Психо

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Психо (фильм, 1960)»)
Перейти к: навигация, поиск
Психо
Psycho
Жанр

триллер, фильм ужасов

Режиссёр

Альфред Хичкок

Продюсер

Альфред Хичкок

Автор
сценария

Джозеф Стефано

В главных
ролях

Энтони Перкинс
Джанет Ли
Вера Майлз

Оператор

Джон Л. Расселл

Композитор

Бернард Херрманн

Кинокомпания

Shamley Productions

Длительность

109 мин

Бюджет

$ 800 тыс.

Сборы

$ 40 млн

Страна

США США

Год

1960

Следующий фильм

Психо 2

IMDb

ID 0054215

К:Фильмы 1960 года

«Психо`» (англ. Psycho) — культовый[1] чёрно-белый психологический триллер Альфреда Хичкока, традиционно причисляемый к вершинам творчества Хичкока и жанра в целом. Вольная экранизация одноимённого романа Роберта Блоха. Это первый за много лет фильм Хичкока, снятый в монохроме. Старые художественные коды американской готики трансформированы режиссёром в новый жанровый сплав, замешанный на психоанализе и близкий скорее к фильму ужасов, чем к классическому триллеру. Атмосферу тревоги и нервозности («саспенса») дополняет саундтрек композитора Бернарда Херрманна. Главные роли сыграли Энтони Перкинс, Джанет Ли и Вера Майлз.





Сюжет

Молодая женщина Мэрион Крэйн (Джанет Ли) похищает 40 тысяч долларов, которые ей доверил начальник. Она не задумывала это преступление, похищение вышло спонтанно. Мэрион просто хочет уехать из города и начать новую жизнь со своим любовником.

Во время бегства, устав от стресса и вождения автомобиля, она решает свернуть с шоссе и провести ночь в уединённом мотеле, где полиция вряд ли найдёт её. Однако здесь её поджидает более страшное наказание. Мотелем управляет Норман Бейтс (Энтони Перкинс) — юноша, страдающий раздвоением личности: временами в нём оживает его горячо любимая, но уже давно умершая деспотичная мать. Норман испытывает влечение к Мэрион, но его «мать» категорически протестует против чувств сына. «Она» требует от Нормана отстраниться от Мэрион, а получив отказ, решает убить девушку и осуществляет свой замысел в ванной, пока та моется (эта сцена убийства в ванной, сопровождаемая пронзительными звуками, является одной из самых известных сцен в мировом кинематографе).

В это время по следам Мэрион направляется частный детектив Милтон Арбогаст, который раскрывает жуткую тайну Нормана Бейтса, но не успевает донести её до находящихся в смятении любовника Мэрион и её сестры, ибо Норман убивает и Арбогаста, проткнув ему живот. В конце концов, сестре и бывшему любовнику удаётся запутать Нормана и задержать его.

Лишь в этот момент выясняется, что мать Нормана давным-давно умерла, и что владелец мотеля бережно сохранял её иссохший труп, посаженный в кресло в одной из комнат особняка, расположенного недалеко от мотеля.

Нормана Бейтса арестовывают, но психиатр, поговорив с ним, "а точнее с его матерью", рассказывает полицейским о том, что у Нормана раздвоение личности. После этого его помещают в психиатрическую клинику.

Фильм заканчивается бредом-монологом Нормана, голосом его матери - сильной стороной его разделенной личности.

В ролях

Упоминаются в титрах:

Не упоминаются в титрах:

  • Пруденс Бирз, Мюриэл Брэдли, Кит Карсон, Джордж Докстэйдер, Харпер Флаэрти, Маргарет Фуррер, Майра Джонс, Ли Касс, Лиллиан О’Мэйли, Фред Швайвиллер — статисты
  • Флетчер Аллен — полицейский на стремянке
  • Фрэнсис Де Сэйлз — офицер
  • Джордж Элдридж — шеф Джэймс Митчелл
  • Сэм Флинт — офицер
  • Вирджиния Грегг — голос Нормы Бэйтс
  • Альфред Хичкок — человек в ковбойской шляпе
  • Пол Джасмин — голос Нормы Бэйтс
  • Фрэнс Киллмонд — Боб Саммерфилд
  • Тед Найт — охранник
  • Пэт Маккэффри — полицейский охранник
  • Джанетт Нолан — голос Нормы Бэйтс
  • Чиф Тахачи — гражданин
  • Хелен Уоллас — посетитель скобяной лавки

Съёмочная группа

  • Сценарий — Джозеф Стефано (Joseph Stefano) по роману Роберта Блоха (Robert Bloch)
  • Главный оператор — Джон Расселл (John L. Russell)
  • Художники-постановщики: Джозеф Хёрли (Joseph Hurley), Роберт Клэтворти (Robert Clatworthy)
  • Декоратор — Джордж Майло (Geogre Milo)
  • Директор производства — Лью Лири (Lew Leary)
  • Титры — Сол Бэсс (Saul Bass)
  • Монтаж — Джордж Томазини (Geogre Tomasini)
  • Костюмы — Хелен Колвиг (Helen Colvig)
  • Грим: Джэк Бэррон (Jack Barron), Роберт Доун (Robert Dawn)
  • Стилист по причёскам — Флоранс Буш (Florence Bush)
  • Спецэффекты — Кларенс Шампань (Clawrence Champagne)
  • Запись звука: Уолдон Уотсон (Waldon O. Watson), Уильям Расселл (Willian Russell)
  • Ассистент режиссёра: Хилтон Грин (Hilton A. Green)
  • Консультант по живописи — Сол Бэсс
  • Музыка — Бернард Херрманн
  • Режиссёр — Альфред Хичкок

Создание

В основе фильма лежит история подлинного маньяка из Висконсина Эда Гейна (а позднее этот сюжет использовали авторы «Техасской резни бензопилой»).

Альфред Хичкок купил у Роберта Блоха права на экранизацию его романа анонимно и всего за 9 тысяч долларов. А затем Хичкок до премьеры скупил столько экземпляров романа, сколько смог найти, чтобы сохранить концовку фильма в тайне. Одна из причин, почему Хичкок решил снять фильм на чёрно-белую плёнку, — это решение не делать фильм слишком кровавым. Другой причиной была экономия. Роль крови в фильме исполнял шоколадный сироп.

Весь саундтрек фильма исполняется исключительно на струнных музыкальных инструментах. Альфред Хичкок был настолько впечатлен музыкой Бернарда Херрманна, что удвоил гонорар композитора (гонорар Херрманна составил $34 501) — так режиссёр решил вознаградить Херрманна за потрясающую музыку к фильму. Позднее Хичкок скажет, что 33 % эффекта, который достигается при просмотре фильма, принадлежит музыке.

Строительство особняка «под мотель Бейтса» обошлось в 15 тысяч долларов.

Перкинс согласился сниматься в фильме, даже не прочитав сценария. Он получил за роль гонорар в 40 тысяч долларов.

В знаменитой сцене убийства в ванной пронзительный звук создаётся скрипками, по которым резко водят смычками. А звук ножа, впивающегося в плоть, — это звук ножа, втыкаемого в дыню. Сама же сцена снималась с 17 декабря по 23 декабря 1959 года, причём вообще без участия Перкинса (он в этот момент уехал в Нью-Йорк). Сцена имела около 90 склеек при монтаже.

После смерти Мэрион в фильме крупно показаны её открытые глаза с суженными зрачками. Офтальмологи завалили Хичкока письмами, в которых указывали на эту ошибку — ведь зрачки человека после смерти расширяются. Врачи настоятельно советовали закапывать в глаза «умершей» актрисе белладонну, чтобы имитировать эффект мёртвого глаза. В следующих фильмах Хичкок неизменно следовал этому совету.

Места съёмок

  • 4270 Бульвар Ланкершим, Северный Голливуд, Лос-Анджелес, Калифорния, США (натурные съёмки)
  • Бэклот, Студии Юниверсал — 100 Юниверсал Сити Плаза, Юниверсал Сити, Калифорния, США (студия)
  • Фоллс Лэйк, Лос-Анджелес, Калифорния, США (съёмки болота)
  • У Харри Майера — 611 бульв. Ланкершим, Северный Голливуд, Лос-Анджелес, Калифорния, США (сцена в агентстве по продаже автомобилей)
  • Лос-Анджелес, Калифорния, США
  • Финикс, Аризона, США
  • Маршрут 99 шоссе Фресно-Бэйкерсфилд, Калифорния, США
  • Долина Сан-Фернандо, Лос-Анджелес, Калифорния, США

Техническая информация

Плёнка — 35 мм, отношение сторон — 1,37:1 (для показа в кино и на домашнем видео картинку урезали до 1,85:1), звук — моно (звукозаписывающая система Westrex).

Анализ

Толкователей Хичкока давно озадачивает пропущенный через весь фильм мотив птиц, отчасти предвещающий образность его следующей ленты[2]. В начале фильма город показан с высоты птичьего полёта, затем камера останавливается на флюгере в виде птицы, и всплывает название города — Финикс (что значит «феникс»). Имя главной героини — Крейн (что переводится как «журавль»); Норман прямо сравнивает её (как, впрочем, и мать) с птицей. Чучелами птиц и их изображениями заполнены комнаты мотеля Бейтса. Убийство в ванной сопровождается пронзительными звуками, похожими на крики потревоженных птиц, и напоминает нападение коршуна на беззащитную жертву[2].

По мнению фрейдиста Славоя Жижека, в хичкоковском мире птицы воплощают стремящееся к обладанию сыном, хищное материнское суперэго. В связи с этим он приводит наблюдение психолога Кристофера Лэша: «Бессознательные впечатления о матери настолько раздуты, настолько пропитаны агрессивными импульсами, а интенсивность её заботы настолько не соответствует потребностям ребёнка, что в его воображении мать часто предстаёт в образе хищной птицы»[3].

Франсуа Трюффо в интервью с Хичкоком подметил, что повествовательная линия «Психо» выстроена таким образом, чтобы вести от проступков к преступлениям. За невинным адюльтером следует растрата, затем — двойное убийство, а его причиной оказываются психические отклонения главного героя[2].

Награды

Номинации

  • 1961 — Премия «Оскар»
    • Лучшая актриса второго плана — Джанет Ли
    • Лучшая работа художника-постановщика в чёрно-белом фильме — Джозеф Хёрли (Joseph Hurley), Роберт Клэтворти (Robert Clatworthy), Джордж Майло (George Milo)
    • Лучшая операторская работа — Джон Расселл
    • Лучшая режиссура — Альфред Хичкок

Продолжения и ремейки

В массовой культуре

Напишите отзыв о статье "Психо"

Примечания

  1. Danny Peary. Psycho // [books.google.ru/books?id=KDsPBAAAQBAJ&pg=PT324 Cult Horror Movies: Discover the 33 Best Scary, Suspenseful, Gory, and Monstrous Cinema Classics]. — Workman Publishing, 2014-10-07. — С. 323-326. — 442 с. — ISBN 9780761181705.
  2. 1 2 3 Robert Phillip Kolker. Alfred Hitchcock’s Psycho: A Casebook. Oxford University Press US, 2004. ISBN 978-0-19-516919-5. Pages 23, 156.
  3. Slavoj Žižek. Looking Awry: An Introduction to Jacques Lacan Through Popular Culture. 2nd ed. Massachusetts Institute of Technology Press, 1992. ISBN 978-0-262-74015-9. Page 99.

Литература

  • Стивен Ребелло. Хичкок. Ужас, порожденный «Психо»? = Alphred Hitchcock and the Making of Psycho. — Эксмо, 2013. — 320 с. — (Альфред Хичкок. Кинопремьера мирового масштаба). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-62661-8.
  • Robert Phillip Kolker. [books.google.com/books?id=k5I5ED1IiFQC Alfred Hitchcock's Psycho: A Casebook]. — Oxford University Press, 2004. — 272 с. — ISBN 978-0-19-516919-5.
  • Joseph W. Smith III. [books.google.com/books?id=nxL26p22nkUC The Psycho File: A Comprehensive Guide to Hitchcock's Classic Shocker]. — McFarland, 2009. — 228 с. — ISBN 9780786454860.
  • David Thomson. [books.google.ru/books?id=nxL26p22nkUC The Moment of Psycho: How Alfred Hitchcock Taught America to Love Murder]. — Basic Books, 2009. — 226 с. — ISBN 978-0-465-00339-6.
  • Randy Rasmussen. Psycho, the Birds and Halloween: The Intimacy of Terror in Three Classic Films. — McFarland, 2014. — 212 с. — ISBN 978-0786478835.

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Психо (фильм, 1960)
  • «Психо» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.allmovie.com/movie/v39578 Психо] (англ.) на сайте allmovie
  • [www.imsdb.com/scripts/Psycho.html Сценарий фильма] (англ.)
  • [www.thepsychomovies.com Сайт о серии фильмов «Психо»] (англ.)
  • [www.filmsite.org/psyc.html Анализ фильма на «Filmsite»] (англ.)
  • [www.brightlightsfilm.com/28/psycho1.html Статья о фильме «Психо»] (англ.)

Отрывок, характеризующий Психо

Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.