «Греческую военную организацию» (ЭСО), готовившую переворот для возвращения к власти Э. Венизелоса[5]:432. Историк Т. Герозисис пишет, что с этого периода как Цигантес, так и Псаррос были тесно связаны с англичанами[5]:443. С началом переворота, поведение Псарроса было по меньшей мере странным. В то время как полковник С. Сарафис воевал на улицах столицы, Псаррос с женой демонстративно посетил кинотеатр, чтобы отвести подозрения. В дальнейшем Сарафис не принял его объяснений фразой «столько ты стоишь. Я ошибся в своей оценке»[5]:444. Псаррос всё же был обвинён в участии в мятеже. По решению трибунала в Салониках, был осуждён к 12 годам заключения и изгнанию из армии. Однако вскоре был освобождён и занялся коммерцией. В период диктатуры генерала И. Метаксаса Псаррос бездействовал[5]:461. С началом греко-итальянской войны (1940—1941) Псаррос был среди сотен изгнанных из армии офицеров, просившихся на фронт, в чём однако диктаторский режим им отказал[5]:540.

Элефтериа

Греческая армия отразила нападение Италии и перенесла военные действия на территорию Албании. Это вынудило Гитлеровскую Германию прийти на спасение своего союзника. 6 апреля 1941 года немцы вторглись в Грецию с территории союзной им Болгарии. Немецкое вторжение застало Псарроса в македонской столице, городе Фессалоники. 15 мая 1941 года, ещё до падения Крита, по инициативе Македонского Бюро компартии Греции (КПГ), была создана одна из первых организаций Греческого Сопротивления — организация Элефтериа (Ελευθερία — Свобода). В создании организации приняли также участие представители Социалистической партии (И. Пасалидис), Крестьянской партии (Т. Фидас), партии Демократический Союз (Я. Эфтимиадис)[6] и офицерской «группы Меркуриоса». Последняя была названа так по имени майора Меркуриоса, расстрелянного в августе 1947 года, в период Гражданской войны (1946—1949)[5]:577. Хотя Элефтериа ещё не создала своей подпольной сети, она сразу поставила своей целью развёртывание партизанской войны. Псаррос был назначен военным руководителем Элефтерии[7][6][8][9][10].

В августе 1941 года в Салониках Псаррос согласовал с майором Яннисом Папатанасиу слияние организации Свобода, с организацией Защитники Северной Греции (Υ.Β.Ε). Оккупационные власти сумели внедриться в Υ.Β.Ε через полковника Хризохоу. Вскоре прогрессивные офицеры оставили Υ.Β.Ε, где остались только германофилы и англофилы, получавшие инструкции от англичан[5]:577. Слияние организаций не состоялось. После последовавших арестов близких сотрудников Псарроса, он прервал своё сотрудничество с «Элефтерией» и, как большинство офицеров группы Меркуриса, осенью 1941 года бежал в Афины[5]:577[11]

ЕККА

В Афинах Псаррос, вместе с бывшим министром Георгиосом Карталисом, создал антимонархистскую организацию «Национальное и Социальное Освобождение» (иногда упоминается как «Национальное и Социальное Возрождение») (ЕККА). В марте 1942 года компартия вышла на Псарроса, с тем чтобы продолжить сотрудничество, но без результата[5]:598. В апреле 1942 года Псаррос, представляя ЕККА, принял участие в подпольной сходке не-коммунистических и подконтрольных англичанам организаций Сопротивления. Кроме Псарроса и Бакирдзиса, в сходке приняли участие Х. Куцояннопулос и Д. Бардопулос от Прометея II , полковник Зервас и К. Пиромаглу от ЭДЕС и британские офицеры из SOE в качестве представителей союзного штаба в Каире На встрече было принято решение начать масштабную вооружённую борьбу не позже августа-сентября 1942 года. Были определены регионы действий будущих отрядов За Псарросом был закреплён регион восточной и центральной Средней Греции[5]:598. Но из всех назначенных руководителей некоммунистических партизанских отрядов, только Зервас ушёл в горы, да и то через 5 месяцев, в сентябре 1942 года. Псаррос оставался нерешительным[5]:599. Герозисис пишет, что Карталис и Псаррос верили в возможность вооружённой борьбы и Псаррос был готов отправиться в горы, но «с некоторыми условиями». Псаррос и поддерживающие его англичане рассматривали вопрос следующим образом: Для того чтобы начать вооружённую борьбу, Псаррос желал обеспечить всё -вооружение продовольствие, финансы. Он желал чтобы всё это было сброшено с воздуха англичанами. После чего, он намеревался произвести нормальную мобилизацию резервистов, а не добровольцев. Герозисис пишет, что его идеи соответствовали созданию регулярной армии, но не имели никакого отношения к созданию партизанской армии[5]:597. Одновременно Псаррос вошёл в контакт с прибывшим с Ближнего Востока, руководителем разведывательно-диверсионной группой Мидас 614 И. Цигантесом, через которого он наладил также связи эмиграционным правительством в Каире[12]. Единственным военным эпизодом с участием Псарроса в 1942 году стало нападение маленькой военной организации «Греческая Освободительная Армия» (ΕΑΣ), в сотрудничестве с партизанами прокоммунистической Народно-освободительной армии (ЭЛАС), на итальянский конвой в Доврувица, Дорида 18/12/1942. Псаррос вернулся в Афины, откуда окончательно вернулся на Парнас в марте 1943 года.

Полк 5/42

25 марта 1943 года, в день когда в Греции отмечается начало Освободительной войны (1821—1829), Псаррос прибыл в своё родное село Хриссос. Офицеры, действовавших в регионе, двух взводов ΕΑΣ из Дистомо перешли под его командование. Только через месяц, 20 апреля Псаррос провозгласил начало своей вооружённой борьбы и его партизаны сформировали «полк эвзонов 5/42»[5]:597. Избранное им имя нового соединения носило символический характер. Гвардейский полк эвзонов 5/42 прославился в Балканские войны и Малоазийском походе и в значительной степени был укомплектован выходцами из Средней Греции[13]. . Так 5/42 стал армией ЕККА, в которой военным руководителем был Псаррос, а политическим вождём Карталис Герозисс пишет, что два лидера ЕККА −5/42 недооценили действительную обстановку. Они приняли решение начать партизанскую войну в сентябре 1942 года, но начали её только в апреле 1943 года. Но в апреле 1943 года «свободного пространства» для них уже не было. К этому времени прокоммунистическая Народно-освободительная армия Греции (ЭЛАС) располагала в регионе силами до 2 тысяч бойцов, под командованием Ариса Велухиотиса, а политический Национально-освободительный фронт (ЭАМ) получил в регионе «восхитительно большое развитие». Герозисис пишет, что именно по этой причине англичане поддержали это «заведомо проигрышное дело». Он пишет, что появление в этих горах, благодаря британской поддержке, «полка 5/42» не было естественным. Партизанский отряд Псарроса действовал в регионе горы Гьона[14] и его «полк 5/42» был признан военным крылом организации ΕΚΚΑ. Однако в действительности связи с политической организацией были слабыми[15]

Первое разоружение «полка 5/42»

С момента когда генерал С. Сарафис возглавил ЭЛАС, его первыми двумя проблемами были отражение широкомасштабного наступления итальянской армии в Средней Греции, Фессалии и Эпире и разоружение «полка 5/42». «Полк 5/42» расположился в регионе, который был под политическим контролем ЭАМ и военным контролем ЭЛАС. «Полк 5/42» был детищем английских служб. Некоторые из его офицеров были демократами, другие монархистами или сторонниками диктатуры генерала Метаксаса. В рядах «полка 5/42» были и откровенные фашисты, которых не интересовало Сопротивление, а борьба против ЭАМ, при поддержке английских служб. Партизаны «полка 5/42» получали помощь, сбрасываемую англичанами с воздуха. Источником снабжения партизан ЭЛАС был враг. От союзников они не получали (почти) ничего. Следует отметить, что в отличие от партизан ЭЛАС, которые все были добровольцами, партизаны ЭДЕС и «полка 5/42» получали от англичан жалованье, которое колебалось от 1 до 10 золотых фунтов стерлингов в месяц, что в глазах бойцов ЭЛАС придавало им «цвет наёмника»[5]:631[16]. В то время как ЭАМ и компартия, в преддверии итальянского наступления, инструктировали Велухиотиса сотрудничать с любой организацией Сопротивления, Велухиотис решил не оставлять в своём тылу «вражеские силы». Поводом было то, что без одобрения Псарроса, некоторые из офицеров, будучи монархистами и антикоммунистами, преследовали сторонников ЭАМ. 15 мая 1943 года части ЭЛАС, без крови, разоружили «полк 5/42». Однако несколькими днями позже, Сарафис, Велухиотис и Дзимас попросили у Псарроса извинения и вернули его разоружённому полку оружие. Герозисис пишет, что часто в истории исправление начальной ошибки является бόльшей ошибкой, нежели первоначальная. Псарросу был предложен пост командующего партизанскими силами всей Средней Греции, однако Псаррос отказался[17]. С помощью англичан, Псаррос начал восстанавливать свой «полк»[5]:632.

Второе разоружение «полка 5/42»

Тем временем ЭЛАС отразил итальянское наступление. В своих мемуарах, заместитель командующего не-коммунистического ЭДЕС, К. Пиромаглу писал, что с первого момента восстановления «полка 5/42» был разделён: одна его часть была национально-демократической, другая национально-монархисткой. Первые считали, что следует вести войну против оккупантов в союзе с ЭЛАС. Этой линии придерживались и Псаррос и Карталис. Национал-монархисты верили, что следует вести борьбу против оккупантов, но что «коммунизм ЭАМ-ЭЛАС» — также «большой враг» и не делали разницы между немцами и «коммунистоэласитами». 22 июня 1943 года «полк 5/42» был разоружен ещё раз, без приказа генштаба ЭЛАС и даже не информируя его. Частями ЭЛАС командовали Андреас Мундрихас и Фотис Вермеос. Но на этот раз была пролита кровь Приказ разоружения был издан майором Э. Зуласом. Зулас, в своём объяснении писал, что издал приказ «в порыве гнева, против позиции Псарроса», то есть его покрывательства офицеров, которые провоцировали ЭЛАС и избивали сторонников ЭАМ. Псаррос переправился в город Эгион, на побережье Пелопоннеса, приняв решение о своём выходе из партизанского движения. На этот раз генштаб ЭЛАС не имел отношения к этому разоружению, но совершил политическую ошибку, когда в очередной раз попросил извинения у Псарроса"[5]:636.. Герозисис пишет, что Псаррос, под давлением англичан которые имели прямое отношение к событиям, в свою очередь совершил ошибку и восстановил 5/42 в третий раз, в враждебном регионе и с офицерами, которые не подчинялись ему[5]:637. ЭАМ, после второго разоружения полка 5/42, помог в его восстановлении, призвал к ответу Велухиотиса и Вермеоса и пришёл к выводу, что ответственность была майора Эфтимия Зуласа, который однако не понёс никакого наказания[18].

Сосуществование с ЭЛАС

После того как КПГ осудила второй роспуск «полка 5/42», Генеральный штаб ЭЛАС послал приказы доброго сосуществования с «полком 5/42», который был восстановлен в третий раз. ΕΚΚΑ согласилась принять участие в Совместном Генеральном Штабе греческих партизан, а также отправить вместе с ЭЛАС и ЭДЕС письмо эмиграционному правительству в Каир, в котором они просили, чтобы король не возвращался в страну до проведения референдума о судьбе монархии[19]. Во время стычек между ЭДЕС и ЭЛАС, носивших характер гражданской войны, «полк 5/42» заявил о своей поддержке ЭЛАС, что вызвало недовольство у роялистов полка и у англичан. В то же время Карталис заверял английского связного Woodhouse, что после ухода немцев «полк 5/42» будет воевать против ЭЛАС. Позиция Псарроса-Картлиса вызвала внутренний кризис. Группа капитана Дедусиса обвинила Псарроса в том, что он не воспользовался возможностью разделаться с ЭЛАС в регионе, когда он ЭЛАС подвергался немецкому нападению. Однако Псаррос сумел провести свою линию и «полк 5/42» принял участие в боях против немцев[5]:675. 1 февраля 1944 года, в то время как части ЭЛАС и «полка 5/42» сотрудничали в обороне города Амфисса, в других частях «полка 5/42», роялисты подписали текст отречения от ЕΚΚΑ После переговоров и соглашения в Плака 15 февраля 1944 года, между ЭЛАС и ЭДЕС, в которых приняли участие и Псаррос-Карталис[5]:682, позиция представителей ЕККА в этом соглашении была сочтена руководством ЭЛАС как предательство[20].

Третье и окончательное разоружение «полка 5/42»

В конце февраля 1944 года, 68 офицеров-роялистов «полка 5/42», подписали петицию в которой заявляли, что не признают более командование Псарроса и руководство ЕККА. Они требовали перевод «полка 5/42» под непосредственное командование короля, эмиграционного правительства и союзного штаба Ближнего Востока[5]:675. Текст этой тайной петиции, с помощью агентуры ЭАМ на Ближнем Востоке был переслан в руки Псарроса, с следующей припиской: «Берегись, они тебя „съедят“. Старик». Псевдоним Старик принадлежал генсеку КПГ Сиантосу. Обстановку накалило и предложение немцев о сепаратном перемирии с полком 5/42. Эта обстановка, по оценке историка Герозисиса, не могла продолжаться далее. Он же считает, что к кровавой развязке подтолкнула группа офицеров роялистов в 5/42, ошибки самого Псарроса, но и ошибки руководства ЭАМ-ЭЛАС в региональном и национальном масштабах. Внутренний кризис 5/42 перерастал в провокации роялистов против ЭЛАС, избиения и даже убийства сторонников ЭАМ и резервистов ЭЛАС, грабёж складов ЭЛАС. Население стало требовать защиты регулярных частей ЭЛАС[5]:695. Люди Дедусиса попытались разоружить группу самообороны ЭЛАС в Крокили, убив местного руководителя. Комиссия расследовавшая этот инцидент, в составе Псарроса, майора Зуласа и британского офицера Джефа, полностью встала на сторону ЭЛАС. Якобы разъяренный событием, Джеф обратился к офицерам ЭЛАС фразой «чего вы их держите и не разгоняете»[5]:696. Псаррос пообещал вернуть разграбленное оружие и разоружить группу своего капитана. В действительности он не имел никакой власти, но отказывался и от встречи со своим другом, генералом Сарафисом. После этого внутреннего переворота возглавленного офицером «полка 5/42», Т. Дедусисом, который отрёкся от политической организации ΕΚΚΑ, несколько офицеров — республиканцев полка перешли 10/4/1944 в ЭЛАС. Самый известный из них, полковник Константин Лаггуранис, был сторонником освобождения ЕККА-5/42 от влияния британских служб и их слияния с ЭЛАС. Перед своим переходом в ЭЛАС он проинформировал о причинах своего шага Псарроса. Псаррос оказался в трудном положении, поскольку потерял контроль над «полком», в то время как его роялисты продолжали провоцировать маленькие столкновения с ЭЛАС. В тот же период англичане считали полк 5/42 проигрышной картой илисателлитом ЭАМ’'.[21] В этот период, по пути на Пелопоннес, где III дивизия ЭЛАС отражала наступление немцев и коллаборационистов, в регионе Парнаса оказался А. Велухиотис. Уже в начале апреля «правительство гор» послало Псарросу телеграмму-ультиматум, с тем чтобы он унял группу Дедусиса-Капецониса. Псаррос пообещал сделать это, но в действительности это было вне его сил"[5]:696. 9 апреля «правительство гор» послало Псарросу очередную телеграмму. Герозисис отмечает ошибку Псарроса, который бы мог как минимум осудить действия Дедусиса, продолжавшего «войну» против ЭЛАС и контакты с немцами и коллаборационистами. В этой атмосфере, Велухиотис, прибывший в Мавролитари, где находился штаб 5-й бригады ЭЛАС, взял ситуацию в свои руки и потребовал выдачи капитана Дедусиса и майора Капецониса, которые продолжали свои провокации и гордились тем, что убили 152 партизан ЭЛАС. Псаррос ответил, что он не в состоянии сделать это. 5-я бригада ЭЛАС потребовала немедленной сдачи полка 5/42. Псаррос послал телеграмму ЕККА, информируя, что окажет сопротивление и другую телеграмму «правительству гор», в которой предоставлял в полк 5/42 «правительству гор», при условии оставления его автономного статуса. Последняя телеграмма никогда не дошла до «правительства гор», что Герозисис считает несколько странным[5]:697. 16 апреля Псаррос издал приказ, в котором говорил, что полк будет сопротивляться всеми силами. 17 апреля 1944 года 5-я бригада ЭЛАС осуществила свою атаку и за несколько часов разгромила полк 5/42[22] около Строми, Фокида[23] с серьёзными потерями с двух сторон.

Капитану Дедусису и майору Капецонису со своими людьми удалось бежать в Патры, к немцам, с которыми они были в контакте, после чего они присоединились к батальонам коллаборационистов[5]:698. Псаррос со своим адъютантом остался на поле боя и сдался частям ЭЛАС. Он тоже мог бежать, но не имел ничего общего с батальонами коллаборационистов.

Смерть Псарроса

Псаррос сдался капитану Димитрису Димитриу (псевдоним Никифорос), который послал его с сопровождением в штаб 5-й бригады, к полковнику Г. Ригосу. По стечению обстоятельств, по дороге в штаб, Псаррос встретился с майором Зуласом. Оставаясь верхом на коне и находясь под впечатлением потерь среди своих партизан, Зулас стал обвинять Псарроса. Псаррос напомнил, что он пленный и что это надо уважать. Зулас потерял хладнокровие и громко выкрикнул с возмущением «чего вы его держите и не убиваете». Кто-то из партизан решил, что это приказ и очередью уложил Псарроса[24]. Есть свидетельства участников и свидетелей, придающих событию ещё один оттенок: Псаррос и Зулас были старыми знакомыми, недолюбливали, если не ненавидели, друг друга и причиной было банальное Cherchez la femme[25].

Впоследствии

Герозисис пишет, что действия Зуласа были непростительными и бесчестными для кадрового военного, поскольку Псаррос был пленным и просил это уважить. Он же пишет, что убийство полковника Псарроса легло тенью на Греческое сопротивление и имело трагические последствия[5]:698. Герозисис добавляет, что у этих событий есть несколько безответных вопросов: В районе боя находились 2 британских майора, которые однако и не попытались вмешаться. У полка 5/42 не было будущего. Если бы он не был разоружён силами ЭЛАС, он бы развалился из-за внутренних разногласий или был бы обязан перейти под непосредственное руководство «правительством гор». Эту перспективу видели и англичане, в чьих интересах было разоружение полка 5/42 силами ЭЛАС. Но даже они не могли предвидеть убийство Псарроса, которое, как пишет Герозисис, пришло к ним «как подарок небес». Член британской миссии Woodhouse, предложил послать британские группы для убийства Велухиотиса, считая его ответственным за убийство Псарроса[26].

Через несколько дней, с партизанского аэродрома в Алмирос, вылетела в Ливан делегация ЭАМ-ЭЛАС-КПГ. Предстояло формирование Правительства Национального Единства, но делегация несла на свои плечах тяжкий груз разгрома полка 5/42 и убийства Псарроса[5]:699. В послевоенные годы и в особенности в период Гражданской войны (1946—1949), но и в последующие десятилетия, убийство Псарроса стало важным элементом антикоммунистической пропаганды. При этом, утверждается, что майор Зулас принадлежал к тесному кругу генсека КПГ Сиантосу, в силу чего тень убийства падает на генсека компартии. После Гражданской войны (1946—1949), в 1951 году, находясь в политической эмиграции в Румынии, Зулас написал в своём докладе в адрес КПГ, что он расстрелял Псарроса, чтобы исключить вероятность воссоздания полка 5/42[27]. Кроме этого, он утверждал, что решение он принял совместно с Велухиотисом, что по мнению Г. Фаракоса, вероятно служило текущим (1951) целям внутрипартийной борьбы[28][29] и отрицал руководство к этому шагу со стороны Сиантоса[30]. С другой стороны, Велухиотис в своём докладе к КПГ, сразу после событий, писал что Псаррос погиб в бою[31]. Многие современные греческие журналисты и исследователи считают, что если Зулас не действовал самостоятельно, то тень ответственности лежит на Велухиотисе и генсеке Сиантосе[32]. Оппоненты этой оценки утверждают, что у ЭАМ, готовившегося принять участие в конференции в Ливане, не было никакой выгоды подставить себя и ослабить свою политическую позицию на переговорах убийством Псарроса и что оно произошло по инициативе местного командира[33].

Память

Сразу после войны, в 1945 году, Псарросу, посмертно, было присуждено звание генерал-майора. Центр подготовки артиллеристов (ΚΕΠΒ) в городе Фивы назван именем генерал-майора Псарроса. Бюст Д. Псарроса установлен в одной из центральных точек греческой столицы, на перекрёстке улицы Патисион и проспекта Александрас. В 60-е годы на месте разгрома полка 5/42 был воздвигнут памятник погибшим[34].

Напишите отзыв о статье "Псаррос, Димитриос"

Ссылки

  1. ↑ Χάγκεν Φλάισερ, «Οι μικρότερες οργανώσεις», Ιστορία του Ελληνικού Έθνους, Εκδοτική Αθηνών, τομ.ΙΣΤ, Αθήνα, 2000, σελ.19
  2. ↑ Παγκόσμιο Βιογραφικό Λεξικό, τόμ.9Β, σ. 489, εκδ. Αθηνών 1988
  3. ↑ 100+1 Χρόνια Ελλάδα, Ά τόμος, 1900—1949, εκδ. Η. Μανιατέας, 1999, σελ. 285
  4. ↑ [mam.avarchive.gr/portal/digitalview.jsp?get_ac_id=3346&thid=10113 EOA-HeNAA — Τεκμήριο D3346]
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 Τριαντάφυλος Α. Γεροζήσης, Το Σώμα των αξιωματικών και η θέση του στη σύγχρονη Ελληνική κοινωνία (1821—1975), εκδ. Δωδώνη, ISBN 960-248-794-1
  6. ↑ 1 2 [www.rizospastis.gr/story.do?id=4749333 6 ΟΚΤΩΒΡΗ 1941 Η δολοφονία των μελών του Μακεδονικού Γραφείου του ΚΚΕ, εφημερίδα Ριζοσπάστης, ανακτήθηκε στις 23/3/2015]
  7. ↑ Χάγκεν Φλάισερ, «Το Αντάρτικο», Ιστορία του Ελληνικού Έθνους, Εκδοτική Αθηνών, τομ.ΙΣΤ, Αθήνα, 2000, σελ. 20
  8. ↑ [www.edia-makedonia.gr/index.php?option=com_content&view=article&id=50:------------lr&catid=1:2011-07-13-11-29-17 Η είσοδος των ναζί στη Θεσσαλονίκη και η ίδρυση της εθνικοαπελευθερωτικής οργάνωσης «Ελευθερία» ΕΔΙΑ Κ&Δ Μακεδονίας, ανακτήθηκε στις 23/3/2015]
  9. ↑ Διδακτορική Διατριβή Δορδανάς,Στράτος (2002, Αριστοτέλειο Πανεπιστήμιο Θεσσαλονίκης (ΑΠΘ)), Αντίποινα των γερμανικών αρχών κατοχής στη Μακεδονία (1941—1944) σελ 33
  10. ↑ «Η νικηφόρα επανάσταση που χάθηκε», Θανάσης Χατζής, εκδόσεις ΔΩΡΙΚΟΣ, Αθήνα 1983 σελ 110
  11. ↑ Οι άλλοι καπετάνιοι, Αντικομουνιστές ένοπλοι στα χρόνια της Κατοχής και του Εμφυλίου, Βάιος Καλογρηάς, Ένοπλες ομάδες ανεξάρτητων οπλαρχηγών και εθνικιστών και αξιωματικών στην περιοχή μεταξύ Στρυμόνα και Αξιού (1941—1944) σελ 191
  12. ↑ Άρης Βελουχιώτης: το χαμένο αρχείο, άγνωστα κείμενα, η στάση της ηγεσίας του ΚΚΕ απέναντι ατον Άρη Βελουχιώτη, 1941—1945, εκδόσεις Ελληνικά Γράμματα, 1997 σελ 47-8
  13. ↑ [xanthinews.gr/17-a%CF%80%CF%81%CE%B9%CE%BB%CE%B9%CE%BF%CF%85-1944-%CE%B7%CE%BC%CE%B5%CF%81%CE%B1-%CF%80%CE%B1%CF%83%CF%87%CE%B1-%CE%B4%CE%BF%CE%BB%CE%BF%CF%86%CE%BF%CE%BD%CE%B5%CE%B9%CF%84%CE%B1%CE%B9-%CE%BF/ 17 AΠΡΙΛΙΟΥ 1944. (ΗΜΕΡΑ ΠΑΣΧΑ). ΔΟΛΟΦΟΝΕΙΤΑΙ Ο ΣΥΝΤΑΓΜΑΤΑΡΧΗΣ ΔΗΜΗΤΡΙΟΣ ΨΑΡΡΟΣ ΑΠΟ ΤΟΥΣ ΕΛΑΣΙΤΕΣ — Xanthinews]
  14. ↑ [www.tanea.gr/vivliodromio/?aid=20663 Δημήτριος Ψαρρός: η χαμένη ευκαιρία] (5 мая 2007). Проверено 12 декабря 2011.
  15. ↑ ΈΞΙ ΣΤΙΓΜΕΣ ΤΟΥ ΕΙΚΟΣΤΟΥ ΑΙΩΝΑ ΚΑΤΟΧΗ ΑΝΤΙΣΤΑΣΗ 1941—1944 ΤΑ ΝΕΑ ιστορία, Οι οργανώσεις της Εθνικής Αντίστασης καταγραφή και ανάλυση σελ 100—101
  16. ↑ LSE June 21, 2003 Title «The Special Operations Executive in Greece 1941—1944: The case of the 5/42 Regiment of Evzones» By Argyrios Mamarelis page 7
  17. ↑ Άρης ο αρχηγός των ατάκτων Ιστορική βιογραφία, Διονύσης Χαριτόπουλος , εκδόσεις ΤΟΠΟΣ, Αθήνα 2009, σελ 259
  18. ↑ Άρης ο αρχηγός των ατάκτων Ιστορική βιογραφία, Διονύσης Χαριτόπουλος , εκδόσεις ΤΟΠΟΣ, Αθήνα 2009, σελ 288-9
  19. ↑ [emfilios.blogspot.gr/2011/11/542.html Η ΕΚΚΑ, ΤΟ 5/42 ΚΑΙ Η ΕΜΦΥΛΙΑ ΣΥΓΓΡΟΥΣΗ Το παρακάτω άρθρο δημοσιεύθηκε στο περιοδικό ΙΣΤΟΡΙΚΑ της εφημερίδας ΕΛΕΥΘΕΡΟΤΥΠΙΑ, τεύχος 110, σελ. 33-37, 22 Νοεμβρίου 2001 του ΦΟΙΒΟΥ ΟΙΚΟΝΟΜΙΔΗ, δημοσιογράφου-ερευνητή]
  20. ↑ Άρης ο αρχηγός των ατάκτων Ιστορική βιογραφία, Διονύσης Χαριτόπουλος , εκδόσεις ΤΟΠΟΣ, Αθήνα 2009, σελ 517
  21. ↑ Λυμπεράτος, Μιχάλης Π. «Οι οργανώσεις της Αντίστασης». Στο: Ιστορία της Ελλάδας του 20ού αιώνα. Τόμ. 3α: Β΄ Παγκόσμιος Πόλεμος, Κατοχή, Αντίσταση 1940—1945. Επιμέλεια Χρήστος Χατζηιωσήφ, Προκόπης Παπαστράτης. Αθήνα: Βιβλιόραμα, 2007, σ. 45-6
  22. ↑ Γρηγόρης Φαράκος, Το χαμένο Αρχείο — Άγνωστα Κείμενα, εκδ. Ελληνικά Γράμματα, 5η εκδοση, σελ. 289 κ.ε.
  23. ↑ Σόλων Γρηγοριάδης. Ιστορία της σύγχρονης Ελλάδας 1941-1974, τόμος Β'. — Τεγόπουλος Εκδόσεις ΑΕ, 2011. — P. 78-79. — ISBN 9-789609-487658.
  24. ↑ [kokkinosfakelos.blogspot.gr/2010/10/o-ekka.html KOKKINOΣ ΦΑΚΕΛΟΣ: O EKKA και η δολοφονία του Ψαρρού]
  25. ↑ [istoriakatoxis.blogspot.gr/2013/03/blog-post_28.html ΙΣΤΟΡΙΑ ΤΗΣ ΚΑΤΟΧΗΣ: Ο ελασίτης αξιωματικός Ευθύμιος Ζούλας, το προσωπικό του μίσος για τον Ψαρρό και η περίεργη ασυλία που έχαιρε απ΄το ΚΚΕ]
  26. ↑ Στα πρόθυρα του Εμφυλίου Πολέμου, από τα Δεκεμβριανά στις εκλογές του 1946, εκδόσεις Βιβλιόραμα, Μιχάλης Λυμπεράτος σελ 125
  27. ↑ Άρης ο αρχηγός των ατάκτων Ιστορική βιογραφία, Διονύσης Χαριτόπουλος , εκδόσεις ΤΟΠΟΣ, Αθήνα 2009, σελ 530
  28. ↑ Γρηγόρης Φαράκος, Το χαμένο Αρχείο — Άγνωστα Κείμενα, εκδ. Ελληνικά Γράμματα, 5η εκδοση, σελ. 297
  29. ↑ ΈΞΙ ΣΤΙΓΜΕΣ ΤΟΥ ΕΙΚΟΣΤΟΥ ΑΙΩΝΑ ΚΑΤΟΧΗ ΑΝΤΙΣΤΑΣΗ 1941—1944 ΤΑ ΝΕΑ ιστορία, Οι οργανώσεις της Εθνικής Αντίστασης καταγραφή και ανάλυση σελ 46
  30. ↑ Γρηγόρης Φαράκος, Το χαμένο Αρχείο — Άγνωστα Κείμενα, εκδ. Ελληνικά Γράμματα, 5η εκδοση, σελ. 296
  31. ↑ Γρηγόρης Φαράκος, Το χαμένο Αρχείο — Άγνωστα Κείμενα, εκδ. Ελληνικά Γράμματα, 5η εκδοση, σελ. 292
  32. ↑ [www.kathimerini.gr/415933/article/epikairothta/ellada/ena-filodo3o-egxeirhma-poy-apetyxe ΕΛΛΑΔΑ 16.01.2011 Ενα φιλόδοξο εγχείρημα που απέτυχε Του Αργυρη Μαμαρελη*, εφημερίδα ΚΑΘΗΜΕΡΙΝΗ, ανακτήθηκε στις 24/3/2015]
  33. ↑ Παγκόσμιο Βιογραφικό Λεξικό, τόμ. 9Β, σ. 489, εκδ. Αθηνών 1988
  34. ↑ Εθνική αντίσταση «Η αληθινή ιστορία του ελληνικού αντάρτικου» Ιάσονας Γ. Χανδρινός σελ 64 , εκδόσεις Περισκόπιο

Отрывок, характеризующий Псаррос, Димитриос

– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Псаррос,_Димитриос&oldid=80534870»